Поколение "Нашей раши", "Кадетства", "Ранеток" и будущее страны

Анна Качкаева : Один из самых трудных жанров на телевидении – рассказ о человеке, особенно трудно рассказывать без елея о юбилее. Минувшая телевизионная неделя прошла под знаком ЧВС. И в отношении Черномырдина телевизионные здравицы получились лучше, а не как всегда. Пока еще редкость, чтобы о каком-нибудь политике или руководителе, если он не избранный или действующий президент, еще при жизни говорили с теплотой, симпатией, но без придыхания. Лучшим в череде рассказов о Черномырдине был фильм «Портрет» Евгения Ревенко на канале «Россия».

Антон Хреков в «Главном герое» открыл тему главной героини наступившей недели – Алла Пугачева будет принимать поздравления. Ни Ревенко, ни Хреков не делали портретов на фоне эпохи, как когда-то их старший товарищ Леонид Парфенов. Для нового поколения очеркистов герои минувших эпох уже могут позволить превращать события собственной жизни в мифы и уже с выстраданной искренностью говорить о своих частных переживаниях, которые когда-то были драмой и для них, и для страны.

В репортаже «Вестей недели» Евгений Примаков рассказал, как его, Примакова, когда-то поздравил Черномырдин: «Главное, будь здоров. Все остальное у нас уже не отберут». Это, как всегда, по-черномырдински точно. Ни мук, ни ошибок, ни славы у них уже точно не отберут.

Ключевая тема недели – пропадающие дети и борьба с педофилами – приобрела размах информационной кампании. Она становится особенно заметной, когда к теме подключаются ударные силы вроде Аркадия Мамонтова. А все выпуски новостей на протяжении нескольких дней начинаются, как вести с фронта: пропали дети, задержан маньяк, нужно ли применять химию. Все это, кстати, на фоне молчания о росте цен. Вот и для «Реальной политики» дети – очередной повод для обобщений про Россию 90-х, которая была беспризорной, и возможность показать озабоченность проблемой новой власти. В случае реальной заботы не о детях вообще, а о конкретных живых детях создатели программы вряд ли бы стали иллюстрировать свои тезисы крупными кадрами подростков, демонстративно нюхающих клей из пакетов.

Совсем сошла на нет тема взрыва в Останкино. И только «Программа максимум» подробно и без ажиотажа рассказала о молодом человеке, студенте-физике, входившем в ДПНИ, эксперименты которого, судя по всему, и привели к трагедии. И только программа «Неделя» показала репортаж о молодых неформалах, выступавших против произвола милиции.

Легко ли быть молодым в современной России? Материалы на эту тему по телевидению показывают редко, зато целые каналы, как фабрики смыслов, работают для поколений, которым еще предстоит управлять страной где-нибудь к 1920 году. Поколение «Тридцатилетних, «Дома-2», «Нашей Раши», «Кадетства», «Ранеток» и «Папиных дочек» и будущее страны – такова тема нашей сегодняшней программы «Смотрим телевизор». И в ней принимают участие Владимир Ханумян, исполнительный директор «СТС-медиа», и психолог, консультант многих телевизионных проектов Ольга Маховская.

И вопрос вам, уважаемые слушатели: какой, по-вашему, телевидение показывает современную молодежь? Какой она выглядит? Сразу только не ругайтесь, а подумайте, как она на экране выглядит, и не только в документальных проектах, но и вот о том, о чем мы сегодня будем говорить, в сериалах и в художественных фильмах.

Ольга, начнем с вас. Я на минувшей неделе на фоне возможных поколенческих настроений, которые появились в медийном пространстве в связи с новым президентом, потому что начали говорить о поколении 40-летних. Например, «Комсомольская правда» изучила на минувшей неделе взгляды поколения 40-летних, к которым принадлежит избранный президент, и пришли к выводу, что сверстники Медведева, то есть 40-летние, это последнее поколение, которое формировалось не на фарцовке, а на общекультурных ценностях, последние романтики, которые хотели летать в космос. Как в этом случае, если вот так вот они определили для себя поколение 40-летних, которые, конечно, разные, и это слишком упрощенно так любое поколение характеризовать. Но все-таки если это поколение 40-летних – последние, которые на общекультурных ценностях выросли, то что можно сказать про поколение нынешних 30-летних и тех, которым сегодня 18-20? Можно их как-то характеризовать?

Ольга Маховская: Их можно характеризовать. Все гораздо сложнее. Я не знаю, кто давал характеристику в «Комсомольской правде». Я подозреваю, что те же самые 40-летние.

Анна Качкаева : Наверное.

Ольга Маховская: Это звучит как комплимент самим себе. И это бесконечно повторяется. У социологов, не психологов, есть очень интересные наблюдения про смену поколений. Наши отечественные социологи даже считают, что происходит такая поступательная смена поколений. Поколения масштабные, с таким замахом на перемены, монументализмом в характере и в задачах сменяются легкими фигурами-романтиками. Получили они это название от известной статьи Тургенева про Гамлетов и Дон-Кихотов. Поколение Гамлетов сменяется Дон-Кихотами, потом происходит очередная смена, накопление ресурса. И шаг поколенческий не 5-10 лет, а 15-20-25 лет в зависимости от того, какая эпоха выпадает. Поэтому считать, что вот эти уже последние, надо успевать, вот этот последний поезд, чтобы как-то к ним присоединяться, вокруг них консолидироваться, то это провокация. Я думаю, что романтики были всегда, их судьба не такая завистливая. Мы – страна идеалистов, поэтому мы очень любим романтические фигуры, и тут они будут выживать всегда и пытаться задавать моду. Но я очень надеюсь, что постепенно у нас формируются все-таки когорты прагматически ориентированных людей, которые умеют что-то делать, знают, чего хотят, и при этом социально позитивных.

Анна Качкаева : Все-таки можно считать, что есть некий водораздел между теми, кто сформировался до 90-х и которым уже было за 20 в момент разлома эпох, и теми, кто был детьми в эти 90-е, которым сегодня 30?

Ольга Маховская: Да, конечно. Чтобы понять, откуда берется зрелая личность со своими комплексам и своими задачами, нужно смотреть на детство. Это, конечно, разные детства, категорически разные. И если одни выросли из сытого детства, в этом смысле, может быть, романтизм и оптимизм обусловлен тем.

Анна Качкаева : То есть не означает сытого как сытого – все есть?

Ольга Маховская: Благополучного.

Анна Качкаева : Ну, вот такого спокойного.

Ольга Маховская: Ну, все-таки и сытого чисто физически, потому что человек-романтик – это тот, который может себе позволить романтизм. У него все есть, как Дон-Кихот. Все у него есть, он сидел бы ноги парил у себя дома, так нет, его несет в какие-то Пиренеи.

Анна Качкаева : То есть про 90-е как раз можно сказать, что они в этом смысле не сытые дети.

Ольга Маховская: Это поколение разлома, это самые несчастные дети, потому что страна оказалась в такой хаотической ситуации, когда не знали не то что куда мы движемся, а как выживать. Это был режим выживания, причем резкая смена. Их родители точно не знали, как выживать. И поэтому мы, поскольку я – такая же мамашка, поскольку мы не знали, мы были в растерянности, дети выросли с этим невротизмом очень высоким, и им трудно ставить большие задачи. Они до сих пор живут в режиме собственного индивидуального выживания. И вот на это фактически сиротство, потому что мы мотались по работам, а они росли одни, была наворочена вот эта идея индивидуального успеха, который они как могут несут.

Анна Качкаева : На них, видимо, еще и наложилась возможность раннего бизнеса, которого не было у поколения нынешних 40-летних.

Ольга Маховская: Да, но все-таки это такой маленький – бери и хапай. Все равно это такой масштаб одного дня, живи сегодня, живи сейчас.

Анна Качкаева : Ну, а поколение нынешних 20-летних уже, видимо, будет отличаться в каком-то смысле от этого поколения.

Ольга Маховская: У них есть гораздо более благоприятный шанс, у них другие условия.

Анна Качкаева : Володя, вы сейчас будете комментировать то, что сказала Ольга. Потому что вы работаете в том числе и со смыслами. Почему, как вам кажется, не пошли «Тридцатилетние» на канале СТС?

Владимир Ханумян: Ну, мы это как-то обсуждали уже.

Анна Качкаева : В эфире не обсуждали.

Владимир Ханумян: Ну, мы не обсуждаем в эфире, у нас нет таких программ. И вряд было бы правильно обсуждать собственные программы в собственном эфире. Для оценки все-таки, наверное, правильнее ориентироваться на мнение зрителей. А мнение очень просто всегда фиксируется – смотрят или нет, пресловутые рейтинги ежедневно нам это показывают. Ну, это был относительный опять же неуспех, если сравнивать с нашим предыдущим огромным успехом «Не родись красивой». Вроде это то же самое поколение, где совершенно фантастический, феерический успех, и как бы «Тридцатилетние» о том же поколении, но успех гораздо более слабый, и внимание, отклик слабее, что самое главное. На мой взгляд, хотя при этом сами «Тридцатилетние», надо сказать, сделаны были очень хорошо, ярко. И мне всегда казалось, когда мы смотрели «пилоты», что можно пронять эту публику 30-летних немножко резкими, немножко гипертрофированными историями. Оказалось, что нет. Мне кажется, что это, конечно, связано с тем, о чем мы сегодня говорим, о чем говорила Ольга. Если говорить конкретно о тридцатилетних, у меня такое впечатление, что это те самые ребята, которые выросли в 90-е, для которых, с одной стороны, жизнь действительно была очень сложной и на пределе, и они воспитывались или взрослели в не совсем понятных социальных условиях, когда еще нет ответа, что правильно, что неправильно. Это только-только выкристаллизовалось через десять лет. Это с одной стороны. А с другой стороны, это вызывало такую защитную реакцию в виде цинизма определенного, то, что мы называем приколом. Я иногда говорю, что у нас к концу 90-х страна превратилась в страну победившего прикола. У нас все – прикол! Открываешь деловую газету – там тоже сплошные приколы, по крайней мере, в заголовках.

Анна Качкаева : У одного очень хорошего главного редактора даже термин для этого есть «огневая статья» или «огневой заголовок».

Владимир Ханумян: Вот очень любопытно, как все-таки меняется, на мой взгляд, и жизнь меняется, и соответственно, вырастают новые поколения, когда в деловой газете все-таки хочется узнать факты, а не поприколоться, просто узнать, что произошло, а не что по этому поводу думает журналист, главный редактор или еще кто-то, поскольку ему все прикольно. На самом деле, если возвращаться к «Тридцатилетним», мне кажется, что главная проблема, что эти ребята, на мой взгляд, не привыкли относиться к собственной жизни и к собственным проблемам с такой серьезностью, как мы им предложили поговорить. Причем там проблемы частной жизни, там проблемы семейно жизни, интимной жизни. И если бы о бизнесе, на мой взгляд, еще с ними как-то можно было бы поговорить, то здесь они совершенно к этому не готовы, они не готовы про это говорить без юмора, без романтизма.

Анна Качкаева : Можно ли тогда противопоставить в каком-то смысле, не в том смысле, что надо бодаться, а в том смысле, что разговор канала ТНТ с тридцатилетними гораздо более понятный. И «Наша Раша», «Дом-2», «Комедии-клаб» для большинства от 20 до 30 гораздо более понятный язык, чем тот язык, который вы предложили с «Тридцатилетними». И поэтому вы ушли сейчас в работу с более младшим поколением.

Владимир Ханумян: Нет, я бы так не сказал. Вообще, очень важно, когда мы говорим о поколениях, иметь в виду, что мы живем в ситуации, когда, с одной стороны, поколения меняются, с другой стороны, настолько все спрессовано. То, что в обычной жизни меняется десятилетиями, у нас меняется каждые три года. И это очень важная вещь, поскольку мы очень много узнаем впервые. И все поколения, начиная от тех, кто дожил до 90-х и выжил в 90-е, они очень многое переваривают заново – то, что в западных странах происходило на протяжении всего послевоенного периода условно. Вот язык…

Анна Качкаева : Я говорю о стилистической разнице.

Владимир Ханумян: Я так не считаю, что надо говорить именно, как «Дом-2» или как «Наша Раша». Это такой определенный, довольно специфический язык разговора с аудиторией. И всегда найдется отклик в какой-то определенной части. И по доле, которую занимают эти программы, собственно, можно судить, какая часть общества на это откликается. Мне кажется, что то, что мы умеем делать, и что у нас не очень получилось – это сбалансировать серьезность и юмор. Если бы там был еще и такой взгляд немножко ироничный, то, что обычно характеризует программы СТС, вот эта ирония могла бы привлечь, она бы сбалансировала драму и могла бы привлечь аудиторию. Это был бы более адекватный язык разговора с аудиторией, потому что если брать те программы, о которых вы сказали, на ТНТ, то там другая крайность. Там один сплошной прикол. Понятно, что жизнь не черно-белая, понятно, что основная масса населения…

Анна Качкаева : Но там прикол то смешной. Вот «Очень русское телевидение» у вас скорее глупое.

Владимир Ханумян: Ну, оно просто не получилось остроумным, что опять же, на мой взгляд, это была непосильная задача в принципе. Одному человеку делать часовую программу каждую неделю просто тяжело. И там проблема в этом, а не в:

Анна Качкаева : :языке и не в стилистике.

Владимир Ханумян: Одно дело делать для «Комеди клаба» в неделю три фразы. Это одна задача. Другая задача – делать раз в неделю часовую программу. Это тяжелая задача на самом деле.

Ольга Маховская: Вне зависимости от таланта и профессионализма подготавливающих программы, я тоже считаю СТС профессиональнее, чем ТНТ, в смысле работы с поколениями. Я должна сказать, что тридцатилетние – это поколение невротиков. Они выросли под лозунгом « No problem ». Давать им проблемы решать – они от них в принципе, у них установка «нет проблемы». Почему для них вот этот юмор не всегда высокого достоинства больше подходит? Поскольку юмор – это способ минимизации проблем. Да, конечно, они с ними сталкиваются. Да, конечно, и одиночество, и бедность, и неумение выстроить какую-то карьеру, которая их призывает.

Анна Качкаева : А иногда богатство и одиночество – это еще одна проблема.

Владимир Ханумян: Это не бедность, по сравнению с 50-летними, например. Вы абсолютно правильно говорите.

Ольга Маховская: С точки зрения психолога, проблем вагон и маленькая тележка. Но тем не менее, они на кушетку не идут, поскольку они закрываются по максимуму. Они настроены на то, что случится в жизни еще счастливый шанс, и они хотят этот шанс словить. В клубе, конечно, где во много гуще их людей, кажется, что там более подходящая и более привлекательная среда для того, чтобы реализовать свои какие-то детские установки на счастье – ничего не делать и быть счастливым.

Владимир Ханумян: Абсолютно. Юмор – это средство защиты. Не столько минимизация проблем, просто защита такая. Ты выстраиваешь такую стеклянную перед собой перегородку, ты отгораживаешься.

Ольга Маховская: И в этом смысле они похожи на своих советских прародителей, которые тоже гогочут. У нас страна, где все, во-первых, из себя что-то изображают: психологи из себя изображают психоаналитиков, к нам приходят какие-то люди, которые изображают, что у них какие-то западные проблемы, милиционеры играют в копов, политики решают какие-то международные проблемы.

Владимир Ханумян: Станислав Кондрашов говорил, что у нас страна – квази.

Ольга Маховская: Суррогат.

Владимир Ханумян: Кстати, вот это словечко, слово-паразит «как бы» не случайно.

Ольга Маховская: Оно очень точно отражает:

Анна Качкаева : :состояние перехода, все как бы.

Владимир Ханумян: Кстати, «как бы» стало уходить. Вот это любопытно.

Ольга Маховская: Может быть, и да. И это, конечно, указывает на то, что у нас большие проблемы с идентичностью. Мы все в чего-то играем, начиная от бомжей и заканчивая президентом, что-то из себя изображаем – то мачо, то каких-то леди английских.

Владимир Ханумян: Вот это вот ключевая вещь. Когда мы говорили про совсем молодых, которые выросли в 2000-х, у них нет проблем, у них гораздо меньше проблем с идентичностью. И это ключевая вещь на самом деле.

Ольга Маховская: Ключевая, фундаментальная.

Владимир Ханумян: Все советское время, по крайней мере, которое я помню, это же всегда был разрыв между ценностями твоими и тем, что ты видишь, слышишь и так далее, нигилизм по отношению к собственной стране. Это абсолютно нездоровая в принципе ситуация, когда вырастали поколения, начиная с 60-х (я не «шестидесятник», часто новое поколение путает «шестидесятников» с теми, кто вырос в 60-е), это очень забавно на самом деле.

Анна Качкаева : Хорошо, здесь был ценностный разрыв. А у тридцатилетних какой был разрыв? В принципе, не разрыв, а, видимо…

Владимир Ханумян: У тридцатилетних еще хуже проблемы, на мой взгляд.

Ольга Маховская: Там просто провал был.

Владимир Ханумян: Если мы говорим об идентичности. Потому что, в отличие от всех республик освободившихся, где развал Союза вызвал большой подъем, потому что совершенно наложилась своя идентичность, как бы они ее добились, в России все произошло прямо наоборот, потому что это было такое национальное поражение или так воспринималось, по крайней мере, как национальное поражение. И здесь возникла другая проблема. Там мы как бы презирали собственную страну. А здесь, наоборот, мы ее как бы жалели:

Анна Качкаева : :и превозносили.

Владимир Ханумян: Нет, еще не превозносили. Мы не понимали, что с ней делать.

Анна Качкаева : Давайте еще несколько слов скажем о поколении 20-летних, какие они, и какой язык? Принимают ли они язык прикола? Ведь принимают тоже, сомнений в этом нет. И музыки, и прикола. Но чем они отличаются от тридцатилетних?

Владимир Ханумян: Тем, что у них прикол не заменяет жизнь. Прикол сам по себе не плох и не хорош.

Ольга Маховская: Это как элемент молодежной среды всегда же прикол был. Но это точно не будет никакой самоцелью, ни мировоззрением.

Владимир Ханумян: Люди без юмора и без прикола тоже не вполне здоровы.

Анна Качкаева : Естественно.

Владимир Ханумян: Он просто не сможет заменить всю палитру жизни.

Ольга Маховская: Я бы так сказала, может быть, слишком пафосно, что это поколение будет более созидательное, потому что прикол – это все-таки слом. Это всегда разрушение.

Анна Качкаева : Ну, это вы почему так решаете? Потому что вы наблюдаете этих молодых людей? Потому что, как вы говорите про себя, вы – мамашка?

Ольга Маховская: Я – мамашка, я наблюдаю, я обязана за этим следить как детский социальный психолог.

Анна Качкаева : Означает ли, что, закладывая в модель и «Кадетства», а теперь и «Ранеток», девичью версию «Кадетства», какие-то смыслы и модели поведения, вы имели в виду вот эту позитивную настроенность? Или вы хотели, чтобы она такой была?

Ольга Маховская: Вы знаете, и то, и другое.

Анна Качкаева : И потом как руководство СТС к этому относилось?

Ольга Маховская: Я бы спросила у руководства, поскольку мы первый раз встречаемся, что они имели в виду.

Владимир Ханумян: Кроме того, что я из руководства СТС, у меня племянник и племянница, им как раз по 20 лет. Я их наблюдаю с самого детства. Поэтому я буду говорить не только как руководитель, но человек, наблюдающий этих 20-летних непосредственно. Мне кажется, что у нас вырастает поколение, оно мне лично очень нравится, оно первое за много лет здоровое физически и ментально здорово. Причем, на мой взгляд, оно выросло в 2000-е, когда все эти элементы, о которых мы говорили, если предыдущие поколения – был конфликт между идеологией, материальным положением, тем, что мы видели, или догадывались о том, что было за пределами страны, - все это приходило в конфликт. У ребят, которым сейчас по 20, которые стали взрослеть в последние 3-4-5 лет, у них, на мой взгляд, такого конфликта нет. Там есть определенного сорта гармония. Опять же, это на мой взгляд. Уважение к себе.

Анна Качкаева : Ну, потому что надо иметь в виду потом социальную среду все равно, место и так далее.

Владимир Ханумян: Да, конечно. Конечно, очень разная страна, несомненно. Но в целом есть ощущение, на мой взгляд, по крайней мере, у них есть ощущение, что они живут в достойной стране, где есть проблемы, но где их нет, тем более, когда выезжаешь не в самые благополучные страны на отдых, ты видишь гораздо больше проблем там, чем здесь. Есть определенное ощущение, что за страну можно гордиться, если брать идеологическую составляющую. Если брать материальную, в общем, что бы мы ни говорили, понятно, что мы живем сейчас гораздо лучше, на мой взгляд, чем в советское время. Просто другие стандарты, другие возможности, другие желания. Многого хочется, много нет, но в принципе, оно доступно. И вот эти молодые ребята понимают, что это им доступно, что они могут этого добиться сами. И вот это самое главное, на самом деле, мне кажется, ощущение, что все возможно сделать.

Анна Качкаева : А что тогда социологи с психологами говорят, что социального лифта нет, и на самом деле сейчас гораздо тяжелее добиться каких-то вещей?

Ольга Маховская: Да, гораздо тяжелее совершить какой-то резкий прорыв. Понимаете, у этих двадцатилетних есть опыт старших братьев и сестер, они его отрефлексировали, положенный с опытом родителей. Мне мой сын сказал, что совершенно очевидно для них, для двадцатилетних, что то, что делается систематическим трудом, достигается профессионально, то работает долго. Он не понимает, что все эти призывы к быстрому обогащению или к быстрым заработкам…

Владимир Ханумян: Вот это вот разница между ними и тридцатилетними.

Ольга Маховская: Да, ценность денег резко снижается.

Анна Качкаева : Ценность образования повышается.

Ольга Маховская: Там есть любовь, есть образование, есть любовь, которую за деньги не купишь, для них это ясно, как дважды два. И есть привязанности дружеские, которые очень важны и работают, они это видят. И они не хотят распылить свою жизнь, как старшие братья, у которых в основном ничего не получилось.

Владимир Ханумян: Абсолютно. Возобладали нормальные человеческие ценности. Они не полностью возобладали.

Анна Качкаева : Тогда вы рисуете просто конфликт этих поколений.

Владимир Ханумян: Конечно, конфликт. А он уже есть. Вы поговорите с двадцатилетними. Они категорически отрицательно настроены к той системе ценностей, которая в 90-е была. Это абсолютно четко, они вот этого не хотят.

Ольга Маховская: И это хорошо. Когда начинается презрение, например, к деньгам в таком раннем возрасте…

Владимир Ханумян: Да это не презрение, они к этому относятся спокойно, нормально относятся.

Ольга Маховская: Как к цели. Обогащение как цель их уже не так интересует.

Владимир Ханумян: Ну, деньги и деньги. Без каких-то гипертрофированных эмоций – то, что было у их предшественников. Мне вообще они напоминают первое послевоенное поколение, романтизм такой 60-х у нас, в Европе, кино, которое мы все любим, всякие «Июльские дожди» и прочее. Вот это же они. Не случайно «Питер FM » был таким популярным. Там же ничего абсолютно нет особенного. Просто вот эта интонация, если возвращаясь к тому же «Кадетству», на мой взгляд, что для них важно. Они выросли в общем в относительно благополучной стране. Хотя, я всегда говорю, что есть гораздо хуже, друзья. Просто у нас очень завышенные ожидания. И у них есть ощущение такое, что для них важно с точки зрения ценностной, это любовь, дружба, знания.

Ольга Маховская: Отношение к родителям.

Владимир Ханумян: Продвижение, гордость за страну опять же. Вот это у них все совмещается. Впервые за много десятилетий на самом деле, я бы сказал, в нашей стране. Чего они хотят, на мой взгляд? Мне кажется, что чего они хотят от телевидения, если они его смотрят? Они хотят искренней интонации. Вот эта не «правда», в смысле «шестидесятников» или революционеров, а искренность ясного, честного, искреннего разговора, искренние интонации. Я специально взял с собой такую шпаргалочку. Это песня из «Кадетства», причем песня, которую написали «Корни», тоже двадцатилетние на самом деле. И они не сразу к этому пришли. Я помню, что Роднянский им специально объяснял, про что должна быть песня. Потому что они как-то не про то написали.

Анна Качкаева : Это любопытно. Роднянский, который в отцы им годится, объяснял, про что они должны…

Владимир Ханумян: Ну как? Он же продюсер все-таки. Мы далеки от мысли, что сами двадцатилетние будут продюсировать все фильмы про себя, наверное. Просто это забавно. Я просто специально взял, мне просто пришло в голову. «Весна на сердце, каждый день весна». Это же мироощущение, да? Вот можно это было сказать про двадцатилетних в 90-е? Невозможно. Правильно? Или «Так много можно сделать в первый раз», «Дыши свободно и беспечно», «Распусти свои крылья» - понимаете, да? Это все можно сказать впервые в наше время, сейчас.

Ольга Маховская: Вы хотите сказать, что это органично звучит.

Анна Качкаева : Я думаю, что в 20 лет почти все говорят и про дыхание, и про желание любви и весны, и так далее. Другое дело – насколько это соразмерно с временем.

Владимир Ханумян: Я про это и говорю.

Ольга Маховская: «Ксюша, юбочка из плюша».

Владимир Ханумян: В советских песнях все это и было, но это не совпадало с твоим мироощущением очень часто.

Анна Качкаева : Или, наоборот, совпадало. В конце концов, в 60-е, которые вы приводите в пример, совпадало, я думаю.

Владимир Ханумян: Я был совсем маленьким, поэтому я знаю только из фильмов. Я такого рода слова воспринимал как лозунги, которые к моей жизни не имели никакого отношения.

Ольга Маховская: Ну, они и сейчас звучат как лозунги, я вас уверяю.

Владимир Ханумян: Но они же поют эти песни.

Ольга Маховская: И тогда пели.

Анна Качкаева : И тогда пели. Давайте мы прочтем, что думают наши слушатели по поводу нашего разговора и того, что происходит с молодежью. «Смотрю на российских спортсменов, они ведь тоже молодежь, и думаю: такие место в метро не уступят», - Сергей Митрофанов из Москвы.

«В одном из советских фильмов артист Копелян устами своего героя сказал: «Российский барин – он дурак, халявные деньги никогда счастья не приносят. Нынешние медленно, но верно роют могилу себе», - это Геннадий Георгиевич. Очень мрачные мысли по поводу и в связи с молодежью.

«В субботу на «Рен» показали передачу «СССР», там как раз показывали нашу молодежь, которую преподнесли как вечно пьяную и отупелую. Ведущий не забыл перемешать это со смертями артистов Румянцевой и Толубеева. Все это выглядит отвратительно». Ну, это скорее разговор про то, как телевидение показывает, а не про молодежь. Это уж точно, и «СССР» как программа в этом смысле не самый хороший показатель, потому что там еще и не то показывают.

«Уважаемая Ольга! По-моему, на российском экране стали превалировать два типа молодежи: лысый ежик и мохнатый колобок. Я думаю, наше будущее пройдет под знаком борьбы этих двух типов».

«У меня много друзей от 17 до 25, в основном образованные люди, они как один возмущены «Домом-2», считают ее программой для дебилов», - Надежда из Москвы.

«Почему вы обсуждаете проблемы страны, а в студии одни москвичи?» Ну, вот если вы нам позвоните, Анатолий, будут не только москвичи.

«Если бы на сегодняшнем экране появился Гагарин, то он бы показался инопланетянином. Молодежь стала не та». Ну, это все, кому старше 40, вероятно, говорят об этом.

«Зарабатывание бабла – вот и все ваше телевидение, весь смысл жизни. И не важно, в каком возрасте», - так считает Сергей.

«А что же в армию то здоровых ребят набрать невозможно? Хотя, может быть, такую армию и не надо».

«В отличие от «Ранеток», «Кадетства» и «Дома-2» и другого интеллектуального силоса, «Наша Раша» - более чем достойный сатирический проект, играет ту же роль, что и анекдоты о Леониде Брежневе в те времена. Что же касается поколения 20-летних, то страшно за ту его часть, которая дружными рядами вышагивает под разными флагами, в том числе «Наших», и устраивает пятиминутки ненависти. Самому мне 40», - Дмитрий из Москвы.

Ольга Маховская: Откликнулось еще одно поколение.

Анна Качкаева : Да.

Ольга Маховская: Перекличка поколений. Нам есть что сказать друг другу. Я должна сказать, поскольку все-таки я не работала над «Кадетством», я потрясена его успехом. Та же самая компания делала и «Ранетки», и «Кадетство». И люди те же самые во многом. Но «Ранетки» мы делали по-другому. Я вам точно говорю, как психолог, поскольку нам важно было, чтобы это не просто была мелодрама девичья про любовь. Важно, чтобы там были элементы социальной драмы, типажи были вычислены из реальности и близкими для аудитории. А девчонки решали проблемы, с которыми они сталкиваются реально. И там очень много психотерапии зашито в саму драматургию. Поэтому, мне кажется, что это получился очень объемный такой сериал.

Анна Качкаева : Потому что там есть взаимоотношения со взрослыми гораздо больше, чем в «Кадетстве», на мой взгляд.

Ольга Маховская: И с учителями. Там все живые.

Владимир Ханумян: «Кадетство» просто в силу:

Анна Качкаева : :понятно, того, что они были в замкнутом мире.

Владимир Ханумян: В «Кадетстве», на мой взгляд, большой плюс, что это гораздо шире, почему я эти строчки привел, чем просто жизнь конкретных каких-то курсантов в суворовском училище. Это гораздо шире.

Ольга Маховская: Конечно, им удалось стать авангардом для поколения. Это символический прорыв. Я совсем не собираюсь это снижать. Но все-таки считать, что «Ранетки» - это возврат к традиционным ценностям, это немножко не так. Это все-таки модернизация традиционных ценностей. Потому что да, мы говорим про семью, но где там нормальные семьи? Нормальной семьей считалось: папа изменяет, надо поговорить про это с дочкой.

Анна Качкаева : Но там еще кризис среднего возраста этих родителей.

Ольга Маховская: Конечно, так это же реальность.

Анна Качкаева : Разумеется.

Ольга Маховская: Эти родители, которые еще полны сил, они пытаются договариваться с подростками, которые переживают период эмансипации. И это очень важные для других отношения. И вот эту напряженность межпоколенческую, очень важную для всех героев, мы хотели сохранить в драматургии. Там очень много конфликтов, они срабатывают, нет возможности говорить конкретно о персонажах. Но просто понимать, что это все-таки сериал, построенный на моделировании.

Владимир Ханумян: Я бы сказал, не возвращение к традиционным ценностям. С моей точки зрения, традиционные ценности имеют вполне научное определение. А к ценностям нормальной жизни. Вот это очень важная история, когда общество возвращается к нормальной жизни, где бывает все: и разводы, и смерти, и болезни.

Ольга Маховская: Другая модель жизни. Конечно.

Владимир Ханумян: Это не экстремальная модель жизни, а такое нормальное течение жизни.

Анна Качкаева : Игорь из Москвы, мы вас слушаем, здравствуйте.

Слушатель: Хотелось бы узнать, какая наука занимается традиционными ценностями? В каком словаре вы хотите находить это определение? Это найдется очень много словарей, и в принципе они будут говорить исключительно о своих ценностях, что сейчас продемонстрировала госпожа Маховская. У меня такой интересный вопрос: вообще-то перекличка поколений или конфликт поколений? Поколения 20-летних такие хорошие, они поют про весну. Пушкин все время про осень писал, и так ничего все было. А вот помню начало 90-х была очень интересная песня «Весна, весна». Это была очень хорошая песня, и музыкально была немножко лучше, чем «Корни». И там это было. Действительно, человек в 20 лет, я с такими достаточно много общался, они действительно не интересуются деньгами, у них другие ценности. Я вот одному такому человеку говорю: «Вот ты хочешь купить радиоаппаратуру, она должна быть такая и такая». Он говорит: «Я все понял». Через день звонит: «А эта подойдет?» Я говорю: «Парень, ты понимаешь, что это минимум 8 тысяч евро?» Он: «Ну, и что! Мне мама оплатит». А маме 40 лет. А вот мама оплатит. И вот в этот момент, если мама госпожа Маховская оплатит ребенку в 20 лет музыкальный центр за 8 тысяч евро, то, безусловно, у него все будет нормально, у него на улице весна.

Анна Качкаева : У него то весна – это нормально. Но вы полагаете, что у него перспектив в будущем что ли меньше?

Слушатель: Перспектив действительно будет меньше. Действительно, потому что, не получивши трудом, а получивши от родителей, как и мой сын получает.

Анна Качкаева : То есть у вас тоже получает от родителей? Слово Вере Ивановне.

Слушатель: Я хотела подключить к вашей дискуссии еще два поколения – свою внучку пятилетнюю и себя, мне чуть-чуть за 50. На даче мы были, у соседки такая же внучка была. И когда я ее спросила: «А кем же ты хочешь быть?» Она мне сказала: «Ксенией Собчак». Вот я посмотрела этот «Дом-2», и я считаю, что если это прикол, то это жестокий и разрушительный прикол, потому что люди произошли не от обезьяны, тем более не от облика божьего, а от одноклеточной амебы, которая обладает речевыми признаками, умеет все делать, поесть и совокупиться. И если такие передачи показывают как прикол, а дети воспринимают это, понимаете, развлекая, обучай, такая формула воспитателей должна быть, что если наших детей плохо воспитывать…

Анна Качкаева : Мне кажется, что детей и внуков и вашу замечательную пятилетнюю внучку вы, наверное, сами все-таки воспитываете, а не только «Дом-2». Виктор Иванович, мы вас слушаем.

Слушатель: Я пессимистически настроен. Если бы нам почаще показывали те же работы наших школьников, умные работы, наших студентов, выпускников, приятно, что люди занимаются наукой. Таких детей очень много. Но их показывают очень мало. Но самое страшное, показывают всю низость, вот эту молодежь, которая пала, и то по наше вине с вами со всеми. Мы больше должны уделять внимания благородности, добру, любви, и будет все по-другому. И второе, лично к вам вопрос, Анна. Вы называетесь Радио Свобода . У вас можно говорить свободно то, что человек хочет?

Анна Качкаева : Ну, вы же говорите.

Слушатель: Если человек на эфир вещает, что устройте дискуссионный клуб, но в то же время обрывает или вообще не соединяет, это относится к программе в ранее время и к его ведущим.

Анна Качкаева : Давайте мы все-таки не будем обсуждать других ведущих и другой эфир. Хотя вы меня сейчас тоже можете упрекнуть, что я вас обрываю. Но время то не резиновое. Вы все хотите высказаться, а коротко это делать, к сожалению, не можете. Или не все из вас это могут делать. А очень бы хотелось. Борис Васильевич, пожалуйста.

Слушатель: Помните у Саши Черного «Семья - ералаш, а знакомые нытики – сплошной карнавал мелюзги. От службы, от дружбы, от прелой политики безмерно устали мозги». Вот мы сейчас живем в ирреальное время. В принципе, человечество, которое все время в поиске, а наше общество присосалось к этой газово-нефтяной трубе, находится, откровенно говоря, в чрезвычайно искаженном виде. Поэтому собчачье сердце и всякого рода искажения – это мир нереальный, это мир искаженный, и он в ближайшие три-четыре-пять лет будет меняться, потому что мир все равно выбирает социальную гармонию. Не может быть общества, основанного на наживе.

Анна Качкаева : Борис Васильевич, у вас дети есть?

Слушатель: Есть дети, мне уже много лет.

Анна Качкаева : А, то есть у вас и внуки есть.

Слушатель: Они громили мои заводы.

Анна Качкаева : А вот внукам вашим сколько лет?

Слушатель: Внукам немного, 3-5 лет.

Анна Качкаева : То есть их еще трудно отнести к 20-летним – 30-летним. Но спасибо вам большое, Ольга и Владимир, давайте завершать ваши мысли по поводу высказываний взрослых поколений от 40, как я понимаю, до 60.

Владимир Ханумян: Вот вы увидели разницу между восприятием мира 60-летних и 50-летних и 20-летних. Мне кажется, что 20-летним не кажется, что в мире нет гармонии, что все так ужасно, как сказал последний слушатель. С чем лично и я не соглашаюсь и думаю, что большинство из наших 20-летних тоже бы не согласились.

Анна Качкаева : Ну, вот 40-летние то тут нам пишут те, которым 40 лет. Они как раз считают, что для них гораздо более привычен язык «Нашей Раши», чем все остальное.

Владимир Ханумян: Ну, «Наша Раша» действительно юмористическая программа, она как бы другого жанра, она же не отражает жизнь, не должна отражать жизнь. Другое дело, это такой формат, называется «Литтл Бритн», и англичане делают все то же самое, они подсмеиваются над собственными согражданами. Вот, собственно говоря, и все.

Ольга Маховская: И это будет всегда и для всех.

Владимир Ханумян: Это здоровая на самом деле тенденция.

Анна Качкаева : Видимо, наши слушатели подумали, что, возможно, мы каким-то образом пытаемся очернить «Нашу Рашу», что совершенно не так, потому что эта программа, разумеется, выражает.

Владимир Ханумян: Когда мы говорим о приколе, мы не говорим о юмористических программах. Потому что юмористическая программа – это жанр.

Ольга Маховская: Я должна ответить Игорю. Мы с ним из одной грядки. Я, конечно, считаю, и не собираюсь никаких покупать центров за 7 тысяч евро, у меня их никто и не просит. Конечно, они должны все добывать своим трудом. У них все получится. Я об этом своим говорю с утра до вечера. Но я потрясена, поскольку мы вызвали так много откликов, причем эмоциональных. Я понимаю, что все равно 20-летним придется развиваться.

Анна Качкаева : И тридцатилетним.

Ольга Маховская: И тридцатилетним, но двадцатилетним, на которых мы ставим.

Владимир Ханумян: Ну, человек развивается.

Ольга Маховская: Им все равно придется развиваться в условиях конкуренции поколений. Потому что все еще активны и за ними пойдут. Поэтому им расслабляться нечего, им придется пахать как мало кому. Я их готова только поддерживать как всякого трудящегося человека.

Анна Качкаева : Это означает, что телевидение может предложить этому поколению? О чем вы будете пытаться говорить в новом сезоне, в следующем сезоне с вот этим вот поколением?

Владимир Ханумян: Ну, мы уже этот разговор начали на самом деле. Поэтому мы им предлагаем как раз искренний разговор о той жизни, которая нас сегодня окружает.

Ольга Маховская: Все-таки быть внимательными по отношению к другим людям. Потому что то поколение выросло под каким-то странным лозунгом «Полюби себя», то есть себя недолюбило.

Анна Качкаева : А теперь хорошо полюбить бы других.

Ольга Маховская: Полюбить бы кого-нибудь хорошего.