Книга Тамары Борисовны Длугач «Подвиг здравого смысла» (издательство «Канон +», 2008 год) посвящена трем выдающимся деятелям эпохи Просвещения: Гольбаху, Гельвецию и Руссо. Что ж, подвиг здравого смысла продолжается. И сегодня людям приходится вооружаться здравым смыслом против того, что им внушают. Технологии внушения, конечно, усовершенствованы, но что еще изменилось с XVIII века?
Жан Жак Руссо справедливо почитался одним из умнейших людей своего времени, но посмотрите в книге, например, его высказывания о женщинах — сейчас такую позицию даже в Иране сочли бы слишком реакционной. Все-таки там, хоть и со скрипом, но открывают для женщин разные сферы деятельности, помимо домашнего хозяйства. А Руссо, когда хотел создать несимпатичный женский образ, формулировал так: «вы застаете ее пишущей стихи на своем туалетном столе, обложенною всякого сорта брошюрами и записочками» (251). И читатели соглашались: какой ужас! какая противоестественная поза! То ли дело на кухне у плиты. Взгляды Руссо отражали тогдашнюю ситуацию. И также не могут быть поставлены ему в вину, как Полю Гольбаху — то, что он в рассуждениях о предопределении и случайности не учитывал квантовой механики (60). Все-таки заблуждения, как и озарения, у каждой эпохи свои.
А французские просветители внесли в историю такой вклад, который остается общечеловеческим достоянием, «приобретением навеки» вне зависимости от ошибок, допущенных каждым из них. Они ведь не составляли политической партии с общей программой, и спорили между собой по каким-то вопросам даже резче, чем с правительством. Что их объединяет — то, что вынесено в заглавие книги. Здравый смысл как метод и жизненная позиция, «девиз Просвещения» (8). То есть, я цитирую, «опора не на чужое мнение, не на какие-либо, пусть самые высокие и уважаемые авторитеты, а на свой ум; опора не на предрассудки, а на… рассудок… (4) Фактически понятие здравого смысла тождественно понятию автономной личности, которая… становится основой демократического общества» (9).
Это не отвлеченная теория, а самая практическая постановка вопроса о власти. Уберите из-под демократии ее основу — и демократическая процедура превращается в фикцию. В драпировку. И сегодня, если где какая олигархия пытается оттеснить граждан от участия в управлении, сразу начинаются нападки на Просвещение. Вот одно из методических пособий, с помощью которых «реформировали» нашу школу: «современному человеку понять Просвещение, пожалуй, труднее, чем умонастроение предшествующих эпох… Приземленность мысли, недостаток глубины, рассудочность и схематизм этой философии отталкивают нынешних учащихся…»И это ведь не учащиеся написали, а взрослые идеологические работники за них решили, что Просвещение должно отталкивать. То ли дело средневековое мракобесие. Оно и возвышенно, и не рассудочно, и, главное, таким контингентом удобно управлять.
В книге Тамары Борисовны Длугач «нынешние учащиеся» откроют для себя подлинное Просвещение — трех мыслителей: Поля Гольбаха, Клода Адриана Гельвеция и Жан-Жака Руссо. А рассказывает о них признанный специалист по французской философии — по-научному основательно (со всеми ссылками), но простым и ясным языком, понятным, действительно, любому школьнику. Огромное достоинство книги— то, что философия представлена именно как наука, самая общая из наук, она возникает не просто из головы в свободном полете фантазии, но из достижений других, более специальных дисциплин, и отражает ситуацию в обществе. По ходу общественного прогресса развивается и философская мысль. Сказанное относится и к такому парадоксальному мыслителю, как Руссо, который, как показано в книге, все время оглядывался назад, в поисках «потерянного рая» первобытной якобы «гармонии с природой» (207 — 208), но при этом подгонял «клячу истории» вперед еще радикальнее, чем другие просветители. Не зря же он стал кумиром якобинцев (310). Замечу от себя: в истории такой синдром Тянитолкая не редкость. Например, религиозная Реформация под лозунгом «назад, к апостолам» прокладывала путь капитализму. Бывает и наоборот.
Недостатки книги, как это ни странно, связаны с экскурсами в современность: из XVIII века — в XXI-й. Странно, потому что параллели очевидны, и сюжеты вокруг них строятся просто «самоиграющие», как сказали бы деятели театра. Но вместо этого мы встречаем на страницах книги такие формулировки: «не опирающийся на частную собственность здравый смысл повисает в воздухе, постепенно атрофируется и, наконец, отмирает» (332), «суждения здравого смысла — это точка зрения частного собственника» (151), «суверенные личности в качестве субъектов собственности» (327) и т.п. Спорить с этим? — ну, с таким же успехом можно оспаривать непогрешимость Папы Римского или, например, лозунг «Слава КПСС!». Только в данном случае партия не коммунистическая, а капиталистическая. В порядке обоснования ее претензий устроена ужасная путаница с понятием «собственность»: «понятие буржуа, бюргера стало всеобщим… определением человека в той мере, в какой каждый существует как собственник, причем собственность на свою рабочую силу имеет не меньшее значение, чем собственность на средства производства» (88). Так можно сказать, что между помещиком и крепостным тоже нет принципиальных различий, ведь и тот, и другой «раб Божий». Да, капитализм освободил личность от «пестрых феодальных пут, привязывавших человека к его «естественным повелителям», «эмансипировал» самые разные категории неполноправного населения, которые и за людей-то не считались, предоставил трудящимся максимальные (по сравнению с тем, что было раньше) возможности для свободного выбора. В этом — секрет его эффективности. Но отсюда никак не следует, что суверенная личность — некое производное от собственности. Согласитесь: Христос, не имея никакой собственности, был личностью в гораздо большей степени, чем все те персонажи, которых газета «Известия» живописует под рубрикой «Светская хроника». Ладно, Христос был давно. Возьмем наших современников. Варлам Шаламов. Саша Башлачев… Скажите мне: разве в нашем кинематографе, не говоря уже о популярной музыке, прибавилось личностей от появления огромного количества собственников? Скорее, наоборот.
К сожалению, в книге проявился тот самый идеологический конформизм, с которым боролись ее герои в XVIII веке. Но заметьте: выпутаться из этого противоречия помогает все тот же здравый смысл. Можно записать в Конституцию и в школьные учебники: что «владелец заводов, газет, пароходов», что владелец пары рабочих рук и неглупой головы — между этими двумя «собственниками» нет никакой принципиальной разницы. Ура. Только любой официант, полицейский, регистраторша в платной поликлинике эту разницу понимают с полувзгляда.
Таким образом, недостатки книги только подкрепляют ее основной тезис: о непреходящей ценности здравого смысла.
