Александр Генис: А сейчас в эфире – «Музыкальное приношение» Соломона Волкова. Прошу вас, Соломон.
Соломон Волков: Сегодня я хотел бы начать с записи человека, который очень популярен в Нью-Йорке. Когда я сюда приехал, то самым популярным исполнителем немецких песен (Шуберт, Шуман, Брамс) был знаменитый Фишер-Дискау. На его записях мы в России росли, мы понимали, что такое Шуберт, как его нужно исполнять, слушая Фишера-Дискау. Поэтому, как только я приехал в Нью-Йорк и тут объявился Фишер-Дискау, я побежал на его концерт и был, надо вам сказать, слишком разочарован - в этот момент у него уже не было голоса. Отсутствие голоса он как бы пытался компенсировать манерностью исполнения, излишней выразительностью и, в целом, это был очень разочаровывающий концерт. Так вот функцией этого Фишера-Дискау, любимца публики и знаменосца классической немецкой песни, сегодня является немецкий баритон Томас Квастхофф, который так же популярен и обожаем, особенно женщинами, потому что он родился таким уродцем - у него большая голова на маленьком теле и деформированные ручки. Его мать принимала знаменитое тогда снотворное, после которого появлялись вот такие деформированные дети.
Александр Генис: Я видел его на сцене и это, конечно, нечеловеческое зрелище, потому что представить себе такой красоты голос в таком изуродованном теле очень трудно.
Соломон Волков: Я не очень люблю ходить на концерты Квастхофф. Есть такая экзальтация, особенно женская, и это понятно психологически - женщинам его жаль, им хочется его как-то прижать, пожалеть, одобрить, восхититься им. Голос изумительный, артист он потрясающий. Это действительно эквивалент Фишеру-Дискау. И я предпочитаю, как ни парадоксально, слушать его телевизионные трансляции, потому что они тогда сосредотачиваются на голове. У него очень выразительная мимика, красивое лицо, и ты видишь, как он осмысляет каждый звук. Но лучше всего Квастхоффа слушать в записи, поэтому я предлагаю шубертовскую «Форель» - историю жизни и гибели маленькой форели - в классическом исполнении Томаса Квастхоффа. Когда Квастхофф приезжает в Нью-Йорк, то в его репертуар обыкновенно входит и шубертовская «Форель».
Соломон Волков: Сегодня мы вспомним об американском композиторе Леонарде Розенмане, который начинал как автор так называемой академической музыки - он учился у Шёнберга в Лос-Анджелесе, одним из первых в Америке освоил шёнберговскую двенадцатитоновую технику композиции, а затем с ним произошла любопытная история. Он жил в Нью-Йорке, преподавал фортепьяно частным образом, и среди его учеников был молодой человек по имени Джеймс Дин, который также пытался прорваться в кинобизнес. И когда он прорвался, режиссер Элиа Казан взял его для того, чтобы выступить у него в фильме 1955 года «К востоку от Рая» по Стейнбергу. Дин привел учителя музыки Леонарда Розенмана, потому что он знал, что он серьезный композитор. Розенман недавно умер в возрасте 83 лет. Розенман совершил небольшую, но очень существенную революцию в бизнесе киномузыки. До него царствовала традиция, которую основали приезжие из Вены композиторы типа Корнгольда, Макса Штайнера. Это такая роскошная, чувственная мелодика в стиле позднего Рихарда Штрауса. Вот это была главная киномузыка. А те, кто пошли за ним, ввели элементы атональности. Это были Шёнберг и Барток. Они соединили это с так называемой «американой», то есть с интонациями Копланда. И вот это соединение дало уникальный новый стиль.
Александр Генис: Это был настоящий сплав Старого Света с Новым Светом.
Соломон Волков: Да, и они в этом смысле задали тон американской киномузыке 50-х -60-х годов.
Александр Генис: Насколько успешно она была дальше?
Соломон Волков: Эта линия дошла до сегодняшнего дня. Другое дело, что сейчас опять европейская струя в музыке, но уже такая авангардная техно. А это - бартоковско-шонберговская линия. И по первым аккордам, по первым нотам вы всегда скажете: «А! Это фильм 50-х-60-х годов!». Это был, конечно, период расцвета такого стиля. И вот я хочу показать, в качестве образца, музыку, под которую идут титры картины «К востоку от Рая», картины, которая сделала из Джеймса Дина кинозвезду.
Александр Генис: А сейчас – «Музыкальный антиквариат».
Соломон Волков: Здесь я хочу напомнить о чрезвычайно любопытной и колоритной фигуре Леопольда Стоковского, знаменитого дирижера, который родился в 1882, а умер в 1977 году. Целая эпоха! Мне про Стоковского очень много рассказывал знавший его неплохо Натан Мильштейн. Он очень смеялся над тем фактом, что Стоковский, по его словам, будучи ирландцем по фамилии Стоувс, выдавал себя за польского аристократа. Придумал себе фамилию, рождение в Кракове, аристократическое прошлое, говорил со славянским акцентом… А Стоковский, надо сказать, был высокий, голубоглазый и дамский угодник перворазрядный, пользовался грандиозным успехом у женщин. Был период, когда он был вообще самым популярным дирижером мира. Он озвучил знаменитую «Фантазию».
Александр Генис: Очень знамениты его инструментальные переложения Баха.
Соломон Волков: И потом голливудские фильмы: «Сто мужчин и одна девушка», там Стоковский главный человек, еще несколько фильмов, где он появляется именно в качестве знаменитого дирижера. Это было олицетворение знаменитого дирижера. Самое интересное заключается в том, что Стоковский не так много привирал, как это думал даже знавший его Мильштейн. Теперь можно сказать, что он родился не в Кракове, а в Лондоне, но его фамилия действительно Стоковский, а не Стоукс и у него действительно где-то в крови были польские предки. Другое дело, что, может быть, он был не такого знатного происхождения, как ему хотелось, и говорил он как настоящий лондонский кокни. Но в течение многих лет он руководил Филадельфийским оркестром. Он сделал Филадельфийский оркестр - он с 1912 по 1938 год возглавлял его. И, в частности, знаменитые записи Рахманинова с Филадельфийским оркестром были им сделаны именно со Стоковским. Но он, поскольку выдавал себя за коренного славянина, то играл много славянской и, в частности, русской музыки. Ему это удавалось. И вот я хочу показать музыку, которая в данный момент очень редко звучит даже в России, не говоря уже о западе. Это «Восемь русских народных песен» Анатолия Лядова. Любопытно, что Дягилев заказал ему «Жар-Птицу», а Лядов настолько был известным лентяем, что оттягивал, оттягивал и, наконец, Дягилеву это надоело, и он заказал «Жар-Птицу» Стравинскому. Последствия всем известны. Третья из песен сейчас прозвучит в исполнении Стоковского. Это запись 1969 года, сделана она в Лондоне с Королевским Филармоническим Оркестром.
