Марьяна Торочешникова: Сегодня в программе. «Дело химиков» прекращено. И - кому выгодно заглушить «Голос Беслана»?
За событиями, развернувшимися вокруг необходимости госпитализации бывшего топ-менеджера ЮКОСа Василия Алексаняна, почти незамеченным осталось сообщение о прекращении так называемого «дела химиков». Предпринимателей Яну Яковлеву и Алексея Процкого обвиняли в незаконном обороте сильнодействующих веществ. Теперь прокурор отказался от всех обвинений, а суд постановил прекратить дело. Подробности этой истории – во второй части передачи.
А теперь – о судьбе организации «Голос Беслана». Прокуратура считает, что эта организация распространяет экстремистскую информацию. Североосетинская общественная организация пострадавших от террористических актов «Голос Беслана» была создана 25 ноября 2005 года представителями комитета «Матери Беслана» после его раскола. В организации вошло большинство членов комитета, а также отцы, братья, мужья погибших в школе номер 1 города Беслана. К объединению их привела позиция федеральных властей, которые, по мнению членов организации, не желают расследовать бесланский теракт. В начале января этого года, сразу после окончания новогодних праздников, исполняющий обязанности прокурора Назрани Магомед Аушев передал в федеральный суд Назрановского района Ингушетии представление о признании информационных материалов «Голоса Беслана» экстремистскими. В этом документе указано, что в информационном материале общественной организации «Голос Беслана» от 30 ноября 2005 года под названием «Всем, кто сочувствует жертвам бесланского теракта» содержится заведомо ложное обвинение президента Владимира Путина в пособничестве терроризму и тому, что он стал гарантом для преступников. Теперь стало известно, что разбирательство по этому делу будет проходить не в Ингушетии, а в Северной Осетии, соответствующее решение 15 января вынес Назрановский суд. Сайт «Кавказский узел» сообщает, что судья Назрановского суда Гаракоева уже направила все необходимые документы в Северную Осетию, но когда состоятся слушания – неизвестно.
По телефону я связалась с сопредседателем организации «Голос Беслана» Эллой Кесаевой и попросила рассказать ее о последних событиях, развернувшихся вокруг деятельности этой организации.
Элла Кесаева: Наша организация, в общем-то, была создана как общественная организация потерпевших для содействия расследованию бесланской трагедии. Потому что мы видели, что расследование не проводится, что показания заложников игнорируются, не учитываются, их не исследуют. И примером тому были и суд по Кулаеву, и другой суд – по сотрудникам милиции города Беслана, которых амнистировали. Поэтому мы занялись своим расследованием. Мы неоднократно подавали на прокуратуры, ходили во все возможные инстанции в Российской Федерации. И, в общем-то, по этим своим материалам дела подали летом, 25 июня, в Страсбург наше заявление. 25 января мы подали второй наш, дополнительный материал, очень обширный. И почти вся наша работа свелась к этому обширному материалу, 43 килограмма массой, большая работа. Свидетельские показания заложников направлены конкретно в адрес Европейского суда по правам человека, материалы дела, протоколы, доклады.
В общем-то, наши выводы такие, что переговоры не велись, по школе применили 58-ю армию, применили танки, огнеметы, что целенаправленно дети были убиты. Применили запрещенное Европейской конвенцией оружие. Огнеметы – это оружие, которое не дает шансов на выживание там, где оно применяется. Применяли по спортзалу эти огнеметы. В общем-то, сам факт, конечно, расследование официальное сперва отрицало, что применяли огнеметы и танки, и под давлением вещественных доказательств они вынуждены были признать, что применяли, но тогда, когда заложников уже не было. Вот такой хитрый ход. Хотя это, конечно, абсолютно вводит в заблуждение общественность, и вообще это является обманом, что только вечером это применяли. Тем не менее, даже вечером, даже утром, ночью, когда бы ни было, по зданию школы нельзя применять это оружие, нельзя стрелять танками. Потому что никто не знал, кто там еще есть, есть ли там заложники, нет ли. И вот все свидетели, очевидцы этого силового варианта спасения заложников, а на самом деле уничтожения террористов вместе с заложниками, все эти материалы мы предоставили в суд.
Мы никогда не скрывали свою деятельность, все-таки мы, как могли, распространяли сведения о том, что мы делаем. Потому что гласность, он в какой-то степени защищала нас. Мы прекрасно понимаем, что наша деятельность, она очень неугодна власти, понимали, что реальную угрозу наша деятельность представляет для них.
Марьяна Торочешникова: Отправили все материалы в Европейский суд по правам человека. И что?
Элла Кесаева: Была направлена жалоба курьером самолетом. То есть 1 января мы уже получили от них подтверждение, что эти материалы ими получены, они на месте. Мы очень переживали, что они не дойдут, что их перехватят, но, слава богу, все благополучно завершилось с этими материалами. А с нашей организацией, видя, что мы не останавливаемся, что мы работаем, проходим суды, подаем заявления, жалобы в прокуратуру, в суды, именно как потерпевшие в бесланской трагедии… В общем-то, мы считаем, что нашу организацию через районный суд, а потом через Верховный суд республики закрыли. Но единственное, по нашему ходатайству, надзорной жалобе решение суда приостановлено, мы пока еще являемся официальной организацией. Но это дело времени. Мы надеемся, что нас оставят, но, скорее всего, нас закроют как организацию.
И еще последнее, что вызвало возмущение у всех, и у жителей Беслана, и у жителей нашей республики, наверное, у других правозащитников, - что по нашему заявлению два года тому назад мы призвали общественность помочь нам в информации, и по этому старому заявлению прокурор города Назрани Аушев составил представление и передал в районный суд, что мы распространяем экстремистскую информацию. И ни много, ни мало, мы когда получили повестку из Назрановского районного суда, там было написано, что по экстремистской направленности вызывают нас в суд, и «Голос Беслана» - ответчик. Мы были удивлены не могли понять, в чем дело. Ну, как это, организация потерпевших – и вдруг нас обвиняют в экстремизме. Это настолько абсурдно, что когда мы получили представление прокурора на руки, то были крайне удивлены вообще содержанием. Оказывается, мы экстремисты, потому что мы распространяем, по утверждению прокурора, заведомо ложную информацию в отношении президента нашей страны Путина, что мы обвиняем его в гибели наших детей.
Марьяна Торочешникова: Элла, скажите, а ссылки на какие-то конкретные формулировки этого заявления в представлении прокурора есть? Что конкретно ему не понравилось в заявлении от 30 ноября 2005 года? Что конкретно он считает экстремистским?
Элла Кесаева: Экстремисты что мы… Такая фраза там была, что ни один теракт не был расследован за последнее время, за время правления президента Путина, что этой нерасследованностью руководство страны и президент пособничают терроризму. Такая фраза ему не понравилась, он ее выдернул и еще прикрепил ярлык «распространение заведомо ложной информации» к этому. И вот это все вместе назвал экстремистской деятельностью. Конечно, на это мы сразу же отреагировали, написали, председатель нашей организации лично написала письмо президенту Путину, что «да, мы считаем вас виновников трагедии, но это не является экстремизмом, мы требуем от вас прекратить преследование общественной организации, чтобы вы лично уделили этому дело внимание». Никакой реакции не чувствуем. Письмо получено, мы это знаем, но никакого ответа, в общем-то, нет.
Марьяна Торочешникова: Вы вообще сейчас себя чувствуете в безопасности? Не мешают ли вам работать, не мешают ли вам собирать информацию?
Элла Кесаева: Мы себя не чувствуем в безопасности, естественно, потому что мы понимаем, что над нами нависла как бы фальсификация, готовится фальсификация не только экстремизма, а, скорее всего, делается упор на уголовное дело. Потому что один момент такой был, когда административное дело пытались на меня завести, и мы изучали материалы дела, и там была попытка в материалах дела… уголовное дело пытались на нас завести, лично на меня конкретно. За что? В общем-то, ни за что, конечно, это фальсификация. Я считаю, что эти попытки они не оставят.
Мы свои права отстаиваем какими методами? Методом судов, только законными методами, через жалобы, через ходатайства. И еще делаем митинги, это тоже конституцией разрешено. Так вот, если нашу организацию объявят экстремистской уже, то вот это будет запрещено. Если мы нарушим запрет, уже идет дальше уголовная ответственность.
Так вот, мы не собираемся сворачивать свою деятельность, вот в чем дело. Никто из нас, даже если суд объявит нас экстремистами, не собирается отступать и закрывать на этот беспредел свои глаза. Это невозможно. Мы потерпевшие, мы видели столько горя и пролили столько слез, что для нас это просто невероятно, невозможно.
Марьяна Торочешникова: Как вы оцениваете поддержку международных организаций? Вот сейчас стало известно, что организация «Обсерватория» выступила в вашу защиту, выступила с призывом к международным организация срочно вмешаться в разрешение конфликта между вашей организацией и российскими властями. Насколько вам помогает такая поддержка?
Элла Кесаева: Когда мы собираемся и читаем свою почту, и среди ее такая поддержка, настолько это морально поддерживает, что женщины говорят, что, да, ради этого стоило остаться жить, чтобы так бороться и чтобы такое понимание увидеть от общественников, от правозащитников. Мы им очень благодарны все.
Марьяна Торочешникова: Сказала сопредседатель организации «Голос Беслана» Элла Кесаева.
Вечером того же дня, когда было записано это интервью, мне перезвонила Элла Кесаева и рассказала, что почтальон принес ей письмо из Верховного суда республики Северной Осетии. В конверте лежало определение президиума суда, датированное 4 февраля 2008 года, из которого следовало, что надзорная жалоба «Голоса Беслана» отклонена, и теперь юридически такой организации не существует. Элла Кесаева сообщила, что, несмотря на это, организация не прекратит работать, и теперь у нее появилось новое название: Всероссийская общественная организация пострадавших от террористических актов «Голос Беслана». Согласно 3-й статье Федерального закона об общественных объединениях, деятельность такой общественной организации возможна и без регистрации.
«Мы не будем вновь регистрироваться, - цитирую я заявление, размещенное на сайте «Голоса Беслана», - так как в нынешних условиях беспредела и тотального контроля за инакомыслящими регистрация общественной организации является лазейкой для власти и способом заглушить свободу деятельности добровольного объединения. Мы заявляем, что, несмотря на давление, исполним свой долг перед памятью погибших и продолжим свою деятельность».
На днях международная правозащитная организация Human Rights Watch опубликует большой доклад о ситуации, в которой находятся общественные организации в России, о тех проблемах, с которыми сталкивается российское гражданское общество. В этом докладе, в частности, описываются случаи давления на организации со стороны государства. История «Голоса Беслана» в этом докладе занимает отдельное место. Говорит специалист по России московского офиса международной правозащитной организации Human Rights Watch Татьяна Лакшина.
Татьяна Лакшина: Мы сотрудничаем с этой организацией и непосредственно с Эллой Кесаевой достаточно давно, прекрасно знаем огромную работу, которую они делают в очень тяжелых, подчас невыносимых условиях. И то, что сейчас произошло, на самом деле, абсолютно неприемлемо. Речь идет о живой, действующей и совершенно необходимо организации, организации, которая отстаивает права пострадавших в результате бесланской трагедии. И да, конечно, есть основания полагать, что то, что случилось с «Голосом Беслана», это результат нежелания властей слушать о событиях, которые произошли тогда в Северной Осетии, слушать о проблемах жертв, жертв не только террористов, но и жертв властей. Здесь, я думаю, так же важно добавить, что организация «Голос Беслана», которую возглавляет Элла Кесаева, подавала жалобу в Европейский суд по правам человека, и буквально через несколько недель организацию как раз и вызвали в суд, и началась вся эта ситуация вокруг потенциальной ликвидации.
Марьяна Торочешникова: То есть эти два события – ликвидация организации и обращение ее в Европейский суд по правам человека – вы связываете непосредственно? Думаете, что власти абсолютно не заинтересованы в том, чтобы «Голос Беслана» дошел до Страсбурга и там добился какой-то справедливости или посредством Европейского суда и процедуры разбирательства в Европейском суд по правам человека рассказал правду о том, что происходило в Беслане 1 сентября?
Татьяна Лакшина: Конечно, у нас нет оснований утверждать, что здесь существует прямая, непосредственная связь. Но само по себе совпадение выглядит достаточно значимо. И самое главное, что «Голос Беслана» - это организация, которая все эти годы после бесланской трагедии активно добивалась правды, активно говорила, что происходило, очень жестко ставила проблемы. И деятельность этой организации, деятельность Эллы Кесаевой власти не устраивала.
Марьяна Торочешникова: Сказала специалист по России московского офиса международной правозащитной организации Human Rights Watch Татьяна Лакшина.
В Московской Хельсинкской группе также склонны связывать ликвидацию организации «Голос Беслана» и возбуждение в отношении нее дела о распространении информации экстремистского характера с нежеланием российских властей придавать гласности правду о спасательной операции в бесланской школе. Говорит исполнительный директор Московской Хельсинкской группы Нина Таганкина.
Нина Таганкина: Мы полностью поддерживаем позицию членов и руководителей этой организации. Поддерживаем публично. То есть первое заявление от общественных организаций, которые подписала и Людмила Михайловна Алексеева, как раз говорило о том, что мы считаем, что преследование это организации – это следствие того, что они очень последовательно и настойчиво добиваются того, что Россия, как государство, которое взяло на себя международные обязательства гарантировать, в первую очередь, право на жизнь как основное право человека, государство должно проводить эффективное расследование всех тех фактов, в которых оборвалась жизнь. Жизнь не только одного человека, но жизнь многих людей, и в первую очередь детей.
И с нашей точки зрения, то расследование, которое проводило государство, оно не является эффективным, потому что истинный виновник того, что так много человеческих жизней ушло, государство. Потому что государство, - в соответствии еще и с Женевскими конвенциями, которые предусматривают именно ситуации таких экстремальных случаев, - должно предпринимать те меры освобождения заложников, которые не увеличивают число жертв, и ни в коем случае не применять те средства и методы, которые могут повлечь увеличение жертв. А здесь, с нашей точки зрения, как раз вот эти гарантии были нарушены. Государство ничего не сделало для того, чтобы уменьшить количество жертв. Более того, они не провели эффективное расследование для выявления истинных виновников этой трагедии и никого, ни одного человека не привлекли ни к какой ответственности. И вот эта позиция, которую отстаивает уже много лет организация «Голос Беслана», и явилась как раз основанием для того, чтобы ликвидировать эту организацию как юридическое лицо.
Марьяна Торочешникова: Сказала исполнительный директор Московской Хельсинкской группы Нина Таганкина.
Сопредседатель Региональной общественной организации содействия защите пострадавших от террористических актов «Норд-Ост» Татьяна Карпова убеждена, что ни ликвидация «Голоса Беслана» как юридического лица, ни дело об экстремизме, возбужденное в отношении этой организации не смогут остановить Эллу Кесаеву и ее единомышленников. Тем более теперь, когда материалы о бесланской трагедии переданы в Европейский суд по правам человека.
Татьяна Карпова: Наша организация является объединенной организацией, в которую входят и «Голос Беслана», и «Матери Беслана», и «Взорванные судьбы» (это взрывы самолетов), и взрывы домов на Гурьянова и Каширке, взрывы метрополитена в Москве. Мы все одно единое дело делаем, мы требуем правды от государства. Я целиком и полностью разделяю требования женщин из этой организации, целиком и полностью и на стороне Эллы Кесаевой, которую очень хорошо знаю. Но знаете, что я хочу сказать. Естественно, мы будем добиваться правды, разглашения этой правды, тайн, которые сделались теперь государственными тайнами, трагедий в «Норд-Осте» и в Беслане, самых крупных терактов, которые были на территории Российской Федерации за последнее время. Но никакой совершенно разницы не будет, будет ли «Голос Беслана» юридическим лицом или не будет, будет ли «Норд-Ост» юридическим лицом или не будет.
Нас не остановит ничто. Наше объединение ничто и никто не разрушит. Мы законопослушные были, продолжаем стараться быть этими законопослушными гражданами, но дело в том, что нас никто не хочет слышать. Бесполезное битье опять очередное головой об стену.
Марьяна Торочешникова: К слову о тайнах, скажите, пожалуйста, все-таки получили ли вы на руки ответ правительства России в Европейский суд по правам человека по поводу того, что же на самом деле происходило в «Норд-Осте»?
Татьяна Карпова: Нам правительство никакого ответа на руки, естественно, само по себе не дало, это все идет теперь пересылка через Страсбург. То есть правительство ответило Страсбургу, Страсбург переслал ответ правительства в нашу организацию. Это полная беллетристика, когда правительство утверждает, что газ… не называя его, не называя его составные данные, не называя его формулу, не называя его название, они просто утверждают: он был безвредным. То есть поверьте, мол, люди, на слово. То есть «Норд-Ост» лжет потому что газ был безвредный. Простите, но если газ был безвредный, если он не секретный, ну, огласите вы, что же было применено в «Норд-Осте»! Почему опять идет вокруг да около? Они не признали ничего, они не признают абсолютно никакой вины, они не признают то, что штаб абсолютно виновен в халатности и устроил бардак вместо спасательной операции в «Норд-Осте», ни слова об этом. То есть все у нас идеально, все было сделано по высшему разряду, машин «скорой помощи» хватало, все больницы были подготовлены. И продолжение этой лжи у нас идет уже на протяжении 5,5 лет.
Мы ничего не ждем ни от нашего нового правительства, ни от нашего государства. Но нас ничто не остановит. Не получилось в России – да, мы выходим теперь на Страсбург.
Марьяна Торочешникова: Сказала сопредседатель Региональной общественной организации содействия защите пострадавших от террористических актов «Норд-Ост» Татьяна Карпова.
Далее в программе. «Дело химиков» прекращено. Прокурор отказался от всех обвинений в отношении руководителей фирмы «Софэкс» Яны Яковлевой и Алексея Процкого, которых в Федеральной службе по контролю за оборотом наркотиков считали причастными к незаконному обороту сильнодействующих веществ.
6 февраля Перовский суд Москвы поставил точку в так называемом «деле химиков». Речь идет об уголовном деле, возбужденном в Москве в мае 2005 года, тогда к уголовной ответственности за незаконный оборот сильнодействующих веществ привлекли руководителей компании «Софэкс» Яну Яковлеву и Алексея Процкого. В московском управлении Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков считали, что с 1999 по 2005 годы «Софэкс» занимался реализацией этилового эфира без лицензии на фармацевтическую деятельность. Собственно, в этом и состояло преступление. Перовский суд прекратил уголовное дело за отсутствие в действиях Яковлевой и Процкого состава преступления, а также ввиду изменения законодательства.
О подробностях этой истории я попросила рассказать адвоката Яны Яковлевой Юрия Костанова.
Юрий Артемьевич, насколько я понимаю, уголовное дело возбуждалось, а теперь вот прекратилось просто потому, что этиловый эфир перестали считать сильнодействующим веществом. Получалось, что продавать, хранить и использовать его можно совершенно законно. Как вообще получилось, что недавно считавшееся сильнодействующим вещество перестало таковым являться? И что такое вообще сильнодействующие вещества?
Юрий Костанов: Никто не знает вообще, что такое сильнодействующие вещества как класс.
Марьяна Торочешникова: Потому что нет юридического определения?
Юрий Костанов: Нет ни юридического определения, ни какой-то научной дефиниции. У химиков в правилах техники безопасности речь идет о сильнодействующих ядовитых веществах. А эти деятели разделили эти два класса, и у них получились сильнодействующие и ядовитые. Ну, ядовитые веществ, токсины – это еще можно понять, а вот что такое сильнодействующие, повторяю, не знает никто.
Марьяна Торочешникова: Насколько я помню, под сильнодействующие вещества попали и те вещества, которые могут входить в состав каких-то химических препаратов, которые впоследствии могут оказаться токсичными…
Юрий Костанов: Сильнодействующие вещества, если верить их списку, то, например, в свое время даже марганцовка туда попадала. В их списке оказались и эфир, диэтиловый эфир, и толуол, и ацетон, то есть все растворители. В итоге при большом желании, – а такое желание возникло, потому что Наркоконтролю нужно же отчитываться, какие он боевые, как борются со всем этим делом, – раз возникло такое желание, то это их желание, эта их активность уже стала представлять угрозу для безопасности страны. Угрозу для химической промышленности, в частности, потому что химическая промышленность, вообще вся химия не может существовать без растворителей. Это основные растворители, используемые в химической промышленности.
Марьяна Торочешникова: Ну, так и в чем проблема? Пусть бы руководители этих предприятий оформляли надлежащим образом лицензии…
Юрий Костанов: Каким надлежащим образом? Вот дальше идет интересная тема. Статья 243 – это основная статья обвинения Яковлевой и Процкого – предусматривает уголовную ответственность за незаконный оборот сильнодействующих веществ. Если есть незаконный оборот, значит, должен существовать и законный. Никакого единого акта, который бы предусматривал оборот этих веществ, не существует. Есть отдельные акты, которые регулируют ввоз и вывоз, ну, это таможенные дела. А вот купля-продажа, хранение, производство в рамках России – в этом нигде никаких ограничений никто не устанавливает, никаких лицензий на это не надо.
Марьяна Торочешникова: И по этой логике, что не запрещено, то разрешено.
Юрий Костанов: В данном случае эта логика должна срабатывать. Неслучайно, когда следователь предъявил обвинение Яковлевой и Процкому, он же должен был указать, какие законы они нарушили, так он этого сделать не смог. Им вменялось в вину, что они… То есть формально вроде бы статьи указаны: нарушена статья 1-я Гражданского кодекса Российской Федерации, статья… Статья 1-я Гражданского кодекса – самого общего характера, в ней перечислены принципы Гражданского законодательства. Это, скорее, для законодателя, который дальше будет гражданские законы принимать, он должен этой статьей руководствоваться. Но Яковлева и Процкий – исполнители даже, правособлюдатели, скажем так, они должны соблюдать законы, и эта статья к ним никакого отношения не имеет. И еще полдесятка таких наиболее общего плана статей. Дальше им вменяли нарушение основ законодательства о здравоохранении – без указания статьи, а там 68 статей, в основном они посвящена вопросам организации здравоохранения, ну, чем больница отличается от поликлиники, а роддом от морга. Если уж считаете, что нарушили, то объясните, в чем конкретно, что они сделали. Очень красиво выглядело дальше упоминание статьи 17-й закон о лицензировании. Вроде бы ничего, статья указана, но в этой статье 111 пунктов – это перечень лицензируемых видов деятельности, от производства авиационного вооружения до производства противозачаточных средств. В чем дело, какой из пунктов имеет к ним отношение – неизвестно. А заканчивался этот перечень нарушенных статей: «А также иные нормативно-правовые акты».
Марьяна Торочешникова: Это вообще гениальная формулировка, которую, видимо, стоит на вооружение взять всем следователям.
Юрий Костанов: Десятки тысяч законов, постановлений, потому что не только законы, но и нормативно-правовые акты. Пожалуй, это даже сотни тысяч с учетом постановлений правительства, ведомственных нормативов и так далее.
Марьяна Торочешникова: Юрий Артемьевич, если это дело, если это обвинительное заключение состояло из таких нюансов, как оно вообще дошло до суда, как суд его принял к рассмотрению? Ведь дело довольно долго разбиралось.
Юрий Костанов: Я вам скажу. Первоначально суд, правда, не по этим основаниям, вернул дело прокурору. А там было так: 15 томов следственного производства и 3 тома обвинительного заключения. Прокурор подумал, не стал оспаривать, переделали они обвинительное заключение, и в нем теперь стало 16 томов. Для сравнения скажу. Вот недавно телевидение почему-то повторяло передачу по поводу ростовской банды Толстопятовых – знаменитые «Фантомасов» с самодельными автоматами. 15 эпизодов, 11 подсудимых – 14, по-моему, томов всего. И обвинительное заключение в одном томе, и то там, кроме обвинительного, в этот том еще что-то поместилось. А здесь – следственное производство в 15 томах, обвинительное заключение в 16-ти. Я никогда в жизни не видел такого.
Этого обвинительного заключения дальше третьей страницы ведь никто там не читал. А там начинается так, формула любого обвинительного заключения: «Такой-то обвиняется в том, что он…» И вот в деле Яковлевой написано: «Обвиняется в том, что она, будучи финансовым директором такой-то фирмы и генеральным директором такой-то фирмы, добросовестно и разумно руководила производством…» (Смеется) Понимаете, грамотный человек написать этого не должен! Они, конечно, не читали его. Если бы они его читали, они бы не пропустили. В мое время любой прокурор, к которому следователь пришел бы с таким обвинением, развернул бы следователя спиной к себе и придал положительное ускорение. Ну, что это такое!
Прокурор пропустил в суд, суд первый раз вернул, я говорил, прокурору, второй раз оно выросло, обвинительное, и суд второе обвинительное тоже вернул прокурору. Прокурор на этот раз обжаловал. И городской суд, не обращая внимания… Там же тезис какой был, гениальный, у прокурора, в его представлении кассационном: а что такое, мол, статья не указана, там такой перечень статей и иные нормативные акты, что суд сам в состоянии выбрать ту статью, которая ему нужна.
Марьяна Торочешникова: То есть судьи – квалифицированные работники.
Юрий Костанов: Абсолютно! С точки зрения чистого права это такой бред. Так городской суд с этим согласился – и вернули судье. Я, естественно, судье опять это ходатайство повторил, потому что закон позволяет. На что судья грустно очень на меня посмотрела и сказала: «Это мы уже проходили». И, конечно, отклонила, потому что теперь уже за ее спиной городской суд, и она, видимо, не хотела вступать в открытую конфронтацию с городским судом.
Вот такое дело. А почему такие формулировки? Да потому что неизвестно, какие законы нарушены. А почему неизвестно? Да потому что законодатель и сам не знает, что такое сильнодействующие вещества. Они не вправе включать в закон совершенно неопределенные какие-то положения.
Марьяна Торочешникова: А с другой стороны, если порассуждать, может быть, это было сделано намеренно. Ведь когда в законодательстве существуют такие неопределенные положения, то у правоприменителей всегда есть возможность заработать, ну, не совсем легально, скажем так, но пригрозить пальчиком предпринимателям и сказать…
Юрий Костанов: Вы знаете, предполагать можно многое, и все эти предположения не в пользу законодателя и не в пользу власти. Или это действительно для того, что вы сказали, то есть для развития коррупции самой чистой. Или это еще хуже, тогда, на мой взгляд: из нас хотят сделать послушных людей. Вот не вдумывайся, почему это так, но раз мы включили в список безразлично что, завтра отключим воду, послезавтра еще что-нибудь, захотим – оттуда выкинем, как сегодня выкинули, эфир этот диэтиловый, а ты все равно слушайся.
Марьяна Торочешникова: Тем не менее, если говорить конкретно об Алексее Процком и Яне Яковлевой, руководителей фирмы «Софэкс», которых привлекали к уголовной ответственности, если немножко почитать, что писали в прессе по этому поводу, складывается такое ощущение, что либо это действительно неграмотность следственных органов, просто какая-то вопиющая, либо это был какой-то конкретный заказ, просто у людей хотели отобрать их бизнес. Ведь в России довольно распространены такие истории, когда в отношении руководителей, владельцев компаний возбуждают уголовные дела, чтобы под шумок отобрать этот бизнес, раздербанить, а деньги поделить.
Юрий Костанов: По-видимому, это идет не от неграмотности следователей. Это идет от желания следователей изобразить дело так, где его на самом деле нет. Ведь неслучайно это дело было окончательно прекращено судом. Государственный обвинитель отказался от обвинения в полном объеме, суд вынес постановление о прекращении дела.
Марьяна Торочешникова: Да, но для этого понадобилось сколько лет. За это время ваш подзащитный успел побывать в следственном изоляторе.
Юрий Костанов: Для этого понадобилось изменить закон. Потому что если раньше в статье 234-й вообще не было написано, кто признает вещество сильнодействующим, то теперь появился закон, в ноябре прошлого года принят, по которому примечание сделали к этой статье, где написано: «Перечень сильнодействующих веществ утверждает правительство». Правительство утвердило, диэтилового эфира там нет. Все, обвинение рассыпалось, хотите или не хотите – вынуждены прекращать. Кстати сказать, это изменение закона и подтверждает то, что я говорю. Если сильнодействие – это объективный какой-то критерий, это же не зависит от того, правительство или ФСКН что-то делает. Оно или есть, или его нет. И если вчера эфир обладал этим действием, почему оно сегодня куда-то исчезло? Значит, его изначально там не было просто. И значит, правительство сегодня составило этот список так же, как вчера ФСКН, глядя в потолок, думая либо о том, чтобы дать возможность правоприменителям на этом подзаработать, либо чтобы согнуть нашу шею и сделать послушными, чтобы мы бездумно исполняли любое их указание, даже самое нелепое.
Марьяна Торочешникова: То есть я правильно понимаю, вы исключаете возможность какого-то желания некой третьей стороны…
Юрий Костанов: Нет, я не исключаю. У меня нет достаточных данных для того, чтобы людей обвинять в этом, но мнение свое я имею возможность и право высказать. Так вот, по ознакомлению с материалами дела, по результатам своих неоднократных бесед с подзащитными я решил для себя, мнение у меня такое сложилось, что на первом этапе это было появление сотрудников этого самого ФСКН, которые, грубо говоря, предложили «крышу», с очень странными какими-то рекомендациями, которые навели на мысль наших подзащитных о том, что там какое-то способствование наркотрафику через Таджикистан. И они отказались. Тут же появляется уголовное дело и так далее.
Вторая версия состоит в том, что, действительно, кто-то, кто находился в определенных связях с ФСКН, пытался сместить то ли Яковлеву, то ли Процкого, встать на их место и прибрать к рукам бизнес. Но это очень близкие версии, потому что, прибрав к рукам бизнес, он тем людям, которые хотели «крышевать», естественно, пошел бы навстречу. Впрочем, это одна компания, скорее всего.
Есть и еще одна версия. У меня сложилось мнение, что ФСКН, которая родилась на развалинах налоговой полиции. А налоговая полиция… это уже не мое мнение, тут могу сослаться на очень авторитетный источник, на Владимира Владимировича Путина, который упразднил налоговую полицию и при этом сказал, что она слишком коррумпированная, потому надо от нее избавиться. Так вот, на развалинах – их же на улицу не выгнали, этих людей – в основном из этого контингента работников и образовалась ФСКН. Если раньше они не отличались особой эффективностью в борьбе с теми преступлениями, то и здесь, вы же понимаете, новое для них дело, довольно опасное, между прочим, бороться с наркотрафиком – это опасно для жизни, там и стреляют иногда, но показывать же работу надо. Значит, я помню, что первые нашумевшие дела касались каких-то неведомых бедных старушек, у которых на даче вырос самосевом масличный, повторяю, не опийный, а масличный мак. Получился скандал, оправдательные приговоры были. По-моему, в Смоленской области самый яркий такой случай. Ну, несерьезно. «От него, говорят, кровопролития ждали, а он птичку съел», как у Салтыкова-Щедрина.
Марьяна Торочешникова: Сюда же, наверное, можно отнести и так называемые «ветеринарные дела».
Юрий Костанов: Это вторая уже стадия, вторая – появились «кетаминовые дела». Опять же скандал и опять же пшик. А тут вдруг вспомнили: есть же статья 234-я, есть сильнодействующие вещества. Приди на любое химическое предприятие – и там обязательно это все будет, и обязательно можно обнаружить, что они чего-то там с ним делают.
Марьяна Торочешникова: Бери, хватай, уголовное дело возбуждай…
Юрий Костанов: Да. Никаких засад, никаких выслеживаний, сложных оперативных разработок. Приходи в бухгалтерию, бери сведения о том, какие сделки были с тем же эфиром, ацетоном и так далее, сколько их приобрели, сколько хранили, сколько сбыли – все это образует оборот. Вот и все. И люди отчитались, громадное количество дел, ура, вперед и так далее. А потом идет совершеннейшее безобразие, на мой взгляд. Я в Генпрокуратуру обратился по этому поводу с просьбой возбудить уголовное дело против руководства ФСКН по статье, карающей за незаконное привлечение невиновных людей к уголовной ответственности. Почему? Они обращаются в апреле прошлого года в правительство с законопроектом о внесении изменений в эту самую статью - 234-ю.
Марьяна Торочешникова: В которой требуют разъяснить, что такое сильнодействующее вещество.
Юрий Костанов: А в пояснительной записке к этому законопроекту они пишут, почему он нужен: потому что в нынешней редакции эта статья не соответствует конституции, следовательно, ее нельзя применять.
Марьяна Торочешникова: А между тем, сами успешно ее применяют.
Юрий Костанов: Они в апреле внесли, так по статистике в первом квартале 2007 года направлены были в суд дела по этой статье в отношении 1200 человек почти, там что-то 1197 или как-то так. Я и пишу в Генпрокуратуру: либо они врут правительству, что тоже нехорошо, мягко говоря, либо они невиновных людей привлекают к уголовной ответственности - разберитесь.
Марьяна Торочешникова: Что ответили в Генеральной прокуратуре?
Юрий Костанов: Получаю ответ из Генпрокуратуры, что направлено в прокуратуру города, из прокуратуры города – что направлено прокурору района. Прокурор района мне сообщает, что в сроки, предусмотренные законом, будет принято решение. С момента сдачи жалобы в Генпрокуратуру и до сих пор уже прошло несколько месяцев, и вы же понимаете, как «хочет» Генпрокуратура воевать… Причем непонятно кто. Пресса пишет, что там сейчас разные группировки, отдельно – следственный комитет, отдельно – генеральный прокурор, что-то они там конфликтуют, не знаю. Но они дружно отпихиваются от всякой надобности воевать с ФСКН, это уже я вижу точно.
Марьяна Торочешникова: Юрий Артемьевич, давайте все-таки вернемся к нашей истории, к истории руководителей фирмы «Софэкс». В итоге это обвинение развалилось, государственный обвинитель сам заявил в суде, в Перовском суде, где рассматривалось дело, что он снимает все обвинения, отказывается от обвинений. И суд вынес определение о прекращении уголовного производства.
Юрий Костанов: Да, и гособвинитель говорит: «Тогда, когда их привлекали, все было правильно, потому что эфир был сильнодействующим веществом. А вот теперь он перестал им быть…» На что мы после этого высказываемся, я и мой коллега, адвокат Черноусов, который блестящую, колоссальную работу по делу провел, надо сказать. Я сказал, что я хотел бы подправить слегка, эфир не был сильнодействующим веществом, а признавался, необоснованно признавался сильнодействующим веществом. Потому что не может это сильнодействие вчера у эфира быть, а сегодня исчезнуть неизвестно куда. Вот такая ситуация. Зато все при деле, всем хорошо.
Марьяна Торочешникова: Что теперь намерена делать ваша подзащитная? Обсуждали ли вы с ней перспективы обращения в суд с гражданским иском о незаконном привлечении?
Юрий Костанов: Мне трудно сказать, что они хотят дальше делать, но с точки зрения закона если дело прекращается ввиду изменения законодательства, то прекращается оно ввиду отсутствия состава преступления, и это – реабилитирующее основание. И этот человек имеет право на реабилитацию, то есть на то, чтобы ему прокурор принес официальные извинения, на то, чтобы ему возместили материальный вред, если он имел место, и на компенсацию морального вреда. Право такое у них есть, понимаете.
Марьяна Торочешникова: Тем не менее, как вы оценили бы перспективы гражданского иска о компенсации морального вреда за незаконное привлечение к уголовной ответственности вот вашей подзащитной, например, Яны Яковлевой?
Юрий Костанов: Я думаю, что перспективы достаточно хороши, потому что все доказано, что называется, есть акт судебный. Ведь отменить сейчас это постановление практически невозможно. Прокурор отказался от обвинения, у прокурора были к этому основания. Все, суд просто не вправе был ничего другого сделать. Суд не может обвинять сам, если обвинитель отказался. Если так, что есть все основания для компенсации морального вреда, возмещения имущественного вреда и так далее.
Марьяна Торочешникова: Другое дело – захотят ли люди связываться с этим.
Юрий Костанов: Но больший вопрос, как он это оценивают. Ведь люди сидели под стражей, это не должно стоить 10 рублей, это должно в миллионах, наверное, исчисляться. Ну, наши суды не привыкли моральный вред очень высоко оценивать. Посмотрим, что будет дальше.
Марьяна Торочешникова: Юрий Артемьевич, скажем, что вы все-таки добьетесь компенсации морального вреда. Скажите, а реальное наказание кто-нибудь из следователей, возбуждавших это уголовное дело, или кто-то из сотрудников Федеральной службы…
Юрий Костанов: Ну, я же неслучайно говорю, что там все теперь «белые и пушистые». Они все будут говорить: «А что мы могли сделать? Закон вчера был такой, и мы все сделали по закону, а сегодня закон изменился – извините, мы не могли думать, что он изменится». Да что вы, в нашей стране, благословенной России, никогда не наказывают за это. Что «дело химиков», возьмите все дела о серийных убийствах. Каждое из этих дело – 100 процентов – начиналось с того, что привлекали кого-нибудь не того, причем привлекали с трагичными последствиями. По делу Чикатило был сперва расстрелян по суду некий Кравченко, за первый же чикатиловский эпизод. В Белоруссии было дело Михасевича, тоже маньяк был, десятки убийств, а за один из первых эпизодов два человека были приговорены и расстреляны. Были смоленские дела похожие – люди сидели по несколько лет, слава богу, никто не погиб. В Иркутске одного человека расстреляли по суду, один был убит сокамерниками. Так вот, в России ни по одному из этих дел никого не наказали, за жутчайшее беззаконие.
Марьяна Торочешникова: В смысле не наказали никого из тех, по чьей вине они были привлечены к ответственности?
Юрий Костанов: Да, и следователей… Вот в Белоруссии следователя по делу Михасевича привлекли к уголовной ответственности. Выяснилось по пути, что он психически больной еще человек, его запрятали в эту психушку, не знаю, выздоровел он или нет. Вряд ли. Я помню, в Латвии была похожая ситуация, я тогда в прокуратуре Союза работал, и все, приговорили человека к расстрелу, уже заключение генерального прокурора по ходатайству о помиловании, дескать, правильно приговорили, пора расстреливать, оно на машинке, слава богу, никуда не ушло. В это время из Латвии звонят, из Риги: «Срочно верните нам дело». – «А что такое?» - «Да вот, дело в том, что мы нашли настоящего убийцу». Так там наказали не только следователя, но и прокурора, утвердившего обвинительное заключение. А в России ни по одному делу никто за такие вещи наказан всерьез не был.
Марьяна Торочешникова: Почему? Круговая порука? Что это?
Юрий Костанов: Ну, честь мундира. Я не знаю, что хотите.
Марьяна Торочешникова: И каковы перспективы дальнейшего развития ситуации, Юрий Артемьевич? Можно ли говорить теперь, что это «дело химиков», точнее, прекращение этого «дела химиков» чему-то научит членов Службы наркоконтроля?
Юрий Костанов: Я намерен продолжать свою переписку с прокуратурой по поводу уголовной ответственности руководителей этого ведомства. Что они мне ответят – не знаю. Смотрите, что дальше происходит. Вообще, страна живет по понятиям, а не по законам. Вот по новому перечню правительства сильнодействующих веществ там упомянут фенобарбитал. Он является составной частью корвалола и еще каких-то лекарств – враз перестали торговать корвалолом. Потому что в этом перечне дальше специально есть такой абзац, где написано… там не просто перечень лекарств, но они еще определяют крупный размер. Для уголовной ответственности важно, мелких размеров, крупных размеров и так далее. Так вот, там написано, что если это сильнодействующее вещество находится в смеси, то не нужно определять количество самого сильнодействующего вещества, а крупный размер определяется, исходя из количества смеси. То есть если в литре корвалола присутствует, допустим, 6 граммов или 2 грамма этого фенобарбитала, это все равно суперкрупный размер, потому что литр смеси, а сколько граммов фенобарбитала – не надо искать. Это прямое указание правительства. Что такое корвалол, знают все. И как среагировали на это пенсионеры? Да не только пенсионеры, миллионы человек пользуются этим лекарством, и до сих пор оно в аптеках было свободно. Скандал, разразился большой скандал совсем недавно. И заместитель директора ФСКН устроил пресс-конференцию, на которой сообщил, что они уже связались с Минздравом и решили эту проблему, что в аптеки направлено указание, чтобы корвалолом торговали нормально, что надо исходить из разумных каких-то соображений и так далее.
Хорошо, спасибо им, конечно. Но мне не хочется жить в такой стране, в которой мое благополучие будет зависеть от договоренности двух замминистров между собой. Закон-то другой совершенно, здесь надо было иди в правительство, и правительство должно было внести изменения в этот абзац. Ведь они откровенно нарушили это постановление правительства, чего они сделать не вправе. Значит, сегодня они нарушили в нашу пользу, завтра они с тем же успехом нарушат в какую-нибудь другую сторону. Они скажут, допустим, что, да, эфир оттуда ушел, но вот, знаете, по договоренности с заместителем какого-нибудь еще министра мы решили, что все-таки за эфир надо сажать, а может быть, даже и расстреливать. Где гарантия, что этого не случится? Если генерал большого ведомства позволяет себе отступить от постановления правительства в одну сторону, нам выгодную, то нет гарантий, что он завтра не отступит в сторону противоположную…
Марьяна Торочешникова: Которая выгодна ему.
Юрий Костанов: … которая выгодна ему, его ведомству, чему угодно. И я бы уже на месте тех руководителей, от кого это зависит, очень остро среагировал на такую самовольную деятельность этого генерала. Ну, власть, к сожалению, сегодня занята, наверное, другими проблемами.
Марьяна Торочешникова: На волнах Радио Свобода прозвучала передача «Человек имеет право». На мои вопросы в студии Радио Свобода отвечал адвокат Юрий Костанов.
