Ирина Лагунина: 75 лет назад 30 января 1933 года президент Германии Гинденбург назначил рейхсканцлером Адольфа Гитлера. 12 лет правления нацистов закончились для Германии крахом. В конце прошлой недели мы рассказывали о том, что совсем недавно были рассекречены и представлены публике новые документы о массовом истреблении людей в концентрационных лагерях. Это около 100 миллионов страниц, которые наверняка откроют много нового в этой главе истории. Но вообще, насколько полно исследованы историками эти 12 лет? И с точки зрения событий, и с точки зрения того, что представляет собой фашистская идеология. С такими вопросами наш берлинский корреспондент Юрий Векслер обратился к молодому немецкому историку, научному сотруднику центра изучения современной истории в Потсдаме Игорю Полянскому.
Игорь Полянский: Я думаю, что историками в Германии и вообще во всем мире, конечно же, эти 12 лет исследуются так, как никакие другие 12 лет никогда еще не исследовались. То есть период, действительно на него сфокусировано все внимание, он находится под большим увеличительным стеклом исторической науки. Другой вопрос, что все равно, поскольку сама история как наука развивается методологически, возникают новые вопросы, вдруг появляются новые отрасли в плане источников. Наконец сегодня существует целое направление так называемой истории исторической памяти, когда уже в центре внимания находится не сама фактура тех 12 лет нацистского режима, сколько то, как мы сегодня, как общественность сегодня смотрит на эту историю, каким образом она интерпретируется, как сегодня политики, общественные деятели используют наше знание о националистическом прошлом в каких-то сегодняшних политических целях.
Юрий Векслер: Насколько, по вашему мнению, существование Холокоста исторически документально доказано и подтверждено? Мы сталкиваемся, конечно, с одиозными личностями и с единичными попытками отрицать Холокост. Насколько эта работа сделана и может ли она быть сделана так, чтобы никогда в других поколениях ни у кого не могло возникнуть сомнения в том, что это чудовищное явление действительно было?
Игорь Полянский: Сомнения, наверное, будут всегда. Потому что здесь стоит вопрос о том, каким образом общественность и наука взаимодействуют между собой. Отрицается не только Холокост, отрицается в определенных кругах существование античности, существование средневековья. Например, в России очень популярная школа Фоменко, так называемая «Новая хронология», которая с помощью каких-то сложных расчетов пытается доказать, что мы живем не в 21 веке, а в 16 и что где-то историки приписали еще лишних три или четыре века. Что же касается науки, то я думаю, здесь вопросов никогда не было, серьезных сомнений, так и не будет. Потому что фактологическая база о том, что делали нацисты в уничтожении евреев, о концентрационных лагерях, о газовых камерах, документация настолько плотная и сквозная, что я не думаю здесь вообще возможны дискуссии. Сам вопрос, насколько мы можем быть уверены в этом прошлом, мне кажется, почти что абсурдным.
Юрий Векслер: Нигде в мире мы не видим переработанного собственного исторического опыта все-таки в обществе ни в Италии, в частности, ни в Испании, ни тем более в России, как в Германии. Мне очень близка мысль Вайцзекера, что денацификация, сам процесс показал не то, что мы стали лучше, говорит о немцах, а просто показала, на что способен человек вообще. И если не напоминать об этом постоянно, то тогда ничто не помешает в какой-то другой исторической реальности повторения чего-нибудь подобного. Урок истории, является ли он какой-то гарантией?
Игорь Полянский: Здесь, наверное, надо различать два понятия: денацификацию в узком смысле или же уже то, что в Германии называется «культура исторической памяти». Денацификация проводилась непосредственно после войны, причем не немцами, а оккупационными режимами. И этот процесс, можно сказать, был достаточно успешным, особенно в американской и британской оккупационной зоне Германии. Здесь были тоже самые разные концепции, работы в этом направлении, кстати сказать, интерпретации, мы уже об этом говорили, причина нацизма. Очень модно было, например, после войны в американской сфере влияния психоаналитическая интерпретация немецкого общества, как общества коллективного преступника, где центральной парадигмой было то, что немецкая семья в начале 20 века с авторитарными родителями, с авторитарным отцом главным образом является ячейкой зарождения национал-социалистического духа, фашистского духа. И если изменить семейные отношения, то изменится, например, и весь немецкий народ.
Я не думаю, что путь напоминания или просвещения, что это может быть какой-нибудь гарантией, что подобные катастрофы не повторятся. Потому что они, их причина лежала не в каком-то отсутствии знания, например, что человечество способно на такое. Могу перевернуть этот тезис и возразить, что в 19 веке человечество очень хорошо себе представляло, на что оно способно. И тем не менее национал-социализм был возможен. И несмотря на то, что я говорю, все-таки я смотрю на эту ситуацию оптимистично, поскольку те процессы, которые привели к возникновению национал-социалистического режима, кстати, и коммунистического режима в Восточной Европе, в Советском Союзе – это процессы одного порядка. Хотя ни в коем случае я бы не стал сравнивать социализм и национал-социализм, тем не менее, дефициты, которые возникли в Европе, в обществе европейских государств в начале века, они сходны и проблемы, которые были у Германии и у России, похожи.
Вернемся опять же к Максу Веберу, на мой взгляд, он наиболее адекватно интерпретирует их как некие дефициты в связи с секуляризацией общества, в связи с тем, что разные сферы общественной деятельности, разные системы, как говорит, например, Луман в его терминологии, начали обособляться друг от друга, получать большую автономию. Речь идет о науке, о культуре, о сфере экономики, о религии, о политике. Все это сферы, которые начали замыкаться на себе, а общество как бы осталось в результате без некоего единого культурного вектора, которым до этого была религия и возникли так называемые мировоззренческие диктатуры. Коммунистический режим, национал-социализм. Мировоззренческая диктатура - это попытка заполнить тот вакуум, который остался в процессе секуляризации общества. И собственно, этот кризисный момент на сегодняшний день, на мой взгляд, в Европе уже пройден. Сегодня подобный кризис тому, который был в начале прошлого века в Европе, переживает исламский мир, который столкнулся в процессе глобализации, в процессе технического развития, которое, конечно же, и там идет на Востоке, в Азии идет семимильными шагами, столкнулся с похожими проблемами, что были в Европе в начале 20 века. И отсюда возникает в данном случае немножко в иной форме, но тоже движение в сторону фундаментализма, в сторону мессианизма, претензии на мировое господство, переустройство мира. Здесь тоже существует опасность переходного периода, но я не думаю, что эта опасность сегодня существует в западном мире, в Европе.
