Владимир Тольц: Проблема трудных подростков известна практически в любой стране. В России, в связи с ростом числа неблагополучных семей, она особенно актуальна. Всегда ли для ее решения используются эффективные методы? Есть ли альтернатива детским колониям? У микрофона Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Кто он, трудный подросток? Прежде всего, это ребенок, чье поведение заметно отличается от поведения сверстников, от общепринятых норм. Это может быть и грубость, и нежелание учиться, и демонстративное неуважение взрослых, и вредные привычки, опять же проявляемые демонстративно. У кого-то все-это с возрастом проходит, у кого ведет к серьезным конфликтам в семье, к отверженности в школе. Отверженный подросток часто прибивается к стайке таких же отверженных, и все может закончиться на скамье подсудимых. Нельзя сказать, что работа с такими детьми не ведется. Говорит главный специалист отдела социальной защиты семьи и детей Управления социальной защиты материнства, детства, семейной и демографической политике петербургского Комитета по труду и социальной защите населения Татьяна Горкуша.
Татьяна Горкуша: В Санкт-Петербурге принят ряд таких законов, которые серьезно влияют на общую атмосферу и в том числе по профилактике безнадзорности детской. Например, принят закон в 2005 году еще об административной ответственности юридических лиц, индивидуальных предпринимателей за попустительство нахождения несовершеннолетних в игорных заведениях. Кроме этого есть такой закон, который направлен на уменьшение количества несовершеннолетних, находящихся в общественных местах в ночное время без сопровождения родителей, либо без сопровождающих.
Татьяна Вольтская: Трудными подростками занимаются специальные комиссии по делам несовершеннолетних, которые есть в каждом районе.
Татьяна Горкуша: В состав комиссии входят помимо людей, работающих в администрации, и представителей в том числе здравоохранения, образования, муниципальных образований и ряда других, потому как работа действительно серьезная и требует всестороннего подхода при рассмотрении того или иного дела. В настоящее время комиссии очень много занимаются вопросами, связанными с рассмотрением дел по нарушению прав, допустим, несовершеннолетнего с привлечением родителей. Большое внимание уделяется комиссией по делам несовершеннолетних при рассмотрении тех правонарушений незначительных, которые совершают наши молодые люди, дети . И безусловно, поток дел очень большой и не всегда успевают представители этих комиссий заниматься чисто профилактическими вопросами. А ведь по федеральному законодательству одно из важных направлений деятельности комиссии по делам несовершеннолетних является как раз и профилактическая работа. Наверное, нужно сначала упреждать, а потом наказывать.
Татьяна Вольтская: Трудные подростки, законы, профилактика. А из чего складывается сама фактура этой работы на практике, на местах? Говорит Татьяна Георгиевна, психолог, социальный работник, она работала даже в печально известной школе 1 для осужденных подростков.
Татьяна Георгиевна: Проводили обследования, разные тесты на интеллект, «Несуществующее животное». Как бы берутся рисунки и расшифровываются.
Татьяна Вольтская: А живая какая-то работа, говорил кто-нибудь о чем-нибудь с ними?
Татьяна Георгиевна: Конечно, существуют консультации. Ребенка иногда даже нужно взять из класса, конфликт серьезный или с учителем или в коллективе, состояние очень раздраженное, агрессивное.
Татьяна Вольтская: Что это за дети вообще?
Татьяна Георгиевна: В основном из неблагополучных семей попадают. Я не думаю, что в благополучных семьях идеальные подростки, но защита родителей - это очень большое дело. Много алкоголизма в семьях, как правило. Я после школы работала, называлось Центр профилактики безнадзорности и наркозависимости, там работа строится совершенно иначе не так, как в школе. Потому что школа - это школа закрытого типа. Там за хорошее поведение отправляются даже на выходные эти школьники домой. Все-таки пять дней или шесть дней в неделю проводят в этой школе.
Татьяна Вольтская: В тюрьме в общем.
Татьяна Георгиевна: Они неважно там откровенничают. Они не откровенничают, но с удовольствием идут на беседу с психологом. Лучше с урока уйти, пойти к психологу. Они не прочь потрудиться на благо своей школы. А тут ну поставили его на учет в милицию, ну занялся им социальный работник из профилактики, но все равно свободен, хочу приду, хочу не приду. Когда идет речь о том, кем бы они хотели работать, я пыталась искать таким подросткам, которые стоят на учете в милиции, работу. Естественно им всем до 18 лет, а кому-то и 14. Теоретически у нас человек может с 14 лет начинать работу, но практически найти нереально даже с 16-летки, они плохо адоптированы. С одной стороны большинство правонарушений: отняли телефон – продали или отняли телефон - пользовались. Денег на телефон мобильный у них нет. Но тем не менее, когда говоришь о центре занятости, где можно хоть какие-то деньги получать, но только нужно вовремя являться появляться, то к этому у них почему-то полное равнодушие и высокомерие. Я довела только одного, которому было смертельно нужно, ему нужна была справка, что он встал в центр занятости, тогда вроде к нему не придерешься.
Татьяна Вольтская: У Татьяны Георгиевны - практика - большие претензии к теории, к законодательству, к официальному подходу к таким детям.
Татьяна Георгиевна: У нас как-то так: если тебе 17, ты еще подросток, 18 - ты уже взрослый человек. Но я считаю, что, к сожалению, у нас много, которые в 20 лет все еще подросток. У меня был очень такой плохой парень, мне очень хотелось поставить на учет в центр занятости, вполне возможно и работу нашли, можно было в 17 лет, но нужна была справка, что он учится в вечерней школе. И он с этой справкой тянул и тянул. И тогда я сказала: знаешь, я пойду вместе с тобой, мы получим эту справку. Я посмотрела, как он ее получал. Он подошел к двери секретаря, дернул за ручку, она не открылась. Он сказал: этого секретаря, да ее никогда не бывает и так каждый раз. Я сказала: нет, так не может быть. У нас учительская есть? Есть. Пришли в учительскую, узнали, где секретарь, когда должен быть, сколько подождать времени. Конечно, секретарь пришла и справку мы получили.
Татьяна Вольтская: Очень интересно, вы сказали, что совершенно естественно у них отнять телефон, но совершенно не естественно пойти заработать три рубля на этот телефон. Почему, как вы считаете?
Татьяна Георгиевна: Мне кажется, что младшие, когда им тоже лет 14, они больше готовы работать. А старшие, которые попробовали, что можно поклянчить, можно отнять, к кому-то прилепиться, присоседиться.
Татьяна Вольтская: Плохой пример? Они должны научиться у кого-то, что так можно делать.
Татьяна Георгиевна: К сожалению, те, кто много бывает на улице, в какой-то степени наших обидчиков формируют жертвы, а жертв у нас достаточно много. Да, пожалуй, даже знаю, что не кидаются на всех подряд подростки, они кидаются на более слабых. Это не всегда школьники. К сожалению, жертвами могут быть и безответные старухи, торгующие сигаретами и безответные бомжи, которые уже так пропились и никто их не ищет, и никто не защитит. Это, к сожалению, такой социум, среда, которая подпитывает. Например, те, что нищенствуют. У нас есть силы и мы знаем конкретно, какие действия нам нужно сделать, чтобы ребенка, который на улице подошел просить, как-то его отправить. Куда мы его можем отправить? У нас есть приюты. Но что, мы знаем адрес? Нет. Проще достать десять рублей.
Татьяна Вольтская: Понятно, если можно так собрать какую-то сумму, то зачем идти в центр занятости? Из трудных подростков уже осужденные и уличные - самые трудные. Воспитать их в обычных условиях невозможно, - убежден создатель коммуны для трудных подростков Евгений Клиот.
Евгений Клиот: Каждый по-своему трудится. Есть такие дети, которые, как у Райкина, пить, ходить и курить я начал одновременно. Они все криминализированы, они все имеют привычки вредные, у них причинно-следственные связи расстроены и с ними работать очень трудно, это надо делать в условиях закрытых специальных учреждений - это мое глубокое убеждение. Потому что детей так просто в жизнь не вернуть, они все равно будут связаны с криминалом и все равно рано или поздно окажутся на нарах. То есть это те специальные формы, где есть специалисты, где есть рамки и где все требует жестких контролирующих факторов. Пока практика наша состоит в том, что усугубляют причины и там нет таких колоний, которые бы исправляли, серьезно исправляли. Все равно, сколько волка ни корми, все равно в лес смотрит. Когда человек в трезвом состоянии, все гладко, все хорошо, но все равно, как только он выпил, пошли нарушения, отклонения и человек, у которого в практике была криминальная составляющая, она так и остается.
Татьяна Вольтская: В России пока очень мало мест, попадая в которые, ребенок мог бы избежать детской колонии. В других странах такой опыт есть давно, - говорит психиатр-психотерапевт центра восстановительного лечения "Детская психиатрия" Илья Бердышев.
Илья Бердышев: Это немножко специальная вещь, сообщество находится в Норвегии. Это сообщество поддерживается государством. Это такое социо-педагогическое трудотерапевтическое сообщество для молодежи, для подростков старшего возраста, которое помогают трудным подросткам, в том числе с криминальным поведением и наркозависимым реабилитироваться. Очень мощное насыщение человеческих связей. Примерно один педагог, воспитатель, реабилитатор, как угодно, на одного трудного подростка. Туда направляется в качестве альтернативной меры наказания по решению норвежского суда подростки. Альтернатива - это естественно заключение или же условная судимость. Дочерняя организация норвежской команды была в начале 90 организована в живописном местечке в Латвии и располагалась на территории тогдашнего при Советском Союзе областного наркологического центра, отделения для детей и подростков. 20 на 20, 20 подростков были латышскоязычных, 20 подростков русскоязычных и опять же интенсивное общение с ними. Примерно такого же типа поселения имеются в Польше. Организовал в давние времена известный польский психиатр и нарколог Анджей Катанский. Есть детские, такие хорошие фермы, которые живут на самоокупаемости и самоуправляемости.
