Марьяна Торочешникова: Сегодня в программе. Международная правозащитная организация Amnesty International требует от лидеров мировых держав принести извинения за 60 лет неспособности соблюдать положения, закрепленные Всеобщей декларацией прав человек. Подведены предварительные итоги визита в Россию специального докладчика ООН по вопросам независимости судей и адвокатов Леонардо Деспуи. И традиционные рубрики председателя Московской Хельсинкской группы Людмилы Алексеевой и руководителя Центра экстремальной журналистики Олега Панфилова.
Специальный докладчик ООН по вопросам независимости судей и адвокатов Леонардо Деспуи пробыл в России 10 дней. Этого времени, по его словам, хватило на то, чтобы получить полное представление о том, как обстоят дела в сфере российской юстиции. В эти 10 дней господин Диспуи встречался не только с судьями высших инстанций районных судов, но и с прокурорами, адвокатами, представителями неправительственных организаций. Теперь Леонардо Деспуи предстоит подготовить обстоятельный доклад, который будет обсуждаться сначала в Комитете ООН по правам человека, а позже и на заседании Генеральной Ассамблеи.
Судя по рассказу специального докладчика ООН, в целом он остался доволен тем, как продвигается в России судебная реформа. Особо были отмечены старания исполнительной власти, направленные на улучшение оснащения судов, повышение зарплаты судей. Впрочем, по мнению Леандро Деспуи, у российских служителей Фемиды еще много нерешенных проблем.
Леонардо Деспуи: Первое, что можно констатировать, это то, что в стране есть сложности с выполнением судебных постановлений и решений. Неисполнение судебных решений негативно сказывается на имидже страны вовне. Можно выделить среди тех аспектов, на которые в ходе бесед было обращено мое внимание в плане возможного их улучшения в процессе реформ, например, вопрос выборности судей. Есть мнение, что, несмотря на предусмотренную законом открытость процесса отбора судей, на практике этой открытости, как правило, недостает. То же самое можно сказать и по поводу процесса объективности наложения дисциплинарных взысканий на судей и распределения между ними функций по рассмотрению тех или иных дел. Дела распределяются, как правило, неравномерно. Говорилось и о случаях вмешательства и политического давления на судей, что, впрочем, было отмечено и средствами массовой информации.
Марьяна Торочешникова: Леонардо Деспуи обеспокоен и тем, что российские власти в последнее время настойчиво пытаются ограничить независимость адвокатуры. Он заявил, что любое посягательство на независимость этого института будет противоречить международным обязательствам, которые взяла на себя Россия. Деспуи отметил также, что обязательно сообщит в своем докладе о многочисленных практических препятствиях, как, например, запугивание или другие формы давления со стороны судей и работников прокуратуры, которые приходится преодолевать адвокатам в России. Кроме того, спецдокладчик ООН обеспокоен тем, что, несмотря на длительное обсуждение соответствующих законопроектов, в России до сих пор не учреждены ни ювенальные, ни административные суды. Соответствующие рекомендации, по словам Леонардо Деспуи, обязательно будут помещены в итоговый доклад.
Сейчас трудно предсказать, как отреагируют на этот доклад российские власти, поскольку Россия неоднократно игнорировала рекомендации международных организаций, в том числе и Парламентской Ассамблеи Совета Европы, и профильного комитета ООН, связанные с положением в сфере юстиции и соблюдением прав человека. Однако Леонардо Деспуи исполнен оптимизма.
Леонардо Деспуи: Мои доклады подвержены анализу международного характера и обсуждаются на самом широком международном уровне. Совет по правам человека – орган системы ООН, в работе которого принимают участие все страны. Я думаю, что морально-политическое воздействие работы над докладом в Организации объединенных наций имеет, наверное, больший вес, чем европейская. Я, главным образом, внося свои рекомендации, исхожу из соображений практической их целесообразности и возможности реализации. Я исхожу из того, что в эпоху общей глобализации – глобализации экономической предшествовала глобализация гуманитарная, требующая общей позитивной реакции и выполнения всеми государствами прав человека. Неизбежно сегодня все государства должны адаптироваться к новой системе международных отношений, к новому юридическому миропорядку. Что касается практической целесообразности, возможностей осуществления, то сегодня можно говорить о том, что целесообразность эта всеми признается. Осталось обеспечить возможности для реализации этих решений, и как можно скорее.
Марьяна Торочешникова: Сказал специальный докладчик ООН по вопросам независимости судей и адвокатов Леонардо Деспуи.
Между тем, о необходимости реформирования в сфере юстиции на минувшей неделе говорили и представители российских правоохранительных структур. Так, например, генеральный прокурор России Юрий Чайка немало удивил наблюдателей, когда во время выступления на расширенном заседании Коллегии Генеральной прокуратуры повинился за откровенный брак в работе правоохранительных органов и предложил наказывать рублем должностных лиц, по вине которых граждан незаконно привлекают к уголовной ответственности. «Ежегодно в результате откровенного брака в работе предварительного следствия число лиц, имеющих право на реабилитацию после уголовного преследования, исчисляется тысячами, - цитирую я генерального прокурора России Юрия Чайку. - Только в прошлом году по реабилитирующим обстоятельствам от уголовной ответственности были освобождены 5265 человек, притом что более тысячи из них содержались под стражей.
Юрий Чайка: Здесь причин, конечно, много. Прежде всего я отметил непрофессионализма, значительное омоложение органов следствия и дознания. Это, скажем так, еще недостаточная опытность руководителей следственных органов. Потому что с учетом того, что у нас большая текучка в следственных органах, в МВД и в прокуратуре, поэтому у нас еще недостаточный опыт работы. Конечно же, это и профессиональные ошибки, профессиональные просчеты в организации работы, за что и должны конкретно нести ответственности, в том числе, и прокуроры.
Марьяна Торочешникова: Ответственность, по мнению Юрия Чайки, должна выражаться не только в дисциплинарных взысканиях. Генеральный прокурор сообщил, что уже дал поручение рассмотреть возможность предъявления регрессных исков к дознавателям, следователям и прокурорам, виновным в незаконном привлечении граждан к уголовной ответственности. Только в прошлом году суды взыскали в пользу реабилитированных более 94 миллионов рублей. Эти деньги выплачиваются из казны Российской Федерации, то есть фактически за ошибки следствия и прокуратуры отвечают налогоплательщики.
По мнению директора Фонда «Общественный вердикт» Натальи Таубиной, введение регрессного порядка взыскания компенсаций без системных преобразований внутри правоохранительных органов вряд ли сможет качественно изменить сложившуюся ситуацию.
Наталья Таубина: С одной стороны, если будет введена мера – снятие по регрессу с должностных лиц, виновных в незаконном привлечении к ответственности, и при этом этот регресс будет применяться как к прокурорам, так и к следователям, то есть надежда, что прокуратура станет более внимательно изучать обвинительные заключения, и в случае, если они будут сомневаться в доказанности и в полноте предъявленного заключения, они его будут заворачивать на доследствие. Но ведь это будет как бы одна мера, не вписанная в контекст системного реформирования работы правоохранительных органов, вряд ли это приведет к существенному изменению качества работы следствия.
Марьяна Торочешникова: Правозащитники уже высказали опасения в связи с тем, что заявление Юрия Чайки и такой акцент на число выигранных гражданами дел о компенсации морального вреда в связи с незаконным привлечением к уголовной ответственности может быть воспринят как сигнал судьям, дескать, стоит сократить число оправдательных приговоров. Говорит адвокат Андрей Похмелкин.
Андрей Похмелкин: Судьи и сейчас-то выносят не очень много оправдательных приговоров, а при такой постановке вопроса вполне возможно, что они этот сигнал ощутят. Состояние, скажем так, правосудия в стране в первую очередь определяется политической ситуацией в стране. Именно политический режим оказывается непосредственное влияние на то, что происходит в сфере юстиции, и прежде всего уголовной юстиции. И тут дело даже не в том, кто будет занимать те или иные должности, а дело в том, что сама по себе система, сложившаяся в нашей стране, она вообще исключает возможность независимости судей и нормального правосудия.
Марьяна Торочешникова: Вместе с тем, по мнению Андрея Похмелкина, российских прокурорам необходимо вернуть надзорные функции за следствием, которых они фактически лишились с принятием прошлогодних изменений в законодательство.
Андрей Похмелкин: Реального надзора за соблюдением законности в течение предварительного расследования у нас нет. Вместе с тем такой надзор необходим. С нашей точки зрения, прокурорский надзор за следствием необходимо восстановить, но восстановить в несколько иной форме, чтобы это был действительно надзор, а не процессуальное руководство следствием. За прокуратурой надо сохранить очень много властных полномочий по отношению к следствию, но с одним, на мой взгляд, необходимым условием: чтобы это все делалось по жалобам и ходатайствам участников процесса. Только в этом случае прокуратура сможет надлежащим образом выполнять свои функции. В общем, все это частные моменты, которые принципиальным образом на ситуацию в стране не повлияют, но это одна из гарантий, которая может предотвратить хоть в какой-то мере случаи необоснованного привлечения к уголовной ответственности.
Марьяна Торочешникова: Большинство экспертов сошлись во мнении о том, что выступление генерального прокурора свидетельствует: начальники осознали, наконец, насколько неэффективно работает российская правоохранительная система. Остается лишь пожелать, чтобы заявление Юрия Чайки стало поводом для начала системного реформирования.
Продолжаем выпуск специальной рубрикой Олега Панфилова.
Олег Панфилов: Мы часто сталкиваемся с утверждением, что профессия журналиста опасная, что журналистов часто убивают, на них нападают, им угрожают, их работа связана с постоянным нервным напряжением. При всех огрехах и несовпадении слухов и фактов о массовой гибели журналистов следует все-таки признать, что профессия действительно сложная и сопряжена с постоянным состоянием депрессии, если журналист работает на войне или во время природных катастроф, во время политических акций или проводят собственное журналистское расследование. Есть ли возможность чувствовать себя в этой профессии более комфортно, а если и не комфортно, то, по крайней мере, без особых последствий для себя?
В студии находится Ольга Кравцова, кандидат психологических наук, сотрудник Центра экстремальной журналистики.
Оля, когда обычный человек видит какую-либо ситуацию – автомобильную катастрофу или последствия землетрясения, – ему становится плохо, и это понятно. Журналист, помимо того, что ему становится плохо как человеку, должен еще совладать с собой, для того чтобы все это запомнить, записать, потом написать репортаж. В чем состоит особенность состояния журналиста вот в подобных ситуациях?
Ольга Кравцова: Действительно, когда человек попадает в травматическую ситуацию, журналист так же, как, наверное, и любой другой человек, переживает реакцию травматического стресса, который не проходит бесследно и накладывает определенные последствия на психику. Но в то же время и сама профессия журналиста дает не только больший риск подверженности травме, потому что журналисты, вопреки биологическому инстинкту, должны бежать к месту трагедии, а не от нее, но в то же время сама профессия дает и средства совладания с травмой. Что такое травма? Это потеря смысла, потеря контроля над событиями и ощущение беспомощности и хаоса.
Олег Панфилов: Но журналист должен себя каким-то образом воспитывать, для того чтобы совладать все-таки с собой?
Ольга Кравцова: Опытные журналисты говорят, что даже их профессиональная реакция, например, в травматической ситуации, когда он, можно сказать, не находится при исполнении, но хватает камеру или блокнот и начинает записывать события. И некоторые даже смеются над этой реакцией, может быть, она бесполезна в данной ситуации, но это не только профессиональная привычка, но это и некоторое спасение, та соломинка, за которую человек хватается, чтобы как-то осмыслить происходящее и что-то делать, а не оставаться в бездействии.
Олег Панфилов: Вот когда говорят о работающем на войне журналисте, говорят, что спустя какое-то время, после первой, второй поездки, когда уже журналист почувствовал, что такое адреналин, он уже заболевает тем, что может быть похоже на какое-то желание постоянно быть в стрессе. Что это такое, почему у журналистов, которые хотя бы однажды или два раз пережили это состояние, они вновь и вновь хотят ездить на войну и оказываться в таких экстремальных ситуациях?
Ольга Кравцова: Действительно, есть такая точка зрения, что человек как бы подсаживается на адреналин, и это сродни такой наркомании, что уже человеку необходим этот стресс постоянный или риск для жизни. И действительно, есть точка зрения, что в этом есть и физиологические некоторые причины, предрасположенность некоторая, может быть, даже генетическая. Есть исследования на эту тему. Но я бы рассматривала все-таки это с точки зрения не биологии, как детерминанты человеческого поведения, а когда человек находит какое-то свое дело, что у него получается хорошо и от чего он получает кайф, что он делает что-то полезное, что-то осмысленное, мне кажется, вот здесь я бы искала корень этого поведения. И неслучайно поэтому, когда, например, заканчивается война, и некоторые военные корреспонденты говорят: «Все, жизнь остановилась». Мне кажется, дело здесь не только в биологической детерминированности и не столько, а в том, что все люди, если они находят какое-то дело, которое у них получается хорошо, страдают, когда они не могут им заниматься.
Олег Панфилов: Бывают ситуации, когда журналисты оказываются на войне, и это ситуации, которые, видимо, даже следует рассматривать не только с психологической точки зрения, но может быть, даже и правовой, потому что в Уголовном кодексе есть, например, статья «Неоказание помощи». И поэтому многие люди считают, что журналист, снимающий военные действия или катастрофы, снимающие умирающих людей, вроде бы должен оказать им первую медицинскую помощь, каким-то образом помочь им, а он продолжает снимать, продолжает выполнять свою работу. Это как-то отражается на работе журналиста, на его психологическом состоянии?
Ольга Кравцова: Я думаю, что это действительно очень тяжелый моральный выбор, очень трудная дилемма, которая стоит перед журналистом. Действительно, наряду с другими профессиями, журналисты должны бежать, так сказать, к месту трагедии, а не от него, так же как и медики, спасатели, но если у медиков и спасателей, пожарных задача одна – спасти людей, то у журналиста вроде бы задача такая отстраненная: он присутствует на месте трагедии, но взаимодействие с пострадавшими не является самоцелью профессии, самоцелью является получить информацию и донести ее до других людей. И от этого, конечно, могут быть дополнительные психологические трудности, чувство вины, например, что журналист не может в силу профессиональных обязанностей, если он решает сохранять свою профессиональную роль, помочь человеку непосредственно, он должен как-то цинично вроде бы его снимать, например, или писать о нем рассказ. Тут, наверное, каждый решает для себя в определенной ситуации. Я знаю, что журналисты в некоторых ситуациях бросали камеру и все-таки спасали людей, если, например, нет другой помощи или если действительно пострадавшие находятся в критической ситуации. Но тут важно помнить все-таки о задачах профессии, и что накладывает, может быть, дополнительную вину на журналиста в критической ситуации, может его же и спасти как бы в более долговременных последствиях. Потому что, например, как психолог я могу сказать, я, может быть, могу больше оказать помощь в непосредственных ситуациях, но у меня нет той власти, которая есть у журналистов, чтобы изменить, например, законы или привлечь внимание общественности к проблемам клиентов, с которыми я взаимодействую. То есть нужно помнить, что это другой слой ответственности, другая задача, и постараться выполнять ее, может быть, не сбиваясь на задачи других профессий.
Олег Панфилов: Проще говоря, чем больше журналист покажет миру последствия, допустим, войны, последствия какой-то природной катастрофы, тем больше будет возможности помочь тем людям, которые оказались в этой ситуации.
Ольга Кравцова: Возможно, да, здесь не непосредственная помощь будет играть большую роль, а опосредованная. Но опять же я говорю, что в каждой ситуации, наверное, журналист должен решать для себя. Если вокруг никого нет, а перед вами беспомощный человек, конечно, вы захотите помочь ему непосредственно.
Олег Панфилов: Вы довольно долгое время находились в американском ДАРТ-центре, где пытаются помочь, в том числе, и журналистам, и в первую очередь журналистам. Во многих странах мира, прежде всего в Европе, в Америке, существуют такие центры, существуют исследователи, люди, которые пытаются помочь журналистам. Есть ли попытки создания подобных центров? И что вы думаете, есть ли необходимость в создании таких центров в России или на постсоветском пространстве?
Ольга Кравцова: Начав заниматься этой проблемой год назад, я была даже удивлена, насколько это действительно остро стоящая проблема, причем не только в России, а во всем мире. И удивлена тем, что очень мало разработок на эту тему. И в принципе, даже в той же Америке, где, в общем-то, люди были инициаторами создания такого центра, это началось где-то в 90-х годах всего. То есть проблема вроде бы старая, а начали ей систематически заниматься только недавно. И центр ДАРТ объединяет журналистов, психологов, психиатров. Это такая сеть специалистов, которые между собой взаимодействуют и сотрудничают на благо того, чтобы, во-первых, освещение трагедий и конфликтов было более чувствительным, боле деликатным, более грамотным, и во-вторых, чтобы журналисты знали, как защищать и собственное психологическое здоровье от дополнительных травм. В России, я думаю, такой центр был бы очень сейчас к месту, потому что и почва, так сказать, подготовлена, есть запрос. Тот же ДАРТ-центр несколько раз уже выступал на российских профессиональных мероприятиях, были дискуссии, были обсуждения, были такого рода семинары, мастерские. Есть запрос, есть интерес у российских журналистов, хотя есть и сопротивление.
Олег Панфилов: А в чем это сопротивление?
Ольга Кравцова: Сопротивление очень интересное. Опять же оно не только в России, а во многих странах журналисты достаточно агрессивно сопротивляются почему-то такой работе и говорят, что «нет, нам это не нужно, мы прекрасно справляемся». И, в принципе, в этом есть психологическое объяснение, что журналист – как бы посредник, он не должен вроде бы обращать внимание на собственные эмоции. Журналистов, как я понимаю, учат быть беспристрастными, объективными. То есть ваши личностные какие-то реакции, ваше личное, может быть, мнение и эмоции не должны вмешиваться в процесс написания, создания репортажа. Тем не менее, как люди журналисты не застрахованы от травматического воздействия. И получается, что либо они уходят в некоторый такой цинизм, когда перестаешь вообще что-либо чувствовать и обесцениваешь происходящее, либо человек настолько берет на себя много чужого горя, что приходится просто уходить из профессии, иначе он будет либо злоупотреблять алкоголем, да много и распавшихся отношений среди журналистов, к сожалению. Поэтому это объяснимо, тем не менее, это сопротивление нужно преодолевать, объясняя, почему работа психолога может быть полезной, а совсем не страшной.
Олег Панфилов: Спасибо. Это была Ольга Кравцова, кандидат психологических наук, сотрудник Центра экстремальной журналистики. Мы говорили о том, нужна ли психологическая помощь журналисту.
Марьяна Торочешникова: Это была специальная рубрика Олега Панфилова.
В этом году исполняется 60 лет со дня принятия и провозглашения Всеобщей декларации прав человека. Этому событию посвящен и очередной ежегодный доклад м еждународной правозащитной организации Amnesty International, связанный с соблюдением прав человека в 150 странах мира. Общий вывод правозащитников неутешителен. «Несправедливость, неравенство и безнаказанность – отличительные черты современного мира, - говорится в пресс-релизе к докладу Amnesty International. – Правительства должны действовать немедленно и преодолеть зияющий разрыв между обещаниями и действительностью». Говорит директор программ Европы и Средней Азии Amnesty International Никола Дакворт.
Никола Дакворт : Наш доклад - это обобщенное изложение нарушения прав человека в 150 странах мира. Поэтому мы не можем для каждой страны подробно приводить информацию о тех нарушениях прав человека, которые там происходили. Именно поэтому после каждого раздела мы приводим перечень источников, где люди могут получать более подробную информацию о нарушениях в этой стране.
Марьяна Торочешникова: Amnesty International потребовала от лидеров мировых держав принести извинения за 60 лет неспособности соблюдать положения, закрепленные Всеобщей декларацией прав человека. А в подтверждение этих слов правозащитники привели статьи декларации со своими комментариями. Вот лишь несколько примеров.
Статья 1 Всеобщей декларации прав человека: «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах». Согласно данным Amnesty International, за 2007 год в Египте почти 250 женщин погибли от рук агрессивных супругов и родственников. В этой стране ежечасно насилуют двух женщин.
Статья 3: «Каждый человек имеет право на жизнь, свободу и на личную неприкосновенность». По данным Amnesty International, в 2007 году в 24 странах мира были казнены 1252 человек. Вместе с тем 104 государства проголосовали за введение всемирного моратория на смертную казнь.
Статья 7: «Все люди равны перед законом и имеют право без всякого различия на равную защиту закона». Положение в 2008 году: в докладе Amnesty International подчеркивается, что законы, по меньшей мере, в 23 странах дискриминируют женщин, не менее чем в 15 дискриминируют мигрантов и как минимум в 14 странах дискриминируют меньшинства.
Статья 18: «Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии». По данным Amnesty International, узники совести удерживаются под стражей в 45 странах мира.
Статья 19: «Каждый человек имеет право на свободу убеждений, на свободное выражение их, а также свободно искать, получать и распространять информацию и идеи, любыми средствами и независимо от государственных границ». По данным доклада Amnesty International, в 77 странах мира ограничивалась свобода слова и прессы.
В Amnesty International убеждены, что, объединившись, представители гражданского обществах разных стран могут добиться от своих правительств серьезных изменений к лучшему в ситуации с соблюдением прав человека. Говорит директор программ Европы и Средней Азии Amnesty International Никола Дакворт.
Никола Дакворт: Права человека не имеют границ. Они принадлежат каждому. Они никогда не являются частным делом отдельно взятой страны. У нас больше 2 миллионов членов организации и друзей организации. Наша цель в том, чтобы показать человеку, что когда он выходит на улицу, чтобы отстаивать свои права, он выходит не один. За ним стоят эти миллионы людей, которые поддерживают его в его правах.
Марьяна Торочешникова: В последнем докладе Amnesty International часто упоминает Россию в связи с ситуацией с Чечней, атаками на политическую оппозицию и давлением на неправительственные организации.
Рассказывает Данила Гальперович.
Данила Гальперович: В очередном ежегодном докладе организации Amnesty International о состоянии с правами человека в мире досталось многим странам: Сербии - за призывы к уничтожению этнических албанцев после одностороннего провозглашения независимости Косова, Армении и Азербайджану - за зажим свободы слова, Белоруссии - за применение смертной казни. Некоторых из соседей России хвалят, например, Узбекистан - за отмену смертной казни с 1 января 2008 года. По поводу самой России у Amnesty International тоже есть определенные озабоченности, которые перед публикацией доклада озвучивала руководитель организации Айрин Хан.
Айрин Хан: В последние годы мы видели сползание России к авторитаризму. Происходило подавление политического инакомыслия, новые ограничения в виде законов были введены в отношении НПО, также мы наблюдали рост ксенофобских и расистских тенденций. И конечно, безнаказанность происходящего в Чечне вызывает у Amnesty International большую озабоченность.
Данила Гальперович: Российские коллеги Айрин Хан в целом согласны с тем, что она перечисляет в качестве основных провалов в области прав человека в России. В частности, глава правозащитного центра «Демос» Татьяна Локшина, находящаяся сейчас в Чечне, говорит, что некоторое налаживание мирной жизни в этой республике отнюдь не означает, что с правами человека там все нормально.
Татьяна Локшина: Что касается ответственности за тяжкие преступления, за пытки, за похищения людей, за внесудебные казни, в данном случае никакого прогресса достигнуто не было. Более того, Европейский суд по правам человека принял уже 26 решений по ситуации в Чеченской республике, и во всех этих случаях суд всегда настаивает на одном - на том, что в России на национальном уровне подобные преступления не расследуются, и даже злостно не расследуются. И то, что в Чеченской республике имеет место реконструкция, отнюдь не отменяет обязательств государства привести виновных к ответственности, тем более виновных в столь чудовищных преступлениях.
Данила Гальперович: А председатель Комиссии при президенте России по содействию развитию гражданского общества Элла Панфилова уверена: без активности самих граждан никакие их права защищаться эффективно не будут.
Элла Панфилова: Пока очень низкий уровень, на мой взгляд, какого-то гражданского сознания, гражданского достоинства. Но чем больше людей, которым уже есть, что потерять, постепенно формируется понимание необходимости формирования гражданских инициатив, гражданской ответственности, необходимости формирования нормальной системы защиты прав человека, когда бы не было вот этого тотального взаимоунижения всех и вся.
Марьяна Торочешникова: Сказала председатель Комиссии при президенте России по содействию развитию гражданского общества Элла Панфилова в интервью моему коллеге Даниле Гальперовичу.
Помимо общего доклада о положении в сфере защиты прав человека в 150 странах мира, Amnesty International представила и текст меморандума о правах человека для президента Медведева, который на днях был передан в администрацию президента. В меморандуме, в частности, обращается внимание на необходимость решения проблем, связанных с нарушением свободы выражения мнений, свободы собраний и объединений. Отдельное место занимают статьи, касающиеся ситуации на Северном Кавказе, насилия на расовой почве, пыток в местах содержания под стражей.
Говорит директор российского ресурсного центра Amnesty International Сергей Никитин.
Сергей Никитин: Поскольку президент вначале, как он заступил на должность, у него один из главных тезисов был тот, что уважение закона – это то, чему он намеревается отдать серьезное предпочтение, что права человека – это серьезная вещь, у нас вторая статья Конституции об этом же гласит, поэтому мы бы ожидали, что в идеале последует ответная реакция, ответ не словом даже, а делом. Будучи реалистом, в случае, если бы такой ответ делом и поступил, то я бы не ожидал его в следующую среду или через месяц. Но я, как гражданин, ожидал того, что то, что написано в законе, то действительно является на практике.
Марьяна Торочешникова: Предъявляя претензии российским властям, Amnesty International стави вопрос и о соблюдении прав человека в США и странах Евросоюза, тех самых регионах, которые традиционно считаются наиболее продвинутыми с точки зрения защиты право человека. Говорит Никола Дакворт.
Никола Дакворт: Мы хотим проиллюстрировать нашим докладом, что США и Европейский Союз, когда они допускают нарушение прав человека, они подрывают собственную репутацию. Они уже не имеют права с той же уверенностью говорить с другими странами о нарушениях прав человека там. Если я упомянула о той конкретной вещи, которую мы призовем сделать президента Медведева в поддержку прав человека в России, точно также в отношении Евросоюза, то конкретно, к чему мы их призовем, - это предъявлять такие же требования и устанавливать такие же стандарты соблюдения прав человека для членов Евросоюза, как и для государств за пределами Евросоюза. Что касается США, призыв очень простой: закройте тюрьму в Гуантанамо, судите людей, которые там находятся, справедливым судом либо отпустите их.
Марьяна Торочешникова: На представлении доклада присутствовали и российские правозащитники. Не все из них остались довольны тем, как Amnesty International оценивает ситуацию с соблюдением прав человека в России. А по мнению председателя Российского общества «Мемориал» Сергея Ковалева, в последнее время Amnesty International слишком зависит от политических веяний.
Сергей Ковалев: Это подчеркнутое стремление к своего рода уравниловке. Вот Россия, вот Ирак, вот Афганистан, вот такие-то страны, а вот вам США, а вот вам Евросоюз. А имеет ли право Евросоюз учить чему-то Россию? Ну, это лицемерная постановка вопроса. Конечно, на земном шаре нет ни одного места, где совершенно исключены были бы нарушения прав человека. Но нарушения нарушениям рознь. Почему они уравнивают в этом смысле Россию и Евросоюз? Что, в Евросоюзе зарегистрированы бессудные казни, исчезновения людей и так далее? Это настолько несопоставимые вещи, просто недобросовестно ставить в один ряд. Amnesty International превратилась в политизированную организацию. Ну, да, они хотят хорошего. Они пытаются тихой дипломатией с государственными организациями достичь чего-нибудь хорошего. А дело их, на самом деле, если они привержены праву, спрашивать у власти: вы почему Конституцию свою нарушаете? Вот постановка вопроса для организации, которая в самом деле исходит из права и только из права. Они исходят из политики. А когда, преследуя благие намерения, организация начинает исходить из политических соображений, то она немедленно становится трамплином для продвижения в среде международного чиновничества. Вот Amnesty International тоже стала таковой.
Марьяна Торочешникова: Директор Института прав человека Валентин Гефтер не вполне согласен с такой критикой деятельности Amnesty International.
Валентин Гефтер: Они, вообще, делают работу, - Amnesty International и Human Rights Watch, - которую мало кто делает. Я имею в виду вот эти сводные доклады, в которых они пытаются быть и объективными, и не политизированными. Нужно отдать им должное, что они это делают все-таки на хорошем уровне. Другое дело, что, конечно, они не имеют возможности тщательно отслеживать все, что происходит в каждой отдельной из 150 или 190 стран во всем мире, даже в таких важных, как Россия. Здесь должны работать мы, в первую очередь мы - национальные правозащитные организации. Поэтому у меня нет претензий к ним по части их в целом подходу. Например, есть некоторые вещи, с которыми мы с ними входили в последние годы в конфликт. Это по оценке политически мотивированных преследований у нас. Здесь они занимали очень аккуратную позицию.
Они мало доверяют все-таки достаточно продвинутым местным правозащитным организациям. Очень долго нам пришлось убеждать их по делу ЮКОСа, что ничего страшного в том, что они посчитают, что там видны политические мотивы, не будет для их объективности.
Марьяна Торочешникова: Опубликовав доклад о положении в сфере соблюдения прав человека, Amnesty International призвала правительства крупнейших мировых держав задать новый стандарт коллективного руководства, основанного на принципах Всеобщей декларации прав человека, указав при этом: «Китаю следует выполнить обещание о соблюдении прав человека, которое он дал до подготовки к Олимпийским играм, обеспечить свободу слова и свободу прессы и отказаться от трудового перевоспитания. США должны закрыть лагерь в Гуантанамо и тайные тюрьмы, а также отказаться от применения пыток и жестокого обращения раз и навсегда. России следует терпимее относиться к политическому инакомыслию и проявлять нетерпимость к безнаказанным нарушениям прав человека в Чечне. Европейский союз должен расследовать причастность государств-членов к программе выдачи подозреваемых в терроризме и предъявлять своим членам те же требования в вопросах прав человека, что и другим странам». По мнению Amnesty International , «в 2008 году новым лидером, становящимся у власти, и странам, выходящим на мировую арену, представится уникальная возможность задать новое направление и отказаться от близорукой политики и практики последних лет, из-за которых мир стал более опасным и разрозненным».
Далее в программе – специальная рубрика Людмилы Алексеевой.
Людмила Алексеева: Правозащитное движение в нашей стране возникло в середине 60-х годов, то есть более 40 лет назад, еще в советские времена. Но тогда оно было сосредоточено почти исключительно в Москве, и активные его участники исчислялись не более чем сотнями. Однако идейное и нравственное влияние правозащитников оказалось довольно широким, его поддерживали и принимали его принципы и религиозные, и национальные движения. А среди них были и массовые – в прибалтийских странах, движение крымских татар, армянско-грузинское, украинское и белорусское.
Развитию правозащитного движения в России, уже после распада СССР, очень способствовали семинары, организованные тогдашним председателем Московской Хельсинкской группы Ларисой Богорад. Эти семинары проходили в начале 90-х годов и помогли сохранению традиций и опыта правозащитников советского периода нашей истории. С тех пор правозащитное сообщество выросло многократно и распространилось по всем российским регионам. Но уже постарели и те, кто пришел в это движение в начале 90-х годов. Правозащитное движение нуждается в приливе молодежного пополнения. Это – миссия Молодежного правозащитного движения, год от года набирающего силу.
Моя собеседница – Аня Добровольская – активистка этого движения.
Аня, расскажите о себе и своей работе в МПД.
Анна Добровольская: Я участник Международного молодежного правозащитного движения, попала в него два года назад. Но больше я ассоциирую себя не столько непосредственно с правозащитной деятельностью, сколько с так называемым неформальным гражданским образованием и с организацией, которая сейчас носит название «Свободный университет». Свободный университет – это попытка объединения учеников и учителей в широком смысле этого слова и создания платформы для развития неформального образования для продвижения ценностей образования как какой-то системы, в которой нет четких, заданных стандартов и четкого обозначения каких-то строгих рамок, в которых можно учиться всему, чему ты хочешь. Как правило, сейчас, может быть, в силу специфики тех организаций, в которых я еще работаю, уже можно сказать, живу, - это в основном образование, посвященное правам человека, гражданским действиям, общественной активности, развитию некоммерческих организаций. Но также мне кажется, что в будущем станет возможно обучение и истории в широком смысле, и философии, и, может быть, языку, математике, физике, то есть всему тому, что нам, может быть, хочется узнать в обычной нашей взрослой жизни, или всему тому, что иногда хотят узнать обычно школьники и студенты, но не могут узнать в системе формального образования, потому что она устроена иначе, и она не всегда соответствует ожиданиям человека, личности, а скорее направлена на создание и утверждение неких стандартов.
Людмила Алексеева: А как получилось, что вы этим заинтересовались, что вы поняли, что стандартное образование – это не то, что нужно людям?
Анна Добровольская: Это очень долгая история. Когда я училась в университете, это был, как ни странно, экономический вуз, что, как я теперь понимаю, было ошибкой. Я поняла, что этого образования мне недостаточно, и попыталась учиться где-то и чему-то еще. Первой попыткой стала Школа публичной политики, где я познакомилась с темой прав человека. Там же я познакомилась с другими людьми, которые говорили о том, что учиться можно не только в школе, в университете, а можно, в общем, учиться самому, можно учиться у других людей. И если хочешь чему-то учиться по-настоящему, то это не ты в школе и ты в университете, а ты и учитель. Там же я познакомилась с Андреем Юровым, который на тот момент уже был президентом Молодежного правозащитного движения, мы тоже с ним много беседовали о том, какое образование возможно сейчас и почему возможно и необходимо в стране и в мире неформальное образование. Я сначала пришла только в правозащитное движение, потом участвовала в разных образовательных программах, посвященных правам человека, гражданской некой молодежной активности. И потом поняла, что я могу заниматься только правозащитной деятельностью, но для меня этого мало – заниматься всю жизнь или большую часть жизни, например, тюрьмами или смертной казнью или чем-то еще, а я хочу учить этому других людей или помогать им учиться этому.
Людмила Алексеева: То есть вас интересует именно сфера образования. У вас есть помощники или вам приходится одной работать?
Анна Добровольская: Нет, мне не приходится одной работать, более того, я сам еще являюсь помощником других людей, которые занимаются этим вместе со мной. Организация довольно большая, Свободный университет работает совместно с Молодежным правозащитным движением. Скорее это уже сеть неформальных образователей и просветителей, которые действуют совместно.
Людмила Алексеева: Что значит – довольно большая?
Анна Добровольская: 5, 7, 10 человек и плюс у них есть их партнеры, знакомые в разных регионах, которые занимаются тем же самым.
Людмила Алексеева: В каких городах вы работаете?
Анна Добровольская: В Белгороде и в Воронеже.
Людмила Алексеева: В чем разница работы в Белгороде и в Воронеже?
Анна Добровольская: Белгород – очень маленький город, там не очень много людей, которые интересуются чем-то, помимо своей обыденной жизни, и там очень сложно получить дополнительные возможности, если ты хочешь чего-то еще, помимо школы, вуза. Наша инициативная группа, которая существует в Белгороде, это тоже 6-7 человек, плюс есть постоянный круг тех, кто участвует в наших мероприятиях, кто готов с нами проводить различные просветительские акции, в том числе массовые, и тех, кто наши сторонники, просто нас поддерживает.
Людмила Алексеева: А в Воронеже?
Анна Добровольская: В Воронеже находится административный центр Молодежного правозащитного движения, в котором работает около 30 человек. Также есть круг постоянных волонтеров – около 10-20 человек. Мы заняты продвижением наших идей и ценностей в другие страны, и координация множества международных программ, в том числе образовательных, ведется из Воронежа, поэтому люди там больше заняты более глобальными проектами, чем непосредственно работой в школах или в вузах. Но мы тоже планируем заняться Воронежем плотную.
Людмила Алексеева: С какими странами вы имеете дело?
Анна Добровольская: В основном в Европе, мы пытаемся сотрудничать с ними, проводить различные сетевые просветительские акции или искать сторонников для программ солидарности, программ в защиту гражданского общества, которые сейчас будут реализовываться в странах СНГ.
Людмила Алексеева: В каких странах СНГ вы работаете?
Анна Добровольская: В Украине и планируем, может быть, работать с Белоруссией.
Людмила Алексеева: А удается работать в странах, скажем, Центральной Азии?
Анна Добровольская: Это немножко затруднено из-за разницы между нашими политическими ситуациями. У нас круг проблем все-таки уже становится немножко разным. Там тоже оказывается давление на представителей гражданского общества, различные некоммерческие организации, и ситуация становится все хуже. Но нам удается встречаться и разговаривать об общих проблемах.
Людмила Алексеева: Из европейских стран с какими вы имеете дело?
Анна Добровольская: Из европейских стран большую часть партнеров удается найти в Польше, Германии. Также есть люди, которые разделяют общие с нами ценности, в Австрии, во Франции.
Людмила Алексеева: А какие-то общие мероприятия проводятся?
Анна Добровольская: Мы участвуем в международных мероприятиях, которые организуются, в том числе, для некоммерческих организаций, много работаем с Советом Европы, в том числе как раз по развитию неформального образования. Наши эксперты входят в так называемый пул тренеров Совета Европы, поэтому приходится бывать в Будапеште, где находится Молодежный центр, и также участвовать в различных конгрессах НКО, где возможно обсуждение каких-то общих проблем и выработка стратегии их решения.
Людмила Алексеева: Я знаю, вы проходили обучение в Москве.
Анна Добровольская: Это была зимняя Школа прав человека, организованная Московской Хельсинкской группой при участии Международного правозащитного движения. Это была наша попытка найти тех молодых правозащитников, гражданских активистов из регионов России, стран ближнего зарубежья, которым было бы интересно получение новых знаний, создание чуть более эффективных механизмов собственной организации и организации собственной правозащитной деятельности и таким образом, может быть, создание и выработка новых ценностей нового правозащитного движения для России и стран СНГ.
Людмила Алексеева: В чем нового?
Анна Добровольская: Мы встречаем новые вызовы, перед нами стоят новые угрозы, и у нас есть новые проблемы, на которые нам нужно отвечать. И мы не всегда уже можем ответить на них теми механизмами, которые были выработаны правозащитным движением.
Людмила Алексеева: Уже есть какой-то опыт на этот счет?
Анна Добровольская: Скорее, это было начало беседы и приглашение других участников к дискуссии. Мы просто смогли понять, кто сейчас является молодыми правозащитниками в российских регионах, какие темы им интересно, чего они хотят и куда мы вместе с этими людьми можем двигаться. И естественно, нам стала интересна не только тематика прав человека, но и противодействие новым тоталитарным тенденциям, росту авторитаризма в обществе, росту ксенофобии.
Людмила Алексеева: Вот это и есть новые проблемы, да?
Анна Добровольская: Не только это. Мир меняется, появляется такое явление, как глобализация, люди об этом много говорят, им кажется, что это что-то страшное и новое. Возможно, нам тоже с этим придется как-то жить, и те риски, которые раньше можно было решать на локальном уровне, они сейчас распространяются быстрее. И нам нужно уметь с ними бороться.
Людмила Алексеева: Много ли было участников в этой школе? Это было большое собрание?
Анна Добровольская: Мы отобрали около 40 человек на эту школу, там были участники из Москвы, из регионов России, а также несколько человек из Украины и Белоруссии. Мы получили около 300 заявок, то есть это показало очень большой интерес молодых людей к проблематике прав человека. Причем заявки были довольно интересные, очень много было анкет от представителей различных студенческих движений. Таким образом, нам просто стало понятно, что люди, которые когда-то занимались студенческими профсоюзами, каким-то активом, они понимают, что они уже не могут спокойно жить даже в своем университете, им хочется чего-то большего, возможно, даже действовать для защиты прав сначала студентов, потом молодежи, а потом прав человека в широком смысле, не только в своем вузе, городе или регионе, но и в стране в целом.
Людмила Алексеева: Планируется повторение таких собраний?
Анна Добровольская: Нам кажется, что, может быть, лучше будет проводить региональные семинары для разных людей, чтобы пригласить как можно больше людей к участию.
Людмила Алексеева: А кто, собственно, выступал в этой школе преподавателями? Такие же активисты молодежные из регионов или какие-то эксперты?
Анна Добровольская: Это были эксперты, руководителями школы были эксперты Московской Хельсинкской группы Андрей Юров, Игорь Сажин. А также экспертом была исполнительный директор МХГ Нина Таганкина. Они приглашали различных экспертов, это были эксперты рязанской Школы прав человека, Софья Иванова и Александр Бехтольд. И также это были эксперты по отдельным темам механизмов защиты прав человека: Каринна Москаленко, Сергей Пашин… Аудитория собралась довольно интересная, ми не всегда удается встретить именно молодых людей, которые интересуются темами прав человека, в таком количестве и с такими идеями.
Людмила Алексеева: А что значит – молодых? Какой возрастной ограничитель был?
Анна Добровольская: Средний возраст был около 25-26 лет.
Людмила Алексеева: Таким образом, старейшая из российских правозащитных организаций – Московская Хельсинкская группа – продолжает традиции передачи опыта и знаний от старшего поколения правозащитников их молодой смене.
Марьяна Торочешникова: Это была специальная рубрика Людмилы Алексеевой.
На волнах Радио Свобода прозвучала передача «Человек имеет право».
