Ирина Лагунина: В Чечне идет активный разгон общежитий, в которых продолжают проживать беженцы, оставшиеся во время войны без крова, средств к проживанию и способных оказать помощь родственников. Еще летом прошлого года Рамзан Кадыров окрестил жителей так называемых Пунктов временного размещения иждивенцами, а сами пункты рассадниками заразы и разврата и тогда же отдал распоряжение о закрытии ПВР. Однако простое выселение людей на улицу грозило обернуться проблемами, и поэтому процесс несколько затянулся. В этом году он приобрел новые формы. Рассказывает Андрей Бабицкий.
Андрей Бабицкий: После начала второй чеченской кампании десятки тысяч людей, застигнутые войной, вынуждены были бежать из Чечни, местом, приютившим беженцев, стала соседняя Ингушетия, где были построены специальные палаточные городки, получившие неофициальное название лагеря беженцев. Но в 2003 году чеченские власти развернули активную агитацию среди жителей этих городков за возвращение в родную республику. Большинство беженцев не желало возвращаться. Но это был предвыборный год, население России должно было убедиться в том, что война сходит на нет, а вместе с ней исчезают и порожденные ею социальные беды. Лагеря стали закрывать, а беженцев просто насильно вывозили грузовиками в Чечню. Кто-то из жителей поверил в обещания, кто-то смирился, но в результате подавляющая часть палаточных городков была ликвидирована. Как были обусловлены беженцы в республике? Рассказывает адвокат Наташа Эстемирова, сотрудник грозненского общества правозащитного офиса «Мемориал».
Наталья Эстемирова: Если возвращаться, то нужно возвратиться в отремонтированные квартиры или дома или получить хотя бы компенсацию за утраченное имущество, за разрушенное жилье. Ничего подобного не произошло. Их поселили в пункты временного размещения. В основном пункты временного размещения представляют из себя пятиэтажное здание, общежитие. И сокращенно это стало называться ПВР. В этих ПВР, как правило, не было элементарных удобств. То есть, простите, туалет был на улице, вода была привозная, отопления практически не было, обогревались газом. Людям обещали, что тем, кто поселится в этих ПВР, в первую очередь дадут компенсацию, что им будет предоставлено жилье и работа. Прошло пять лет. С тех пор часть, очень небольшая часть действительно получили компенсации и им дали квартиры. Но огромное большинство людей так и остались в неприкаянном положении. Работы в Грозном нет, безработица составляет около 80%, предприятий новых практически не создается. Люди не могут заработать себе жилье, но и предоставить им жилье власти не очень спешат.
Андрей Бабицкий: 20 июня 2007 года в Международный день беженца во всех без исключения ПВР Чечни было объявлено: жителям дается три дня, чтобы покинуть занимаемое ими помещение. Ситуация складывалась критически, поскольку беженцам некуда было идти, тысячи людей должны были оказаться на улице. В дело вмешались влиятельные правозащитные организации, разгон удалось в тот раз предотвратить. Но тогда в ход пошли иные методы: ПВР просто по-тихому были ликвидированы, то есть сами здания остались на месте, но был изменен их статус. Говорит глава московского офиса правозащитной организации «Хьюман Райтс Уотч» Татьяна Локшина.
Татьяна Локшина: На самом деле ПВР как таковых формально больше не существует. Осенью прошлого года так называемые ПВР, пункты временного размещения из ведомства Федеральной миграционной службы перешли в ведомство районных администраций, то есть были превращены в банальные общежития.
Андрей Бабицкий: Уже в декабре администрация неожиданно заявила, что жители ПВР должны вносить плату за занимаемые ими помещения, поскольку за общежития необходимо платить. Причем потребовали деньги не за один месяц, а сразу за несколько.
Татьяна Локшина: Комната в общежитии стоит от 500 до 900 рублей в месяц и для человека, лишенного каких-либо средств к существованию, это порой абсолютно неподъемно. Кстати, для примера квартплата в ситуации нормальной, скажем, двухкомнатной квартиры в Грозном, именно не съем, а квартплата обходится примерно в те самые 900 рублей, которые жители бывших ПВР обязаны платить за свои комнаты в общежитии. Кроме того, происходит с ними что-то странное, это я не могу объяснить никоим образом - их непрерывно перетасовывают. Фактически по распоряжению чеченских властей сейчас в каждом районе Грозного должно оставаться одно общежитие, иногда по старой памяти их продолжают называть ПВР. Но почему-то людей регулярно забирают из одного общежития, перемещают в другое общежитие. Никакой логики в этом процессе увидеть нельзя. Какие-то общежития закрываются на ремонт, людей из них переселяют в другое место, иногда обещают вернуть назад, иногда обещают найти нормальное жилье. Этого часто не происходит. На глав администраций как районов Грозного, так и глав сельских администраций оказывается достаточно сильное давление, чтобы они забрали людей, которые прописаны формально у них, но давно не живут, к себе и как-то у себя на подведомственной территории обустроили. Для глав администраций это отчаянная головная боль, потому что, конечно, этих людей деть абсолютно некуда. И вот образуется такой замкнутый круг.
Андрей Бабицкий: И вот только одна из историй, показывающая как складывались отношения чеченских властей с беженцами.
Татьяна Локшина: Есть история совершенно абсурдная, как, например, была целая группа беженцев-кестинцев, которые перешли границу с Грузией во время войны, осели достаточно надолго в Панкийском ущелье. И их республиканские власти очень активно заманивали вернуться, что война кончилась, теперь есть место в Чечне, все хорошо, все нормально. И нам сказали, что люди повелись на эти обещания и с 2005 года стали возвращаться. И около 60 семей переехало в общей сложности. Всем, естественно, обещали жилье. Но разместили их как раз в ПВР, прошло три года, никаких квартир эти люди не получают, всего две семьи из 60 получили жилье, а оставшиеся уже выселены из своих временных мест обитания.
Андрей Бабицкий: Как происходит начавшийся в январе разгон общежитий? Рассказывает сотрудник грозненского общества «Мемориал» Наталья Эстемирова.
Наталья Эстемирова: Понадобилось здание ПВР на улице Политкова, решили, что там будет онкологический центр и людей буквально за одни сутки расселили из этого ПВР. Это была, конечно, картина чудовищная. Ночью, дети, все перемешено. Сажают на машину и объявили так, что они должны снять квартиры срочно и будут платить по три тысячи в месяц за квартиры. Но люди не могут так быстро найти квартиры, во-первых. Во-вторых, естественно, как только хозяева квартир пустующих узнают, что есть такая возможность, они начинают повышать цены за квартиры. И в итоге многие семьи переселились в тяжелейшие условия. Это чудовищный разгон ПВР, о нем говорила Светлана Ганнушкина 15 января, и почему-то это вызвало возмущение у чеченских властей, которые стали говорить, что неправда, ПВР не разгоняют – разгоняют с 10 января. Начали разгонять ПВР буквально по всему Грозному.
Андрей Бабицкий: Мне удалось записать одну из женщин, которой угрожает выселение. Своего имени она назвать не захотела.
Женщина: Сейчас, несмотря ни на отопительный сезон, ни на что, нас просто из ПВР выгоняют. Объясняют это тем, что здание нужно срочно освобождать. При этом, например, как я знаю, то там комнаты сдаются. На пятом этаже за полторы тысячи, на первом этаже за три тысячи. То есть туда заселить людей, где может администрация получить деньги и положить в карман, они могут оставить ПВР, а так на наши просьбы оставить там, они говорят, что мы должны оттуда выйти. Сейчас идти нам просто некуда. Хотя бы переждать до лета, тогда люди что-нибудь найдут. Мы привыкли трудиться, сейчас такое положение, что идти нам некуда. Администрация может оскорбить, может что угодно сказать, накричать, нахамить, и мы остаемся просто сейчас незащищенными и никому ненужными. Уж лучше бы мы оставались в Ингушетии, во всяком случае там нас так не притесняли.
Андрей Бабицкий: Чеченские власти объявили, что они пойдут навстречу выселяемым и из фонда Ахмада Кадырова каждой семье будет выделено единовременное пособие в 20 тысяч рублей для найма жилья на первые полгода после выселения. Но дальше люди должны сами искать возможность обустроиться.
Наталья Эстемирова: А что будет дальше, когда полгода кончится? У них нет денег своих, чтобы оплачивать квартиры, у них нет работы, у них нет доходов. И теперь получается так, что те, которые должны были 350 тысяч получить, но так не получили, они получают 20 тысяч и должны успокоиться. Никто даже не обещает, что даст что-то. А те, которые не могли никакого жилья завести за те годы, когда шла война, с 94 года вы можете представить, сколько молодых семей образовалось, дети выросли, но они не могли ничего построить. И теперь получается, что они вообще паразиты на теле государства, они пользуются его добротой, так как они никогда ничего не имели. Вот то, что люди ничего не имели, ставится им в вину. В самую тяжелую ситуацию попадают именно те, кому хуже всего. Они и ответили за те несправедливости этой войны. Они теперь скитаются, не те, кто бомбил, не те, кто расстреливал, а те, кто пережил эти тяготы, у кого в семьях погибшие, у кого инвалиды, вот они теперь вынуждены скитаться и еще благодарить государство за некую помощь, им якобы выделенную.
Андрей Бабицкий: У уничтожения ПВР есть прежде всего политическая причина.
Татьяна Локшина: Нельзя вычеркнуть войну, нельзя вычеркнуть все ее последствия. Понятно, что эти перемещенные лица и эти общежития зачастую жуткого вида, они такая язва, неприятное очень напоминание о прошлом на лице новоотстроенного Грозного. Но нельзя же просто вычеркнуть это как из текущей жизни, так и из памяти. Фактически, уничтожая ПВР, вычеркивают не только память, но вычеркивают и живых людей.
