Ссылки для упрощенного доступа

Адвокат Юрий Шмидт о новых обстоятельствах в деле Михаила Ходорковского


Виктор Резунков: В Петербургской студии Радио Свобода сегодня в гостях адвокат, председатель Российского комитета адвокатов в защиту прав человека Юрий Шмидт.


Завтра, 26 июня, сторонники экс-главы нефтяной компании «ЮКОС» Михаила Ходорковского будут отмечать его юбилей. Михаилу Борисовичу исполнится 45 лет. И уже известно, что пикет в его поддержку завтра пройдет на площади Революции в Чите, возможно, и в Москве, и в других городах России. А поздравить его с днем рождения сможет каждый россиянин – загляните в Интернет. А мы сегодня не будем поздравлять Михаила Ходорковского с днем рождения, будем немножко суеверными: это плохая примета – поздравлять накануне. Однако учитывая тот факт, что адвокат Михаила Ходорковского Юрий Шмидт сегодня смог прийти к нам в Петербургскую студию Радио Свобода, мы посвятим наш очередной выпуск передачи «Время гостей» именно Михаилу Ходорковскому.


Юрий Маркович, конечно же, первый вопрос у меня к вам такой. Какие последние известия о Михаиле Борисовиче Ходорковском, о ходе следствия, об условиях его содержания, о новом обвинении, о том, как идет следствие, и вообще, что происходит, вы нам можете сообщить?



Юрий Шмидт: Условия содержания не изменились. Все эти полтора года последние, уже почти 1 год и 8 месяцев, он находится в следственном изоляторе города Читы. А с февраля прошлого года идет процесс ознакомления с материалами дела. Идет он через пень-колоду. Следствие в какой-то период неожиданно прекратило ознакомление на длительное время и без объяснения причин. А сейчас Михаил Борисович, в общем-то, не спеша читает свое многотомное дело, встречается с адвокатами и работает, готовится к защите.


Обвинение, о котором вы меня спросили, также не изменилось. Оно осталось таким же безумным и таким же абсурдным. Его обвиняют по новому делу в том, что он похитил абсолютно всю нефть, до последней бочки (или барреля, как говорят сегодня применительно к английскому понятию). Вот все, что добыл ЮКОС за шесть лет, все это Ходорковский и его группа похитили. Ну, следствие считает, что это обвинение свидетельствует о высокой общественной опасности Ходорковского. А с моей точки зрения, оно свидетельствует об умственной неполноценности следственной группы, ни о чем другом. Но я не буду касаться существа обвинения. Здесь не место произносить защитительные речи. Просто я ответил на ваш вопрос о том, что сегодня происходит.


Могу сказать, что впечатление о нем самом у меня совсем свежее. Я на прошлой неделе был в Чите. Держится он, как всегда, молодцом, улыбается своей, надо сказать, неотразимой, по-моему, улыбкой. И на вопросы о самочувствии, о настроении всегда отвечает: «Нормально».



Виктор Резунков: А администрация следственного изолятора не предъявляла ему никаких новых... я имею в виду, ну, типа карцера или того, что было раньше?



Юрий Шмидт: Ну, известно, что в октябре, когда как раз подошел срок, после которого можно обращаться за условно-досрочным освобождением, вдруг выяснилось, что Ходорковский, возвращаясь с прогулки, оказывается, не заложил руки за спину, за что и получил взыскание. Вероятно, посчитали это вполне достаточным основанием для того, чтобы человек не пытался обратиться с ходатайством о досрочном освобождении в суд. И с тех пор никаких придирок к нему нет.



Виктор Резунков: Скажите, пожалуйста, конечно же, очень много было разговоров, как вы помните, о возможности обращения Михаила Ходорковского к президенту Дмитрию Медведеву с просьбой о помиловании (это широко обсуждалось в Интернете), о которой упомянул президент накануне в Германии, в Берлине. Вот могли бы вы подробно рассказать об этой коллизии? Что это такое вообще? И как это все выглядит? И с точки зрения законодательства, кто имеет право обращаться с просьбой о помиловании? Могут ли обращаться родственники? Насколько мне известно, правозащитные организации не имеют права обращаться с такой поддержкой.



Юрий Шмидт: Вы знаете, по-моему, будет не совсем уместно, если я буду давать такую юридическую консультацию абстрактную, разъяснять закон. Тем более что процедура помилования в нашем законодательстве очень слабо, я бы сказал, отрегулирована и допускает разные точки зрения.


Но я не совсем понял, почему в том вопросе, который был задан президенту Медведеву во время пресс-конференции в Берлине, и в его ответе все журналисты усмотрели именно разговор о помиловании. Мы внимательно анализировали ответ Дмитрия Анатольевича, и по-моему, в нем черным по белому написано, что вообще применение такой меры, как помилование, - это нечто исключительное, и вообще, надо использовать судебные процедуры в рамках российского законодательства.


А вообще, Дмитрий Анатольевич, надо сказать, очень много хороших слов произнес за то время, когда он был избран президентом. Это и слова о необходимости борьбы с коррупцией, о необходимости бороться за независимость суда. И это звучит как музыка. Мы его поддерживаем всячески в этом плане.


И вот, собственно говоря, послушав Дмитрия Анатольевича, мы и приняли решение (мы – это команда адвокатов Ходорковского) рекомендовать ему обратиться в обычном порядке в суд по месту нахождения с ходатайством об условно-досрочном освобождении. Мы подготовили такое ходатайство. Михаил Борисович его внимательно изучил. И как мне показалось, хотя, в общем, он категорического ответа не дал, он решил воспользоваться своим правом законным, предусмотренным и Конституцией, и законами России, подать ходатайство об условно-досрочном освобождении. Время для этого подошло. Он с лихвой отбыл положенное ему для обращения подобного рода. Ну и нам хочется верить, что коль скоро наш президент провозгласил наступление эпохи законности и верховенства права, то суд рассмотрит это обращение непредвзято и освободит его, по крайней мере, от наказания по первому приговору. Хотя это не будет означать, что он сразу же выйдет на свободу, потому что ему избрана мера пресечения и по второму, этому, как я сказал, совершенно безумному делу.



Виктор Резунков: Юрий Маркович, вот у меня сразу три вопроса к вам. Первый вопрос. Скажите, такое заявление в суд, то есть просьба о условно-досрочном освобождении, она не подразумевает, что человек, который пишет такое заявление, предполагает некое признание, ну, выражает некое признание своей вины и раскаяние?



Юрий Шмидт: Нет, не предполагает. Закон такого не требует. И в заявлении, которое написано, кстати, даже не от имени Ходорковского, а от имени адвокатов, ничего подобного нет. По закону такое заявление может писать как сам осужденный, так и его адвокат. Ну а от адвоката признания вины, тем более, не требуется, как вы понимаете.



Виктор Резунков: А в том случае, если просьба о помиловании, например, президенту – это уже подразумевает все-таки или нет признание...



Юрий Шмидт: Ну, вы меня все-таки склоняете к тому, чтобы я давал юридическую консультацию. Нет, это тоже не подразумевает. Потому что ходатайство (или обращение, как угодно можно называть) к президенту с просьбой о помиловании, если оговаривать это какими-то еще дополнительными условиями – обязательным признанием вины, раскаянием, может быть, возмещением ущерба и так далее, то это, в общем, ограничит права не только самого человека, который обращается с такой просьбой, но и права президента. Потому что Конституция предоставляет президенту право помилования, и не говорит ничего о том, каким образом это право следует ограничивать. Поэтому здесь речь идет об ограничении и права обращающегося, и права президента.



Виктор Резунков: Хорошо. И у меня такой еще вопрос. Простите, что я у вас юридическую консультацию провожу в данном случае. Но мне просто интересно, могут ли правозащитные организации обращаться с такой просьбой к президенту о помиловании? Или может обращаться только сам Михаил Борисович Ходорковский либо его родственники?



Юрий Шмидт: Я могу сказать, что правозащитники, которые обратились с таким ходатайством, спрашивали мое мнение. И я сказал, что никакого запрета нет. Насколько мне известно, они на свое обращение еще ответа не получили. Посмотрим, что ответит Администрация президента в этом случае, если не сам президент. Может быть, там будет написано, что с ходатайством о помиловании должен обращаться только сам осужденный. Я лично читаю закон и подзаконные акты, которые к нему имеются, и не вижу и такого ограничения также. Ну, какие-то юристы, а особенно, надо сказать, не юристы, а специфическая пресса, типа «Приговор.Ру», «Правда.Ру», набросились на меня...



Виктор Резунков: Ну, «Правда.Ру» - это известная...



Юрий Шмидт: Да-да. И я считаю, что когда такого рода пресса выступает против, то это как «знак качества». Обвинили меня в безграмотности. Ну, это, собственно говоря, их дело.



Виктор Резунков: Юрий Маркович, вчера и сегодня средства массовой информации России, а особенно в Интернете, они сообщили со ссылкой на газету «Ведомости» о том, что Михаил Ходорковский может быть освобожден уже в 2009 году в том случае, если Госдума примет поправки в российское уголовное законодательство, в статью 72-ую Уголовного кодекса, согласно которой один день пребывания в СИЗО может приравниваться к 1,5 дням нахождения в колонии общего режима и к 2 дням в колонии-поселении. Вот пишут, что Михаил Борисович в СИЗО уже провел свыше 3,5 лет. И если второе дело в его отношении, суд по которому не начался, закончится оправданием, то его срок с учетом поправки истечет в будущем году. Это вообще непонятно. Что, закон может иметь обратную силу? Или как это понимать? Расскажите, пожалуйста, об этом. Это инициатива Крашенинникова, знаете ли.



Юрий Шмидт: Это вообще хороший вопрос, в котором сразу же несколько условий: если, если, если...



Виктор Резунков: Несколько вопросов.



Юрий Шмидт: Я бы и на один ответил, что не будем делить шкуру неубитого медведя. Потому что если говорить о законопроекте, который внес председатель комитета Павел Крашенинников, то его еще надо принять. Вы знаете, какое-то время назад в связи с вступлением президента Медведева в должность главы государства, по-моему, Либерально-демократическая партия выступила с инициативой объявить амнистию. Что, в общем-то, вполне уместно. Но тогда же Жириновский-младший, Лебедев, мгновенно выступил, что «не волнуйтесь, граждане, если даже и будет проект амнистии, то он будет написан так, что Ходорковского это не коснется». Поэтому в хорошем проекте Крашенинникова могут быть такие изменения, которые как раз будут приняты именно для того, чтобы не скостить Ходорковскому даже один год, на который, согласно этому законопроекту, если он превратится в закон, он имеет право.


Второе условие, второе «если», ну, я бы сказал, очень специфическое: «Если суд его оправдает...». Мы, конечно, очень надеемся. Если будет рассматриваться дело в строгом соответствии с законами России и международными нормами, если будут соблюдаться права обвиняемого, если будут соблюдаться все принципы справедливого судопроизводства, чего не было при рассмотрении первого дела, то никакого другого приговора, кроме оправдательного, быть не может. Но, знаете, сегодня даже моя фантазия так далеко не улетает, чтобы уже посчитать оправдание свершившимся фактом. И вот эти 1 год и 8 месяцев, которые он находится под стражей по второму делу в Читинском следственном изоляторе, тоже индексировать применительно к соотношению с временем пребывания в колонии. Пока можно сказать так, что если этот закон будет принят, то 2 года, которые Михаил Борисович провел в предварительном заключении во время следствия по первому делу и первого судебного процесса, они превратятся в 3 года, ну, с учетом того, что он был осужден к колонии общего режима. И тогда его общее наказание уменьшится с 8 лет до 7 лет. Но это все, знаете ли, еще пока написано вилами по воде, и говорить об этом всерьез нельзя. Хотя, сказать честно, законопроект мне этот очень нравится. И нравится он мне даже независимо от того, что он позитивно скажется на судьбе Ходорковского.



Виктор Резунков: А почему, объясните, пожалуйста?



Юрий Шмидт: Дело в том, что это мы, свободные люди, думаем, что есть два критерия оценки состояния человека: на воле и в тюрьме, за решеткой. Люди, попадающие в места заключения, очень остро ощущают малейший нюанс, малейшую степень свободы. И вот если говорить о степени свободы, то, конечно, в колонии она значительно выше. Что такое вообще заключение в течение 2 лет в следственном изоляторе? Это камера... Сколько там метров, неизвестно. Ну, его держали в достаточно приличных, по сравнению со многими другими, условиях. Просто боялись нападок со стороны общественности. Но 24 часа в сутки человек сидит в этой камере, одна часовая прогулка и только развлечение в виде вывоза на судебный процесс, вызова к следователю или на свидание к адвокату – все! Человек, находящийся в колонии может хотя бы выйти и посмотреть на солнце…



Виктор Резунков: Подышать воздухом.



Юрий Шмидт: ...да, подышать воздухом хотя бы по пути от спального барака к рабочему месту и в свое личное время.



Виктор Резунков: Да и потом, работа там тоже помогает адаптироваться.



Юрий Шмидт: Ну, разумеется. И поэтому такой зачет, с моей точки зрения, он будет совершенно правильным. Ну, кроме всего прочего, это помогло бы заметно разгрузить места лишения свободы, на сегодняшний день переполненные сверх меры. Там столько сидит народа вообще, неизвестно за что, когда на поверку начинаешь выяснять. И может быть, это стимулирует и следствие, и суды быстрее рассматривать дела, если они хотят, чтобы назначенный срок соответствовал точно тому, какой определен по приговору. Ну, во всех отношениях – и с правовой, и с человеческой точки зрения – законопроект хороший. Я очень надеюсь на то, что он... то есть я, вернее, не очень надеюсь, но я хотел бы верить в то, что он будет принят Государственной Думой и подписан президентом.



Виктор Резунков: А некоторые правозащитники вообще заявляют, что не в 1,5 раза, а надо в 2 раза, например. Как вы считаете?



Юрий Шмидт: Ну, я не буду, знаете ли, такую математику сейчас... Я бы хотел, чтобы Михаила Борисовича освободили поскорее. Это вам понятно, да? Поэтому я соглашусь и на два, и на день за три тоже соглашусь.



Виктор Резунков: Юрий Маркович, вчера, 24 июня, стало известно, что Следственный комитет при прокуратуре России предъявил новое обвинение по делу о хищениях в ЮКОСе и легализации денежных доходов, в частности, директорам тульских фирм Юрию Волкову, Анне Тучкиной и автогонщику Владимиру Сорочинскому. Им инкриминируется хищение и легализация 276 миллионов рублей. Я понимаю, что вы, конечно, не можете рассказать подробно о ходе этого следствия, потому что вы непосредственно к этому не имеете отношения и не являетесь их адвокатом. Но просто интересно, это что, продолжение такое? И чего можно ожидать? Как в дальнейшем будут развиваться события?



Юрий Шмидт: Это уже не первое дело, которое возбуждено по событиям, произошедшим спустя длительное время после ареста Михаила Борисовича. К нему это не имеет абсолютно никакого отношения, ни к нему, ни к его обвинению. Что там было на самом деле, я не знаю. Виновны ли эти люди, я не имею ни малейшего представления. Но если допустить, что там, действительно, есть основания для обвинения, ну, что можно сказать в таком случае?.. Вы знаете, когда обезглавили огромную компанию, вертикально интегрированную, с которой было аффилировано огромное количество разного рода производств, то, естественно, на какое-то время наступил полный хаос. И каждый маленький руководитель стал действовать на свой страх и риск. И конечно, может быть, там что-то и происходило. То есть не исключаю такого. Но еще раз повторяю, что это не имеет никакого отношения к обвинению Михаила Борисовича. Его даже никто об этом не пытался допросить и каким-то образом его привязать.



Виктор Резунков: Юрий Маркович, и у меня такой вопрос к вам. Почему власть сегодня вообще не заинтересована в завершении этого невероятного в современной российской истории дела? Чем вы можете это объяснить?



Юрий Шмидт: Вы знаете, до вступления в должность нового президента, когда я слышал слово «власть», я мог поставить знак равенства: Кремль – и это охватывало все, и Государственную Думу безвластную абсолютно и молчаливо-соглашательскую, и нашу судебную систему, тоже весьма зависевшую от Кремля и послушную ему. А сегодня мне хочется все-таки провести... Может быть, я романтик, и вообще, питаю иллюзии не по возрасту, но, тем не менее, мне сегодня хочется как-то сказать по-другому. Да, и об этом сказал сам Михаил Борисович, у него был один главный и прямой враг, который и был, собственно говоря, мотором всего дела ЮКОСа – бывший заместитель главы Администрации президента Путина Игорь Иванович Сечин, ныне вице-премьер правительства премьера Путина. Да и сам Владимир Владимирович ненавидел и, вероятно, продолжает ненавидеть Ходорковского так, как он умеет. Благо он признавался сам, что он человек злопамятный и прощает что-либо с трудом. Я очень надеюсь на то, что преследование ЮКОСа и преследование Ходорковского со стороны Кремля прекратится, и нас это устроит. Пусть это будет следствие и суд. И если это будет независимое следствие и объективный суд, то они разберутся.



Виктор Резунков: Семья Майоровых (наши постоянные слушатели) прислала нам сообщение: «Постараемся поздравить Михаила Борисовича Ходорковского завтра. А старшее поколение семьи очень надеется дожить до того момента, когда удастся встретить его и Лебедева с цветами».



Юрий Шмидт: Спасибо вам.



Виктор Резунков: Юрий Маркович, политические вопросы интересно было бы вам задать. На самом деле, многие эксперты – и я беседовал с юристами и в Петербурге, и в Москве, - надеются на то, что Дмитрий Медведев как юрист, как представитель их сообщества сможет изменить в сторону либерализации российское законодательство. А вы в это верите? У вас есть надежда? Или вы скептически ко всему этому относитесь?



Юрий Шмидт: Вы знаете, Виктор, я уже 70 лет живу, и еще не помню, когда меня покидала надежда. Пожалуй, даже сейчас ее стало больше. Все-таки надежда есть. Дело в том, что, по-моему, Дмитрий Анатольевич осознает, что предыдущая администрация завела страну в очень тяжелый тупик по целому ряду направлений. И это так. Только крики парадные и тяжелая техника, проходящая 9 мая, а фактически положение во многих сферах очень серьезное, и изменения просто жизненно необходимы для страны и для народа.



Виктор Резунков: Ну а в чем вы видите необходимость? Какие, по вашему мнению, как известного юриста, известного адвоката, самые центральные, скажем так? На что, вы надеетесь, Дмитрий Анатольевич обратит внимание?



Юрий Шмидт: А он уже обратил. Я считаю, что он достаточно правильно обозначил основные болевые точки. И как юрист я, в первую очередь, обращаю внимание на то, что связано с преступностью и с судебной сферой. Он сказал абсолютно... то есть без цифр конкретных, собственно, конкретных цифр, вероятно, не знает даже президент Российской Федерации, но он сказал о масштабах коррупции, которая поразила страну. И что я уже отмечал, и что для меня особенно важно, о том, что суд наш не является независимым, а соответственно, не является ни объективным, ни справедливым, что на своей шкуре могли ощутить очень многие граждане нашей страны. Потому что многие великие люди прошлых лет говорили о том, что не так страшна тирания исполнительной власти, не так страшно бессилие власти законодательной, если есть справедливый и объективный суд, когда можно отстоять свои права в честном, справедливом и состязательном процессе. Так вот, печальным достижением путинского правления было то, что наш суд весь стал, как метко кто-то сказал, «басманным судом», и политический заказ стал господствовать в нашей судебной системе. И то, что Дмитрий Анатольевич не побоялся об этом сказать, вот это, пожалуй, и вселяет, действительно, большую надежду.



Виктор Резунков: Людмила из Смоленска нам написала: «Сочувствую и горжусь мужеством Михаила Ходорковского».


Вадим из Москвы, пожалуйста. Здравствуйте.



Слушатель: Добрый день. Скажите, пожалуйста, почему все наши демократы такие беспомощные, даже в отстаивании своих интересов? Вот чтобы поддерживать интерес к делу Ходорковского, разве не могут его друзья, которые на Западе, например, использовать средства массовой информации перед какими-нибудь важными событиями? Вот сейчас будет совещание «Россия – Евросоюз», в июле - «Большая восьмерка». Ну, неужели нельзя как-то мобилизовать, какие-то обращения сделать через солидные газеты или через правозащитные организации? Вы ведь тоже это можете им подсказать отсюда. Ведь надо все время поддерживать к этому вопросу внимание. И поставить вопрос: почему западные лидеры предают идеалы гуманизма в обмен на нефть?



Юрий Шмидт: Спасибо, Вадим, за ваш вопрос. Вопрос прекрасный. Ну, я не скрою, что в меру своих слабых сил я пытался оказывать какое-то влияние и на западное общественное мнение, и даже на мнение государственных деятелей Запада (тех, конечно, которые хотели со мной встречаться). Сегодня сложное положение, как вы хорошо знаете: вдруг свалившийся на нас энергетический вопрос, резко возросшая зависимость от энергоресурсов, которые Россия поставляет на Запад. И как мне кажется, это оказало очень большое негативное влияние на политиков сегодняшнего Запада в том плане, что они ощутили, может быть, впервые за много лет сосуществования Запада, скажем так, и Востока, и России ощутили, что они больше зависят от России, чем Россия, и Советский Союза когда-то, зависит от них. Потому что когда было время огромных закупок зерна, время огромного заимствования у Запада кредитов, просто денег, а потом – технологий и так далее, то, конечно, Запад имел больше влияния, и в гуманистической сфере больше влияния имел. А сегодня это влияние стало меньше. С одной стороны, можно порадоваться тому, что Россия обрела независимость в экономической сфере, но, с другой стороны, хорошо бы, чтобы это было сбалансировано со сферой политической и со сферой гуманитарной. Потому что с правами человека, в гуманитарной сфере у нас, действительно, много неблагополучного, а Запад на это как бы стал закрывать глаза.



Виктор Резунков: Римма Васильевна из Москвы, пожалуйста. Добрый вечер.



Слушатель: Добрый вечер. У меня вопрос к вашему гостю. Скажите, пожалуйста, как вы думаете, в связи с тем, что Путин продолжает быть у власти и играет не последнюю скрипку, и Сечин тоже во власти, не могут ли они сыграть роль такую, что пока они у власти, Ходорковскому не видать свободы? Вот я пенсионерка, простой человек, но вот я убеждена в этом, что пока эти люди будут у власти, не будет Ходорковскому свободы. Потому что они не могут понять, что человек, который умнее их, порядочнее их, может быть.



Юрий Шмидт: Спасибо. Мы, конечно, этот фактор со счета не сбрасываем. Он действует. Но все-таки нам хочется верить, что определять климат во всех сферах нашей жизни в стране будет глава государства. А глава государства, уж как минимум, не заинтересован в преследовании Ходорковского. Это дело ему досталось по наследству. И скажу откровенно, ему, в любом случае, как бы он ни отреагировал официально, скажем, на пресс-конференции в Берлине после переговоров с госпожой Меркель, но слушать вопросы о Ходорковском, которые задают регулярно и поднимают на встречах, в том числе и саммитов, и на встречах «Большой восьмерки», ему, наверное, неприятно. И отделываться какими-то общими фразами каждый раз тоже... Вот я ставлю себя на его место, и думаю, что это было бы неприятно и, самое главное, не понятно зачем. Зачем он должен нести это бремя, когда, собственно говоря, как он и сказал, суд должен решить судьбу Михаила Борисовича Ходорковского?.. И самое главное, чтобы на этот суд не оказывалось давление, чтобы все было по закону, и нас это устроит.



Виктор Резунков: Причем вопросы такие будут задаваться, видимо, постоянно на всех, даже самых высоких, совещаниях.



Юрий Шмидт: Ну, пусть хотя бы будут задавать вопросы. Я, правда, не очень уверен в том, что лидеры сегодняшнего западного мира все такого уровня, как госпожа Меркель... что-то в Европе с лидерами сегодня не слишком хорошо обстоит дело, как мне кажется, но, тем не менее, вопросы такие, безусловно, будут, и публикации будут, и протесты будут, и это естественно.



Виктор Резунков: Евгений из Калужской области, пожалуйста. Здравствуйте.



Слушатель: Здравствуйте. Юрий Маркович, как бы Ходорковскому книги переслать? Вот у меня есть интеллектуальная биография Петра Струве.



Юрий Шмидт: Пайпса?



Слушатель: Да-да.



Юрий Шмидт: У меня тоже есть. Он мне лично подарил.



Слушатель: Вы читали, да?



Юрий Шмидт: Ну, я не могу сказать, что я прочел оба тома.



Слушатель: Подождите! Итак, Петр Струве, например, попал в Гестапо в 1941 году, ему был 71. И без книг он не мог, но ему не давали. А когда перевезли из Белграда, он добился... Немецкая фамилия, по-немецки отлично говорит. Он взял историю Коммунистической партии на немецком языке и прочитал. Ага, ренегат. И добился встречи с начальником тюрьмы. И его выпустили. Как вам переслать?



Юрий Шмидт: Вы знаете, если вы заглянете на сайт « www .khodorkovsky.ru», то там есть адрес следственного изолятора Читы. И вы можете послать. Только не делайте на книгах никаких надписей дарственных, потому что иначе их не примут.


Но вообще я вам должен сказать, что Михаил Борисович читает огромное количество литературы и выписывает более 100 наименований периодики. Масса писателей, которые посылают ему свои книги. То есть, дай Бог, когда выйдет из тюрьмы, он оставит в наследство великолепную библиотеку, которая, может быть, будет сравнима с библиотекой Лубянки или нашей Шпалерки, когда весь конфискат... В старые советские времена при обысках находили литературу, которую считали антисоветской, они забирали в эти библиотеки. Мне рассказывали бывшие зеки, что там можно было прочитать такие книги, которых на воле было не найти. Но это уже шутливый ответ. Спасибо вам.



Виктор Резунков: А книги по весу вообще не идут, как по ограничению посылок? Они не входят в список того, что нельзя присылать заключенному? Или сейчас ограничений уже не осталось, как это было в советское время?



Юрий Шмидт: Я боюсь, что я произнес какую-то крамольную мысль. Какой-то период так было, да. Но позор на мою седую голову...



Виктор Резунков: Юрий Маркович, на этом сайте написано, что можно присылать, сколько, в каком объеме и так далее.



Юрий Шмидт: Да. разъяснения можно будет получить. Что-то у меня сейчас выскочило из головы.



Виктор Резунков: Владимир, Чебоксары, пожалуйста. Здравствуйте.



Слушатель: Здравствуйте. Я тоже считаю наивным ожидать, что они перестанут преследовать Ходорковского. Эти люди делают свой бизнес на том, что производят для себя врагов. Они на этом и самоутверждаются, и делают себе жизненное пространство. И я не исключаю того, что и Ходорковского они хотели сделать так же, как и Березовского, чтобы он убежал на Запад, и вот он там из-за границы был бы таким страшилищем, как Березовский. И Березовского они так же сделали, и других людей они так делают. Я это на своем опыте знаю. Меня пытались сделать угонщиком самолета, террористом эти придурки.



Юрий Шмидт: Спасибо вам за вопрос. Вы правы, безусловно, в одном, и это легко, кстати говоря, доказывается, это не просто голословное утверждение, а действительно, Кремль путинского периода мечтал о том, что Ходорковский уедет в эмиграцию. Ведь они специально посылали ему одну за другой как бы «черные метки», сначала арестовав Алексея Пичугина, а потом арестовав Платона Лебедева. Ведь Лебедева арестовали в начале июля 2003 года, а Ходорковского – только 25 октября того же года. Хотя Генеральная прокуратура, арестовав Лебедева, сразу же опубликовала на своем сайте постановление о привлечении его в качестве обвиняемого, по которому только идиот не мог понять, что здесь оставлено место для Ходорковского.


Я бы сказал, что в этом и состоит, может быть, подвижническое служение Михаила Борисовича Ходорковского, в том, что зная, что ему не избежать суда, а после ареста Лебедева он мог его избежать только одним способом – оставшись на Западе, он отказался это сделать. Он предпочел судьбу политзаключенного судьбе политэмигранта. И может быть, огромное количество симпатизирующих ему людей понимают действительную значимость этого его поступка, и поэтому ему сочувствуют.



Виктор Резунков: Михаил Михайлович из Москвы, пожалуйста. Здравствуйте.



Слушатель: Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, почему Ходорковского пытаются выдать за политического заключенного? Ведь он сидит за криминальные свои проделки.



Юрий Шмидт: Вы можете считать его кем угодно. Давайте я вам только задам встречный вопрос. А вы можете объяснить, чем Ходорковский отличается, скажем, от Абрамовича? Чем Ходорковский отличается от Вексельберга, от Потанина, от тех людей, которые составили свое состояние в 1990-ые годы? Почему они не сидят? Почему они, вернее, разъезжают на яхтах, покупают дворцы за границей и приходят в гости к господину Путину, чувствуя себя вольготно, а сидит один Ходорковский? Он что, самый страшный расхититель, а все остальные – ангелы с крылышками? Вас хотя бы это не настораживает, не пробуждает вашу мысль?


Я боюсь, что у меня нет времени рассказывать обо всем, что сделал Ходорковский, за что и заслужил ненависть власть имущих, как он спонсировал оппозиционные партии, причем открыто и не таясь, совершенно официально. Как он выдвигал свою политическую программу и как он отказывался идти на многие сделки и отказывался, прошу прощения, приносить требуемые от него наверху деньги, то, что носят в больших количествах все бизнесмены, напуганные, тем более, после ареста Ходорковского. Вот, собственно говоря, именно это и дает мне право, причем с глубоким знанием материалов дела, дает мне право говорить, и не только мне одному, о том, что это политический заключенный.



Виктор Резунков: Деньги на кремлевские проекты различные.



Юрий Шмидт: На кремлевские проекты и на проекты кремлевских бонз отдельных.



Виктор Резунков: Виктор Иванович из Москвы, пожалуйста. Здравствуйте.



Слушатель: Здравствуйте. Юрий Маркович, хочу добавить еще, что Михаил Борисович отличается от этих людей, перечисленных вами, порядочностью. Это первое.



Юрий Шмидт: Согласен.



Слушатель: И второе. У него есть совесть и честь. И это самое главное.


И еще один вопрос к вам. Почему бы все-таки не подать вам президенту просьбу о помиловании Ходорковского? Даже по одной простой причине – тогда решится все. Вы понимаете, что именно, да?



Юрий Шмидт: Спасибо вам за такой вопрос. Я скажу одну вещь, на которую, в общем-то, может быть, где-то даже не уполномочен. Пока президентом был Путин, вопрос о подаче Ходорковским ходатайства о помиловании был исключен на 100 процентов. То есть никогда бы в жизни он к нему бы не обратился. Хотя мы не обсуждали подобного обращения к президенту Медведеву, но вот где-то для себя, в глубине души, где-то наблюдая за отношением Михаила Борисовича к действиям нового президента, ну, я не ручаюсь за то, что я бы в какой-то момент не порекомендовал ему и не сказал бы, что это возможно. Это бы он обратился не к своему гонителю, а к человеку, который просто обладает высшей властью в силу закона. Но, повторяю, это мои рассуждения на этот счет. Мы с Михаилом Борисовичем в таком аспекте вопрос не обсуждали.



Виктор Резунков: Юрий Маркович, у меня к вам другой вопрос. Скажите, вот очень интересно то, что говорили о Владимире Путине. 6 мая, буквально в последний день, можно сказать, своего президентства, он подписал закон об адвокатской деятельности и адвокатуре. Этот закон вызвал и проект этого закона вызывал очень негативную реакцию большинства российских адвокатов. Расскажите, что в этом законе вас беспокоит? И почему, как вы думаете, он подписал его именно в последний день?



Юрий Шмидт: Да, он подписал не только в последний день, но и в последний вечер перед уходом из Кремля.



Виктор Резунков: За несколько часов, по-моему, да.



Юрий Шмидт: Да-да. Потому что в Думе доставленный фельдсвязью этот законопроект принят в 21 час 17 минут. А учитывая расстояние от Кремля до Думы, можно представить себе, что это было сделано, так сказать, достаточно поздним вечером. Ну что, прощальный привет адвокатуре, которую, собственно, Путин, как я понимаю, не терпел и во время своего пребывания на посту президента. И напоследок, возможно, предполагая, что его преемник никогда подобной гадости не подпишет, он в спешном порядке заслал этот указ. По этому закону...


Да, сделаю небольшое отступление. Надо сказать, что люди, живущие в заоблачных высотах, которых мы видим в основном с экранов телевизоров, они почему-то уверены в том, что пока они у власти, что им самим адвокаты никогда не понадобятся. А жизнь показывает, и даже жизнь нынешних поколений, достаточно молодых еще людей, что это серьезная ошибка. Когда-нибудь те, кто сегодня инициируют гонения на адвокатуру, пытаясь превратить ее в придаток Минюста, в орган, подчиненный исполнительной власти, когда-нибудь об этом жестоко пожалеют.


Потому что состязательный процесс и реальная защита прав человека возможны только тогда, когда адвокатура, действительно, независима, как независим и суд, и только тогда это будет, действительно, защита прав, а не имитация, подобная тому, что было в советские годы. Это не означает, что я произношу какую-то апологию вообще адвокатуре и говорю, что на фоне всего остального в нашем обществе эта организация, не имеющая недостатков, состоящая из одних святых и весьма достойных людей. Мы тоже порождение того же самого «совка», мы несем на себе все те же самые родимые пятна, и в нашей среде хватает и негодяев, и рвачей, и других нехороших людей. Но мы же говорим сейчас об институте как таковом. И естественно, если адвокатура будет стоять твердо на ногах, если она будет независима, то она будет как раз избавляться и очищаться от всего, чего в ней не должно быть.



Виктор Резунков: А в чем основные недостатки, по вашему мнению, вот этого закона? Вы хотели сказать об этом.



Юрий Шмидт: Ну, главное, пожалуй, собственно говоря, две вещи. Первая – это то, что вопрос о лишении статуса адвокатов по представлению разных органов - и может быть, исполнения наказаний, и следственных органов, и других, - может решаться не адвокатским сообществом, как это происходило до сих пор, причем адвокатским сообществом и с участием в Квалификационных комиссиях при Адвокатских палатах представителей законодательной власти, представителей исполнительной власти, судей и так далее, но, тем не менее, все-таки это были органы адвокатского сообщества, где в подавляющем большинстве были адвокаты. А сейчас предлагают решение вопросов по таким представлениям передавать в суды. Ну а знаете, если бы мы были гарантированы в том, что это независимые суды, по-настоящему независимые суды, может быть, это было бы вполне и допустимо. Но пока еще мы только в качестве лозунга достижение независимости суда представляем.


И второе – это посягательство на адвокатскую тайну. Это право чиновников – практически знакомиться с адвокатскими досье, получать ту информацию, которая передается клиентом адвокату исключительно на конфиденциальной основе, что и составляет самую суть защиты. Потому что если клиент не может верить своему адвокату, если клиент не может быть уверен в том, что его переговоры, передаваемые им документы составляют профессиональную тайну, то, знаете, о полноценной защите и речи быть не может.


Мне хочется думать, что этот законопроект все-таки будет отвергнут. И может быть, даже, надеюсь, Дмитрий Анатольевич отзовет его, поскольку это совершенно не вяжется с объявленным им курсом.



Виктор Резунков: Олег из Москвы, пожалуйста. Здравствуйте.



Слушатель: Здравствуйте. Вы задали такой риторический вопрос: чем Ходорковский отличается от других олигархов? В связи с этим прокомментируйте такую легенду. На прием к Путина все олигархи в свое время пришли в костюмах-тройках и при галстуках. А Ходорковский пришел в приличном, конечно, но более вольном одеянии.



Юрий Шмидт: Я коротко отвечу. Да, такой случай, действительно, был. Вот этим он и отличается, но в лучшую сторону, с моей точки зрения. Это был неофициальный прием.



Виктор Резунков: Спасибо, Юрий Маркович. Всего доброго!


Материалы по теме

XS
SM
MD
LG