Александр Генис: Классическим языкам не слишком везло в России. Не зря самый известным учителем их стал чеховский «Человек в футляре», мучивший учеников вымершей грамматикой. Постепенно во всем мире классические штудии перестали привлекать студентов. И их можно понять. Так, сохранилось предание об одном профессоре, начинавшим курс греческой трагедии словами «Еврипид интересен тем, что в его пьесах можно найти все глагольные исключения».
Не удивительно, что в ХХ веке изучение латыни и греческого стало казаться анахронизмом. Зато удивительно, что в 21-м столетии античная мода вернулась, захватив по пути и массовую культуру.
Уже на следующий год после событий 11 сентября «Нью-Йорк Таймс» констатировала: «Американский книжный рынок надевает тогу». И, действительно, в последующие за налетом террористов годы на читателя обрушился целый поток книг из римской истории. Причем, речь идет об очень разных книгах. Например, Майкл Форд предложил читателям добротный исторический роман «Боги и легионы». Тони Перроте выпустил путеводитель древнеримского туриста. Грегори Хэйс – новый перевод Марка Аврелия, книгу которого издательство «Рэндом-Хаус» разумно объявило «первым пособием по психотерапии». Но, пожалуй, интереснее всех с римской темой сейчас обходится Стивен Сэйлор. Он пишет серию детективных романов, в которых частный сыщик с характерным латинским именем Гордиан расследует уголовные дела, восстановленные по судебным речам Цицерона. (Замечу в скобках, что все эти книги наверняка нашли бы готовую аудиторию в России, где тоже оживился интересе к античной истории).
В чем же причина римской моды? Мода красноречива: поверхностные веяния поп-культуры всегда выдают подспудное движение более глубоких пластов жизни, залегающих в таинственной толще коллективного подсознания. Если Америка вновь рядится в тогу, значит, у нее на то есть причины, пусть даже сама она о них и не задумывается. Как иначе объяснить совсем уж неожиданный успех нескольких книг, посвященных уже не римской истории, а ее языку – изучению латыни?
Автор одной из таких книг сегодня - гость «Американского часа». Это - писатель и журналист, Харри Маунт. Его недавно вышедшая книга называется «Не теряйте времени. Добавьте в свою жизнь немного латыни». С автром-латинистом беседует наш корреспондент Ирина Савинова. Надо заметить, что этот разговор, как и все в эти горячие предвыборные дни, начался с политики: латынь и президенты.
Ирина Савинова: Из сегодняшних кандидатов в президенты никто не изучал латынь. Только Руди Джулиани, помышляя стать священником, поверхностно познакомился с "вечным" языком. Неужели, готовясь к политической карьере, кандидаты не видят необходимости обратиться к древним римлянам? Ведь раньше ситуация была иной.
Харри Маунт: Президент Джефферсон был просто одержим любовью к классической литературе. Свое знакомство с ней он начал в возрасте 9 лет в Монтиселло. Он верил, что изучение латыни и греческого – идеальное образование для молодежи, и, преследуя именно эту цель, впоследствии основал университет в Шарлоттсвиле, в штате Виргиния. Логично, что университет построен в стиле античной архитектуры.
В следующие 150 лет тридцать один из сорока американских президентов изучали латынь. Джон Кеннеди учил латынь даже не в одном, а в трех разных учебных заведениях. Большие способности к языку проявил Ричард Никсон. Джордж Буш-старший был активным членом студенческого братства "Власть, единство, истина" (" Auctoritas , Unitas , Veritas "). В последние годы практика обучения латыни в американских учебных заведениях совсем умерла.
Ирина Савинова: Для чего нам сегодня нужно знать латынь?
Харри Маунт: Сам я считаю, что, прежде всего, из-за красоты самого языка. Из-за его огромного влияния на литературу Западного мира. Все известные западно-европейские писатели знали латынь. Шекспир в 16-ом веке изучал латынь, и - в меньшем объеме – греческий язык, в маленькой школе в Стратфорде. Его произведения полны ссылок на классику и классические сюжеты.
Другой причиной, по которой следует учить латынь, является та, что латынь помогает лучше понять современный английский. И не потому, что два языка похожи, а потому, что в латинском есть явления, которых нет в английском, узнав которые, становится понятнее, из чего складывается язык. Узнав все особенности латыни, вы начинаете пользоваться английским с большей гибкостью, ибо знаете наизусть все правила грамматики и строго следуете им.
Ирина Савинова: Говорят, что в военной академии Вест-Пойнт большое внимание уделяют преподаванию классики. Почему?
Харри Маунт: Не знаю о точной причине, но смысл делать это определенно есть. И не только потому, что для кадетов важно перенимать опыт военных операций древних римлян и греков. И не только стратегию определенных битв и тактику ведения боев, но и красоту языка произведений, в которых описываются сражения с варварами. В старших классах школы Билл Клинтон просто не расставался с "Записками о галльской войне" Юлия Цезаря, как известно, писавшего о многих военных кампаниях. Произведения о войнах, написанные римскими и греческими лидерами-полководцами, стали бесценными произведениями литературы.
Ирина Савинова: Со времен Джефферсона обучение латыни в школах продолжалось 150 лет. Что произошло позже?
Харри Маунт: В 1905 году в 56 процентах американских школ преподавали латынь. В 60-е годы произошел полный крах системы обучения древним языкам. К 1977 году только 6 тысяч студентов в Америке сдавали экзамен по латыни. Но в 2005 году экзамен сдавали уже почти 135 тысяч учащихся. Из этого не следует, что все станут Джефферсонами, но взгляд в прошлое помогает глубже и полнее понять настоящее: изучающим латынь становится заметна римская прослойка под кожей Западного мира. В последнее время опять наблюдается пробуждение интереса к изучению классики.
Ирина Савинова: Может ли это быть связано с событиями 11-го сентября?
Харри Маунт: Возможно, ибо последние несколько лет повсюду наблюдается возрождение интереса к изучению латыни и греческого языка. Возможно, из-за того, что стали больше уважать прочные и незыблемые вещи. Такие, как грамматика, например. Переоценили старомодные истины. Вот почему и моя книга "Не теряйте времени. Добавьте в свою жизнь немного латыни", и посвященная той же теме книга Линн Трасс "Ест, стреляет и уходит" пользуются сегодня в Америке популярностью.
Ирина Савинова: Чем лично вам дорога латынь?
Харри Маунт: Я полюбил латынь в школе, в возрасте 9 лет. Больше всего меня занимает почти математическая точность перевода с латинского на английский, и наоборот. Это - как решать уравнение. Нужно переставлять компоненты, переносить то, что в конце, в самое начало, потому что латинские глаголы стоят в конце предложения. Мне особенно нравятся точность и краткость латыни. Переводя с английского на латынь, мы избавляемся от большого числа английских слов. Это стимулирующее упражнение для ума – найти точное соответствие сказанному в обоих языках. Но один мертв, а другой – живой. И очень интересно отыскивать комбинации английских слов, которые могли бы описать что-то, чего нет в латинском тексте. Ведь в мертвый язык не добавишь новых слов. Переводя с латыни на английский, вы даете волю воображению, вы расширяете возможности оригинала, вводя вместо коротких латинских фраз много длинных английских.
Ирина Савинова: Как звучит латынь?
Харри Маунт: Многие из тех, кто говорят на латыни в Америке и в Англии, почему-то считают, что нужно говорить медленно, тщательно артикулируя каждое слово. Создается впечатление, что это какой-то скучный тяжеловесный язык. Это совершенно не так. Латынь звучит как ритмичное постукивание, тук-тук, тук-тук, это немного похоже на итальянский. Недавно на конференции в Риме, в которой я участвовал, один академик читал вслух Виргилия. Очень красиво, быстро и романтично. Создавалось впечатление, что влюбленный итальянец поет серенаду Софии Лорен где-то в Неаполе, а не читает древний классический текст. Я верю, что латынь так и должна звучать.
Ирина Савинова: У вас есть любимое латинское изречение?
Харри Маунт: Да. В "Энеиде" есть замечательное место. Это место многие любят. Фраза не только звучит красиво, но и по сей день у нее мощный смысл. Много раз на дню у нас возникают идеи, которые несколько тысяч лет назад возникли у римлян, но оформлены они были тогда гораздо красивее. Эней собирается основывать Рим, но его корабль терпит крушение, команда погибает. Эней и его верный друг Акест сидят на итальянском побережье, и Акест подбадривает Энея: "Когда-нибудь ты посмеешься над этим".
