Александр Генис: Художник Виталий Комар, сегодняшний гость «Американского часа» - нередкий посетитель нашей студии. Сейчас, когда знаменитый дуэт «Комар-Меламид» распался, Виталий Комар открывает новую фазу в своей творческой жизни. Именно поэтому он полон планами, необычными проектами и, как всегда, неординарными мыслями о новых тенденциях в изобразительном искусстве и роли художника в обществе. Стандартный набор проблем, но - не их решений.
Виталий, чем вы заняты сейчас?
Виталий Комар: Сейчас я продолжаю работу, которую начал уже в 2005 году, когда мы впервые с Аликом Меламидом стали работать над индивидуальными проектами. Эта работа связана с созданием визуальных символов, в частности, символов, связующих разные религии, разные веры, своего рода экуменическая работа, которую я назвал «Три выходных дня». Имеется в виду суббота, воскресенье и пятница, которую отмечают обычно в странах ислама. Я помню, как мой дедушка радовался, когда после смерти Сталина ввели субботу. Ведь до этого было только воскресенье и ему приходилось идти на очень многие сложности, договариваться с начальством, поскольку он хотел, как и его предки, отмечать субботу. Этот проект развивается.
Александр Генис: Виталий, а как можно создать символ? Символы ведь рождаются, а не создаются?
Виталий Комар: Вы знаете, есть много мнений по этому поводу, и я думаю, что все они правильные. Например, в свое время считали, что Юнг, как психолог, это оппозиционер по отношению к Фрейду. А сейчас мы видим, что, в общем-то, они писали об одном и том же. В частности, Юнг уверял, что такие символы как круг, крест и треугольник даны изначально, но сейчас они как бы выразились генетически.
Александр Генис: В коллективном подсознательном?
Виталий Комар: Да. Он их называл архетипами. И эти символы, конечно, накладываясь друг на друга, могут дать самые разные вторые символы, третьи, четвертые. Например, треугольник. Два треугольника - звезда Давида, символ иудаизма. Круг, вписанный в квадрат, это символ Вселенной в индуистской традиции. Это мандала. Круг был символом неба, квадрат был символом земли, потому что это ориентация по сторонам света – верх, низ, юг, север, запад, восток, и стабильность, конечно.
Александр Генис: Ваша работа представляет собой комбинацию таких символов?
Виталий Комар: Это много разных символов. Я считаю, что символов трех выходных должно быть много. Нельзя создать один символ. Это самые разные символы, некоторые из них - визуальные. Например, у меня есть образы змеи, кусающей свой хвост. Символ бесконечного времени, символ единства, внутреннего и внешнего, экстравертности, интравертности. Это очень красивый символ, связанный с архетипом круга. Так вот, например, вы заменяете в одной работе хвост змеи на ветку яблони, и получается символ первичного грехопадения, змея, которая пожирает свой собственный плод, который в свое время она предложила Адаму. То есть синтез самых разных сюрреалистических, сновидческих, коллективных, индивидуальных архетипов и символов.
Александр Генис: Ваше искусство сейчас, как я знаю, связано с Китаем?
Виталий Комар: Совершенно верно. Когда я впервые попал в Китай, меня поразило сочетание того, что там я вижу будущее, даже в какой-то степени будущее не только России, но и Америки, эти небоскребы светящиеся, и, с другой стороны, я видел прошлое, прошлое советской России, те же самые пионеры с красными галстуками, совершенно как в моем детстве, обилие солдат и их военная форма, очень похожая на советскую форму. Даже ушанки у них похожи на русские. Затем искусство, которое осталось от времен Мао, вот эти скульптуры с героическим жертвами. И, конечно, ритуал собрания, конференции, который был разработан в России и стал, в общем-то, интернациональным коммунистическим движением и теперь живет в Азии, в Китае.
Александр Генис: Есть такое ощущение, что нынешнее китайское искусство близко к советскому искусству последнего периода советской жизни. То есть соцарт добрался до Китая за последние десять лет. Не так ли?
Виталий Комар: Я думаю, что соцарт добрался до Китая раньше. Первые китайские соцартисты появились уже в начале 90 годов, и я имел счастье участвовать в одной выставке, в самом начале 90-х, которая была посвящена юбилею Мао Цзедуна. Дело в том, что у меня с детства осталась копия плаката, где Сталин и Мао Цзедун жмут друг другу руки. Потом эти копии были везде уничтожены в хрущевское время, а также и в Китае, во время Культурной революции. Я начал с 90-х годов сотрудничать с некоторыми китайскими художниками, и мне нравилось то, что в России я и мои друзья создавали этот соцарт примерно на 20-15 лет раньше, чем они. Сейчас то, что делается в Китае, гораздо ближе к европейскому и американскому, к тому, то сейчас происходит искусстве России. Дело в том, что Китай это не просто постмодернистская культура, я сейчас не говорю только о живописи, но это и посттоталитарная культура с особым отношением к идее копирайта, к идее авторской уникальности и авторской этики. Совершенно свободно они берут любую идею, только мелькнувшую недавно в Англии или Германии, делают это больше, визуально агрессивнее и вкладывают больше денег, потому что богатые люди в Китае поддерживают этот китайский посттоталитаризм.
Александр Генис: Если мы сравним ситуацию в китайском искусстве с ситуацией в русском искусстве. Если они начинались в более или менее одинаковой фазе, то что произошло теперь?
Виталий Комар: Я думаю, что остались некоторые общие запреты. Например, яркие, откровенные эротические образы не пользуются благословением правительства ни в Китае, ни в России. Но что касается цензуры, связанной с религиозными образами, в Китае, я думаю, более плюралистично. Дело в том, что буддизм с натяжкой можно назвать монотеизмом. Все-таки Будда это не бог. Вообще в китайском языке даже слова «бог» нет. Будда это некое состояние, которого может достигнуть каждый.
Александр Генис: Будда вообще с маленькой буквы пишется.
Виталий Комар: Вообще, сложно. Например, слово «атеизм» даже очень сложно перевести на китайский, потому что слова «бог» нет в языке. Вот эта иудейская традиция монотеизма, который стал частью нашего сознания европейского, в том числе русского, там отсутствует. Поэтому, мне кажется, что цензура в отношении религиозных вопросов в России более строгая, чем в Китае.
Александр Генис: Но, тем не менее, цензура в том или ином виде присутствует в русском и в китайском искусстве. Насколько это существенно для движения искусства в целом? Дело в том, что на Западе, в атмосфере свободы, есть, я бы сказал, эстетское отношение к цензуре, к запрету, которое позволяет искусству быть более изобретательным, более эффектным.
Виталий Комар: Совершенно верно, запреты иногда развивали первоначальную идею художников. Что касается цензуры в сталинское время то она, безусловно, заставляла художников больше времени, энергии и фантазии уделять развитию формы. Я сам был знаком с нескорыми крупными соцреалистами, когда еще был студентом, и они прекрасно понимали и коплексовали по поводу сюжетов своих картин. Но я помню, что один из них говорил: «Вот ты переверни кверху ногами, смотри - абстракция, вот здесь - белое пятно, здесь – красное, а вот это знамя вообще написано без красного цвета. Это знамя освещено с одной стороны костром, там оранжевые цвета, а с другой стороны - темно синее ночное небо, там фиолетовые цвета. Я написал знамя, не используя красной краски».
Александр Генис: То есть это был формализм высшей степени?
Виталий Комар: Это еще и либеральный кукиш в кармане – красное знамя без красного цвета. Особенно постимпрессионистское направление очень сильно развивалось в Советском Союзе, гораздо сильнее, чем в Америке и в Европе. В Америке и Европе постимпрессионизм уже к концу 30-х перестал развиваться. А в России это развивалось довольно долго. Практически до 80-х годов.
Александр Генис: Виталий, как складываются ваши творческие отношения с китайскими коллегами?
Виталий Комар: Совершенно замечательно. Художники - везде художники. Я помню, пригласили меня местные художники на такую вечеринку, которая была в ресторане. Я вам скажу, что китайские художники пьют не меньше, чем русские. Но, в отличие от русских художников, с утра они как штык - с чистой головой за работу. У них все-таки трудолюбия больше, чем водколюбия, которое, к сожалению, у многих моих русских коллег развито.
Александр Генис: Чего нам ждать от ваших китайских опытов?
Виталий Комар: Это будет работа, посвященная моим воспоминаниям об искусстве периода Москва-Пекин, дружбы между Китаем и Россией. Это будет вообще о хороших отношениях между людьми, между странами. Вот этот символ рукопожатия будет фигурировать, будет трансформироваться. Это вообще о дружбе и о хрупкости дружбы между людьми.
