Владимир Тольц: Закончился февраль. И по традиции мои коллеги и друзья, постоянные участники нашей программы рассказывают о прочитанном в прошедшем месяце. Обо всем конечно не расскажешь. И выбор предмета повествования – дело их вкуса, и, в какой-то мере, отражение их интересов и особенностей. Ну, отчасти и моих – вот такие у меня авторы.
Сегодня они расскажут о недавних публикациях про казни сталинского поры, о сборнике эссе про современный российский «дух времени» и книге об истории BVD (точнее, о книге историй о BVD ) – это секретная служба безопасности Голландии.
Первым у нашего микрофона Арсений Рогинский. Он прочел недавно вышедшую в Москве брошюру Новосибирского историка Алексея Теплякова с устрашающим названием «Процедура исполнения приговоров в 1920-х – 1930-х годах».
Арсений Рогинский: Эта книга о том, как казнили, и о тех, кто казнил. Все, что связано со смертной казнью, всегда было в нашей стране тайной. Во многих случаях тайной, в очень многих случаях, тайной был сам приговор к расстрелу, и люди узнавали о том, что их расстреляют, буквально за считанные мгновенья до исполнения расстрела. Тайной была процедура расстрела, тайной места, где исполнялись приговоры, тайной, конечно, были места, где хоронили тела казненных. Я помню, как в самом начале 90 только что сформированный комитет по правам человека Верховного совета России обратился в тогдашние МВД и КГБ с просьбой прислать инструктивные акты о приведении приговоров в исполнение. Получили отказ. Ответ был такой, что никаких инструкций не существует. Я до сих пор не знаю, где там правда, а где нежелание расставаться с ведомственной тайной. И чем больше думаю, тем может быть считаю, что действительно расстрельная практика передавалась по традиции от человека к человеку.
Мне, например, в архивах за все эти годы встретился один-единственный документ на эту тему – это циркуляр Верховного трибунала ВЦИК 22 года. И из него было ясно, что приговор исполняется сотрудниками осудившего органа, а кроме того было сказано, процитирую: «Тело расстрелянного никому выдаче не подлежит, предается земле без всяких формальностей ритуала, приведение приговора или в каком-либо другом пустынном месте. И таким образом, чтобы не было и следа могилы. Или отправляется в погребальный морг». Вот это, «чтобы не было следа могилы» - это ключевой сюжет, объединивший всю тайну вокруг казней на последующие десятилетия. Никто ничего не знал о расстрелах, поэтому вокруг этих сюжетов так много легенд и, наверное, каждый их слышал.
И вот книга Теплякова здесь многое открывает. Здесь очень много рассказывается об исполнителях, кто, собственно говоря, приводил приговоры в исполнение. То, что это, как правило, были коменданты ГПУ, НКВД, а также начальники тюрем, и очень много историй про этих людей. Это, кстати, неслучайно, что именно комендант расстрела рассматривался во все годы как некий вид хозяйственной деятельности. Понятно, что надо подготовить место казни, надо, чтобы вовремя прибыла группа исполнителей, должна придти машина для вывоза трупов, надо получить осужденного в тюрьме, доставить его к месту казни, затем вывезти куда-то, захоронить или сжечь, как в Москве был крематорий. И вот так и получалось, что за все отвечали коменданты, то есть те же самые люди, которые отвечали и за ремонт зданий ГПУ, чтобы там электричество работало и вода не текла. И они же отвечали за расстрелы. А потом эта деятельность сосредоточилась в административно-хозяйственной части. А вот об этом, во всяком случае о комендантах, мы узнали за последние годы все-таки довольно много, хотя книга Теплякова здесь много интересного рассказывает нам. Вот о процедуре, о местах ничего.
Откуда же он все узнал, ведь никаких новых инструктивных документов у него в руках нет, судя по книге. На самом деле он использовал огромное количество разных источников. Во-первых, следственные дела палачей, которые потом сами становились жертвами, которых потом арестовывали, арестовывали по разным причинам, иногда обвиняя в заговорах, иногда за превышение соцзаконности. Вообще к этим делам очень труден доступ, но как-то он сумел целый ряд дел такого рода просмотреть. А потом разные протоколы партсобраний, протоколы внутренних совещаний, внутриведомственная переписка, позднейшие разборки в комиссиях партконтроля, реабилитационные материалы - все это он использовал, и сложилась огромная мозаика материалов, от которых кровь стынет.
Например, я просто приведу несколько примеров, например, оказывается, что у сибирских исполнителей в 20 годы обычным было топить тела заключенных, не захоранивать в землю, а топить. И вот он здесь приводит такой акт, который рассказывает о том, как и где топили в Оби. Там специальная была теплушка для полоскания белья и ночью, пока люди, днем люди обычно полоскали белье, а ночью приходили вот эти исполнители, принимали приговор и, например, такой акт, что «расстрел учинен вполне правильно, без каких бы то ни было форм мучения. А именно: Булгакову было сделано три выстрела из нагана в затылок, а Констанову один. Трупы обоих спущены в в прорубь реки Оби в теплушку для полоскания белья, где и приводился сам приговор. От приведения приговора в исполнение признаков и следов в теплушке не осталось».
Очень много разных историй, конечно же, связано с эпохой массового террора 37-38 года. В ту пору коменданты или их прямые подчиненные, вот эти расстрельные команды, они назывались сотрудники для особых поручений или еще что-то, они не могли справляться, потому что очень много было расстрелов одновременно. И вот чего стоит только такой приказ. В 38 году 22 апреля по тобольскому окротделу приказ: «Прекратить приглашать для приведениея приговоров товарищей из партактива и не осведомлять об этой работе лиц, не сотрудников НКВД». Вот удивительно, не только сотрудники НКВД об этом знали, не только пожарные и милиционеры об этом знали или что-то слышали, но оказывается, где-то товарищи из партактива. В эту же эпоху, здесь много информации об этом, рассказы об избиениях перед расстрелом. При этом использовались специальные железные палки у расстрельщиков, они именовались колотушками. И это даже с точки зрения расстрельщиков, судя по документам, не было специальное издевательство - это была превентивная борьба с возможностями побега. Вместе со связыванием и использованием кляпов в рот, чтобы не кричали, одновременно удар по голове, чтобы человек не мог сопротивляться. Так, кстати говоря, избитых, с кляпами стреляли Соловецкий этап, в октябре 37 года, 1111 человек расстреляно в Сандармохе.
Удивительная история приводится в книге о том, что в некоторых местах осужденных даже не расстреливали, есть случаи, когда рубили головы, известен такой сюжет в Вологодской области. Или, например, в Новосибирской области дает показания в 39 году арестованные начальник одного из оперсекторов. Он говорит: осуждено к ВМН было около двух тысяч человек. У нас применялось два вида исполнения приговоров - расстрел и удушение. Сжиганием мы не занимались, сжигали иногда только трупы. Всего удушили примерно 600 человек. Операция проводилась таким путем: в одной комнате группа в пять человек связывала осужденного, затем заводили в другую комнату, где веревкой душили. Всего уходило на каждого человека по одной минуте, не больше. Конечно, удушение, обезглавливание – это очень редкие случаи, потом за это же, если это все узнавалось как-то, осуждали самих палачей. Но в момент массовых казней они чувствовали себя всесильными и могли позволить и такое. Понятно, патроны экономили для охоты может быть, не знаю, для чего. В больших городах я про такие сюжеты не слышал.
Изложено в книге несколько историй о том, о людях, которых, что называется, по ошибке расстреляли. Например, история Григория Чазова поразительная. Это был крестьянин, его арестовали вместе с отцом, тройка его приговорила, он, конечно, о приговоре не знал. Сидели вместе с отцом в огромной камере в кемеровской тюрьме. Потом стали вызывать. Отца вызвали, через какое-то время якобы на этап, что-то в таком духе. Потом вызвали его, в коридоре ударили чем-то по голове, поволокли к яме, бросили в яму и сверху ходили какие-то люди и стреляли. Но его недоубили, ночью он выбрался, а всего дом был родной в 45 километрах. Он дошел до дома, пришел к родному брату Федору, рассказал, что за история случилась с ним и они решили искать правду. Добрались до Москвы и явились в приемную Вышинского, где стали рассказывать правду. Понятно, что из этого вышло: нагоняй кемеровским чекистам, которые плохо исполнили свои обязанности, недострелянного Григория Чазова тут же в Москве, никуда не отправляя, расстреляли, а брату дали, как социально опасному элементу, пять лет и отправили на Колыму. Понимаете, советская власть превратила смертную казнь, которая является мерой наказания страшной, высшей, в тайное и жестокое убийство. На многие десятилетия и до сегодняшнего дня над всеми этими историями покров тайны. Книга Теплякова не очень хорошо выстроена, немножко сумбурно, но в ней огромное количество очень важных каких-то фактов, которые проливают свет и на нашу историю, и на аромат, на атмосферу той страшной эпохи.
Владимир Тольц: Историк Арсений Рогинский о книжке своего новосибирского коллеги Алексея Теплякова
В программе «Разница во времени» вы слушаете сегодня обзор некоторых, заинтересовавших наших авторов публикаций, прочитанных ими в феврале.
Слово Петру Вайлю.
Петр Вайль: Одна из книг, которая на меня произвела довольно сильное впечатление – это Лев Рубинштейн, «Духи времени». Собранные воедино его колонки, которые встречаются там и сям в разных сетевых изданиях. Обычно такое теряет в силе, собранное вместе, потому что каждый раз пишется по какому-то конкретному поводу. Но в данном случае произошел эффект умножения. Дело в том, что Рубинштейн пишет концептуально, даже когда пишет по конкретному случаю - это всегда какая-то, что называется, философема. Вот вам пример, с чего начинается книга. С первом же куске, в первой главке он огорченно задумывается, почему в России постоянно приходится заново расставлять исторические акценты, напоминать об очевидном. И пытается найти ответы в поздней грамотности населения, в крепости устной традиции, к чему можно было бы добавить многовековую непривычку к критическому чтению - я уже от себя говорю. В конце конов, главную книгу Библию не то, что не толковали, как в других христианских странах, даже не читали, а слушали, причем не на родном языке. А когда наконец перевели с церковнославянского на русский и сделали доступной, вскоре вовсе запретили в 17 году на любом наречье. Но Рубинштейн не задерживается на поисках первопричин, его всегда волнует сегодняшний облик того или иного явления, о котором он пишет. То есть «что» для него важнее, чем «почему», потому что это «что» влияет на сегодняшнюю жизнь. И вот он констатирует: «Все больше права голоса обретают вечные второгодники». И с характерной трезвостью произносит главное: «Историко-культурная амнезия не есть болезнь – это такое здоровье». Фраза замечательная, которая требует, конечно, осмысления. Историко-культурная амнезия не есть болезнь – это такое здоровье. Здесь и анализ, и диагноз разом, глубокий, основательный, подробный, а уложился в два предложения из всего-то восьми слов. И это перекликается с Розановым, как мне кажется, вот эта свобода и трезвость мышления. Хотя Розанов ни разу не упоминается в книжках Рубинштейна, но как-то тень его маячит, самого свободного русского мыслителя конца 19 начала – начала 20 века. Вот, например, такое - Рубинштейн мельком замечает, опять-таки мельком, повторяю, это пробрасывается: «Мне, впрочем, всегда были подозрительны люди, неумеренно много талдычащие о нравственности, так же как, скажем, и о любви к родине». Конечно же, это парафраз розановской мысли: «Я еще не такой подлец, чтобы думать о морали». Или другая мысль Василия Розанова: «Чувство родины должно быть великим горячим молчанием». Конечно, это парафраз Рубинштейна невольный, порожденный одинаковым художницким принципом - изъясняться прямо и свободно. Он склонен к афористичности высказывания, когда так свободно и прямо изъясняется. Но опять приведу пример социального комментария к сегодняшней российской жизни: «Жирный гламур, наглеющая от полной безнаказанности попса, несовместимый с жизнью телеюмор». Или такое, он небрежно меняет прописную и строчную местами и получается: «А кто же у нас будет путиным на следующий срок? Неужели опять президент?». Понятно, что «путин» с маленькой, а «Президент» с большой. Его здравый смысл адекватен - это редкое качество, нет иллюзий - нет разочарований, но есть надежда, значит есть горечь, есть и находки, значит есть радость. Он пишет о ком-то, о каком-то интеллектуале. Это не оппозиционер и не апологет государства - это его трезвый критик и ироничный комментатор. Это официально признанный носитель независимого взгляда. Это диагност. О ком бы ни написано – это, конечно, автопортрет. Это и есть сам Лев Рубинштейн и его книга «Духи времени».
Владимир Тольц: О сборнике Льва Рубинштейна рассказывал Петр Вайль
Февральское чтиво «нашего человека» в Амстердаме Софьи Корниенко было детективно-увлекательным. Она читала книгу голландского исследователя Криса Воса «Секретная служба».
Софья Корниенко: Первое санкционированное историческое исследование деятельности нидерландской секретной службы BVD появилось лишь в 1995 году.
В 50-е годы на гаагской улице Kennedylaan служба BVD существовала в атмосфере полной секретности, без точного адреса – что впоследствии оказалось просчетом: почта зачастую не доходила. BVD (полностью Binnenlandse Veiligheidsdienst , «Служба внутренней безопасности») была создана в 1949 году. Первыми ее сотрудниками стали представители двух рас: как тогда говорили, «выброшенные морем обломки наших кораблей» - технари из бывшей голландской колонии Индонезии и голландцы, участники движения антифашистского сопротивления. Среди последних были настоящие герои, были сильно верующие – кто в войну, кто в протестантского бога. Были и такие, кто до последних дней верил, что даже крах коммунизма был отвлекающим маневром со стороны Москвы.
Устроена BVD была по прототипу британской MI 5, то есть правая рука скрывала свою деятельность от левой, ни один отдел не знал об операциях соседнего. По английским же канонам, голландская агентура не имела права сама задерживать подозреваемых, в отличие от Гестапо или КГБ. О службе в контрразведке болтать не принято, но в маленькой Гааге скрыть место работы было сложно. Один из бывших агентов в книге вспоминает, как однажды с женой пришел к знакомым в гости. «Где работает Ваш муж?» - поинтересовался хозяин дома. – «В финансовом отделе министерства внутренних дел», - соврала она. «Какая прелесть, я же тоже там работаю!» - воскликнул хозяин дома. Отец убитого недавно режиссера Тео ван Гога Йохан ван Гог ( Johan van Gogh ) рассказал, что юный Тео был политически ангажированным мальчиком. В 13 лет кто-то крикнул ему: «Ты – вылитый папочка-секретный агент». Так Тео ван Гог впервые узнал, что его отец работал в спецслужбе.
Голландская спецслужба была единственной спецслужбой в Европе, которой удалось нашпиговать жучками все посольства стран Варшавского договора. А знаменитому в будущем голландскому актеру Райку де Хоойеру ( Rijk de Gooijer ) BVD оплатила учебу в Берлинской киношколе в надежде, что с ним попытаются установить контакт русские агенты. Не попытались.
Вся история BVD читается как трагикомедия. Чего стоит один рассказ о том, что инфильтранты спецслужбы в рядах голландской компартии, чтобы не навлечь на себя подозрений, должны были вести себя максимально активно. Они приводили в компартию новых членов, агитировали рядовых голландцев стать подписчиками голландской «Правды» ( Waarheid ), а потом на этих же подписчиков составляли досье. К началу 60-х в компартию от BVD внедрилось более 280 агентов. После советского 20-го съезда и особенно после жестокого подавления восстания в Венгрии в 1956-ом разочарование в коммунистической идеологии постигло голландских коммунистов и без спецслужб. Однако специально обученных агентов девать было некуда, вот они и работали на ниве борьбы с коммунизмом до конца 80-х годов.
В BVD было много узко специализированных отделов – голландская компартия, страны-спутники, «русские». Их сотрудники мимикрировали, превратились в ничто иное как зеркальное отражение своих врагов, а сама служба – в королевство кривых зеркал.
В начале 60-х BVD установила мощный передатчик, единственной задачей которого была трансляция ложных сообщений на перехват Штази. Причем несметное количество антенн для этого чудо-аппарата разместились прямо на крыше здания секретной службы. «Остановка Лес антенн!», - кричал кондуктор трамвая номер 11 на остановке Houtrustbrug . Впоследствии выяснилось, что ни в Берлине, ни на юге Германии сообщения с передатчика почти не улавливались, так что до Восточной Германии они вряд ли дошли. Да и сами голландцы не всегда были уверены в подслушанной информации, в том, кто из них – двойной, тройной или повторно завербованный агент.
Впрочем, прослушиванием голландцы занимаются до сих пор. Тарелка на севере провинции Гронинген прослушивает международные телефонные разговоры. Сегодня опора на высокие технологии в перехвате информации подвергается жесткой критике, в особенности после того, как MI 6 и ЦРУ таким способом собрали абсолютно недостоверные сведения в Ираке при Саддаме Хусейне. Несмотря на технический прогресс, шпионаж остается человеческой работой, техника не может заменить людей, пишут авторы книги.
Не даром нестоящая победа службы в психологическом противостоянии во время Холодной Войны основана на человеческих связях и преследовала гуманные цели. В 1958 году голландский агент Йооп ван дер Вилден ( Joop van der Wilden ) получил распоряжение явиться в американское посольство, помочь отпечатать книгу на русском языке. Сделать это было непросто, но помогли контакты в организации Vrede & Vrijheid , «Мир и свобода», издававшей журнал De echte waarheid («Истинная правда»). Голландскому издательству Mouton за работу платили наличными. На титульном листе вывели пиратское «Издательство Feltrinelli , Милан», агент Ван дер Вилден забрал 1160 экземпляров, погрузил в арендованный автомобиль и повез по секретному адресу. Несколько экземпляров отложил. Распространил их среди русских эмигрантов. Один оставил себе. На синей льняной обложке золотыми буквами было написано «Доктор Живаго». Это было первое издание романа на русском.
Владимир Тольц: Софья Корниенко рассказывала о прочитанной ей книге голландского исследователя Крис Воса «Секретная служба». Наш следующий книжный обзор через месяц.
