Программу ведет Кирилл Кобрин.
Кирилл Кобрин: Замечательная игра и успехи российской футбольной сборной повлекли за собой такой всплеск эмоций в стране, что на некоторое время, по крайней мере, до полуфинального матча, спортивный интерес сменился социологическим. Свою лепту внес и глава РПЦ Алексий II , сказав 22 июня, "сегодняшняя скорбь, связанная с годовщиной начала Великой Отечественной войны, разбавляется нашей общей радостью о вчерашней победе российской сборной". Война и спорт, футбольные победы и военные триумфы - это сегодня в России почти одно и то же.
О том, как и почему это произошло, каково состояние российского общества, исходя из эмоций, продемонстрированных в конце прошлой недели, я побеседовал с известным московским социологом, сотрудником "Левада-Центра" Борисом Дубиным.
Борис Дубин: В этих событиях последних дней мне бросились в глаза несколько вещей. Во-первых, в такого рода победе есть две стороны - это соревнование и это способ утвердить наше. Вот это соединение всемирного духа или, если угодно, европейского духа, соревновательности, состязательности и так далее одновременно с возможностью утвердить наше: это же мы победили, это мы вставили. Вот этот момент возмездия мягкий, не то, чтобы уж совсем агрессивный, но он, тем не менее, есть.
Второе - он сплачивает всех. По крайней мере, я был ночью (а спать ночью было невозможно в Москве, думаю, что и в других городах тоже) тому свидетелем, что это кричали и скандировали, которые какое-то время назад переворачивали машины на Охотном Ряду и били стекла, а это были те люди, которые ездят на этих машинах. Причем на машинах как бы непростых: "Субару", "Форд Фокус" и выше того. Это были люди, которые вышли из кафе под нашими окнами, из казино, сели в свою богатую машину и стали разъезжать и кричать.
И третье, что очень важно, это же было не просто боление, это было не просто переживание того, что наша команда побеждает. Это была демонстрация победы окружающим, всем. То есть это было явно демонстративное поведение, в том числе у того слоя, который вроде бы до этого времени такие вещи не демонстрировал. Действительно можно сказать, что объединились все.
Кирилл Кобрин: Все-таки надо сказать, что, с одной стороны, спорт ристалище, как раньше его называли, всегда был паллиативом войны, даже если мы вспомним Древнюю Грецию. С другой стороны, болельщики радуются и жители тех несчастных городов, где радуются болельщики, не спят не только и не столько на самом деле в России, я уже не вспоминаю британских или немецких болельщиков, но и остальные тоже, в общем, тихими людьми их не назовем. В чем отличие российской ситуации в данном случае? Или все идет по такому общему сценарию?
Борис Дубин: Я не исключаю того, что, например, этот момент с катанием на машинах по городу и скандирование "Россия, победа", "Россия рулит", "Мы впереди" и так далее, что он как бы слизан с того, что увидели по телевизору на улицах западных городов. Но, насколько я могу судить, у нас сейчас это более-менее впервые. Такого рода соединение вот этих значений, соревнования и утверждения того, что объединяются все, включая те слои, которые какое-то время как бы хотели вполне себя отделить от окружающих, наконец, в акте демонстрации друг другу того, что мы едины, это все-таки новая вещь. Даже если у нее есть какие-то масс-медиальные, с Запада или со всего мира источники, которые в данном случае заимствованы. Тем не менее, то, что получилось, мне кажется, характерно для нынешнего дня и России. Тут есть еще один момент, который в последнее время стал звучать тоже, правда, по телевизору, он оттуда мог прийти, но может быть он идет, наоборот, на телевизор снизу, - это идея того, что у нас начало что-то получаться. Вышли из мертвой петли. И тут каждый такой шаг, конечно, расценивается как в высшей степени символический. С одной стороны, это, конечно, какое-то везение, судьба, новая планида, которая пошла, а с другой стороны, это как бы желание приписать это единому коллективному персонажу, будь то Россия, будь то первый человек в России. Явно, что первые люди в России, будь то по церковной линии или по светской, как бы стремятся не быть в стороне от происходящего и, не дай бог, не оказаться к этому как-то недостаточно внимательным. Это тоже очень характерно.
Кирилл Кобрин: Не новостью так же является уподобление спортивных побед военным победам. Надо вспомнить еще мировое первенство по футболу 66-го года, когда и англичане, и немцы очень активно вспоминали недавнюю тогда еще войну, и так далее. Но вот такого тотального уподобления, если со шведами играют, то Полтава, слава богу, с голландцами не воевали никогда, поэтому ничего не вспомнили, с испанцами тоже, в общем, как-то, хотя формально что-то можно вспомнить. Если в финал выйдет сборная России и сборная Германии, можно представить себе, что будут говорить и уже говорят на самом деле. Это говорит о том, что общество еще все воюет?
Борис Дубин: Не без этого. Может быть, даже не только в такой модальности все еще как бы с тех времен, а может быть наоборот, как-то именно сейчас. Потому что опять рождалось ощущение, да оно и никуда не уходит сегодня, того, что мир вокруг, в общем, недоброжелателен, враждебен и сильную Россию никто не хочет. А вот сегодня она как бы предъявляет себя в этом качестве, хочешь, не хочешь, что называется, миритесь, так или иначе, принимайте это. Поэтому отчасти это, конечно, продолжение развития прежнего такого милитарного настроя, героизм же мыслится исключительно по милитарной модели. Но, с другой стороны, это и новое ощущение, которого, скажем, не было в 90-е годы, такого ощущения острого. Поэтому здесь соединяются эти все противоречивые, внутренне друг другу противоречащие моменты. С одной стороны, мы побеждаем и показываем это всему миру, но при этом фоном остается ощущение, что, в общем, как бы миру этого не надо, он не хочет, он недоброжелателен. Это, кстати сказать, очень характерно даже для этих людей, которые на "Субару" и выше того разъезжают. Для них такое сознание очень характерно, это мы просто знаем по данным наших исследований.
