Памяти Руслана Генина
Котя.
Парень (его друг).
Журналистка (Кира).
Больничная палата. Узкая, вытянутая комната с обшарпанными стенами и одним окном, в которой с трудом умещаются кровать, тумбочка и стул. Здесь же видеокамера на штативе и переносной софит, над которыми «колдует» журналистка Кира. Ей около 40 лет, но выглядит она моложе. Кира деловито «выставляет свет»: сначала заглядывает в глазок камеры, потом перемещает фонарь так, чтобы максимально осветить Котю, лежащего на кровати. Из-под больничного одеяла видны лишь его очень худое лицо и сине-черная от уколов рука. На стуле у кровати сидит парень лет 23-25. Коте 20 лет.
Лето. Вечер. Окно палаты выходит на пустырь, за которым сортировочный железнодорожный узел — «сортировка», как говорят в народе. Изредка слышны лай собак и гудки тепловозов.
ЖУРНАЛИСТКА. Душно как…Окно бы открыл, что ли…задохнемся!
ПАРЕНЬ (не сразу). Я не открываю… сразу сквозняк, а ему нельзя…
ЖУРНАЛИСТКА. Ясно. Ладно, голуби, у меня все готово, можно снимать… Надо только микрофон закрепить.
Осторожно, стараясь не прикасаться рукой к одеялу, пытается закрепить «петличку».
ПАРЕНЬ. Я помогу… (Цепляет микрофон.)
ЖУРНАЛИСТКА. Мерси. (Включает камеру.) Все! Пошла запись!
ПАРЕНЬ. Котя! Давай, уже можно… Говори, как раньше рассказывал. (Небольшая пауза.) Соберись! (Журналистке.)Это вырежьте потом, ладно?
ЖУРНАЛИСТКА. Без тебя как-нибудь разберусь.
Камера работает, но Котя ничего не говорит. Со стороны станции доносится пронзительный звук, напоминающий очень долгий скрежет металла по стеклу. Это «тянут» вагоны.
ЖУРНАЛИСТКА (прислушивается). Да что за фигня? (Коте.) Ну?
ПАРЕНЬ. Котя, ну ты чего? Ты ж обещал…просто расскажи и все!
ЖУРНАЛИСТКА. Давай, пацан, не тормози. Мне еще из вашей муркиной сраки выбираться надо!
ПАРЕНЬ. Сейчас! Сейчас он… (Коте.) Тебе плохо? Говорить трудно, да?
ЖУРНАЛИСТКА. Текст, что ли забыл?
ПАРЕНЬ. Зачем вы так! Видите – трудно ему. А может я? Я – за него? А?
ЖУРНАЛИСТКА. Ты-то мне на кой черт сдался! Мне четко сказали, чтоб потерпевший…Сам!
ПАРЕНЬ. Котя! Ко-оть!.. Котенок, ну давай, а? Давай: так мол и так…Привезли тебя на дачу…Ну?
ЖУРНАЛИСТКА. Да твою ж мать! Парни! Какого х.., а?! Этому гондону через неделю патриарх орден вручать будет! А вы мне тут мозги трахаете! Вы ж поймите, что это сейчас надо в эфир давать! Потом — поздно будет! Даже если сто таких пацанов по телику покажут… Сана его лишать уже не станут! Он, морда толстая, с «вичем» еще может лет двадцать протянет, а ты так и сгниешь здесь! Мысль свою ясно излагаю? Нет? Молчит он…
ПАРЕНЬ. Нельзя с ним так! Видите же, что плохо человеку!
ЖУРНАЛИСТКА. А кому сейчас легко? Детский сад какой-то… Ладно, сам уговаривай, если такой умный!
ПАРЕНЬ. Котенок! Слушай, ну она ж реальные деньги дает! А нам сейчас это очень надо, понимаешь? Тебе лекарства, витамины там…продукты всякие…Мы с тобой тогда в другую больницу ляжем. В хорошую! А хочешь, за границу поедем! Хочешь? Мы ведь так ни разу и не были… А там такие доктора! Что ты!!!
ЖУРНАЛИСТКА. Че-то ты, парень, размахнулся очень… (Тихо.) На пятьсот-то долларов…
Пауза. Скрежет вагонов.
ПАРЕНЬ. Вот он всегда так: если чего-то не захочет, то бесполезно… (Улыбается.) Знаете, я ведь смеялся сначала, что он в церковь пошел. Из стриптиза – в церковь! Смешно? Смешно! А он… пойду и все, говорит. Я потом даже зауважал, гордиться даже начал… (Журналистке.) Вы в Бога верите?
ЖУРНАЛИСТКА. Нет, слава богу.
ПАРЕНЬ (сбивчиво.) Он мне не рассказывал, понимаете?.. Не говорил, что у них так… как у них там все… происходит… творится что!.. Вот… а когда анализы получили, так… уже поздно! Уже поздно было! Все!!! (Плачет.)
Молчание.
ПАРЕНЬ (тихо). Я не знаю, что делать… Котя, ты слышишь меня? Мусечка моя родная! Я не знаю, что мне делать! Что? Мне? Делать? Скажи! Как? Если не отомстить ему, то как? Я ведь жить после этого не смогу! Знать буду, что он Богу молится, что ему руки целуют! (Кричит.) Как?!! Как я буду жить после этого? Без тебя!!! Скажи!!!
Молчание.
ЖУРНАЛИСТКА. Так. Вот что! Вы тут решайте: да-да, нет-нет…А я это…я ведь тоже не железная, понимаете?…покурить…да, надо покурить…где?
ПАРЕНЬ (не сразу). Там…На лестнице можно…
ЖУРНАЛИСТКА. Я лучше на улку…не могу…в этом запахе. Не могу больше!!! (Быстро уходит, забыв выключить камеру.)
В комнате тихо, только за окном тянут и тянут вагоны, да собаки лают где-то уже совсем близко. Лампа в софите трещит, медленно гаснет. В комнате становится почти темно. И только горячая красная точка от работающей видеокамеры продолжает светить. Скоро погаснет и она…
***
Кира.
Подруга.
Осень. Кафе. За окном идет дождь, и куда-то спешат люди. За столиком две женщины: Кира и ее подруга. Между ними, на столе, бокалы с коньяком, чашки с кофе, переполненная пепельница и что-то из косметики. По всей видимости, сидят они уже довольно долго. Молчат. Курят.
ПОДРУГА. Как ты думаешь, у меня хорошие руки?
КИРА. Ну…если маникюр свежий, то…
ПОДРУГА (улыбается). Дура!
КИРА (улыбается в ответ). Уродина!
ПОДРУГА. Не п..ди! Ты на пять лет страшнее меня!
КИРА. Засранка!
Обе смеются, довольные собой. Пауза.
ПОДРУГА. Не, я серьезно…Вот пишут обычно: «Отдам в хорошие руки»
КИРА. Где пишут-то?
ПОДРУГА. На заборе, б…! В объявлениях пишут: «Отдам кота в хорошие руки»…
КИРА. Ты кота взяла? Совсем с ума съехала? Или с катушек?
ПОДРУГА. Кира! Ну подожди ты! Не ори, ради Христа!
КИРА. Ты ж сама себе жизнь усложняешь! На него надо бумаги оформлять…прививки всякие…Ты это понимаешь? Нет?!
ПОДРУГА. Притормози, а?! Хорош! Случайно все вышло…Я в Питер поехала, с маминой родней попрощаться…А тут у них вроде как акция…Эрмитаж отдает в хорошие руки своих котов…Типа денег на кормежку не хватает…
КИРА. Пипец какой-то!
ПОДРУГА. И че-то, знаешь, в голове у меня так вот как-то замкнуло, ноги сами привели…Там кошаков этих – ну сотня где-то, не меньше…Все мяучат, бегают по загончику…А этот сидит и на меня в упор так, знаешь, смотрит…И я как под гипнозом руки свои протянула, он в них и прыгнул…
КИРА. Ой, ну тебя одну куда-то отпускать – это себе дороже! Ну?
ПОДРУГА. Ты понимаешь, я привезла его сюда…уже и бумаги, ну какие надо, чтоб ему на выезд, оформлять начала…а он… У меня, ты ж знаешь, все упаковано давно…Так вот он повадился коробки рвать, грызть и вещи по квартире разбрасывать…
КИРА. Ну повезло тебе с котиком, поздравляю!
ПОДРУГА (шепотом). Кира! Он ведь все вещи по своим местам растаскивает, как они раньше лежали!
КИРА. Тома, ну ты совсем уже!
ПОДРУГА. Кира, я не вру тебе! Кира! Он не хочет, чтоб я уезжала, не хочет! Я чувствую, я знаю!
КИРА. Ну так оставайся!
ПОДРУГА. Что ты! Я столько сил, столько нервов потратила…
КИРА. Так поезжай!
ПОДРУГА. Боюсь! А вдруг кто и правда что-то предчувствует? О чем-то меня предупреждает… Вдруг я умру там?
КИРА. Ну хочешь, я поговорю с ним? Все выясним.
ПОДРУГА. С-с-с к-к-к-ем?
КИРА. С котом твоим.
Большая пауза.
ПОДРУГА. Кира, ты ё…..сь, что ли?
КИРА. А ты? У нас с тобой всего три варианта: ты, я или кот. Кто-то ё….ся. Кого выбираешь?
Пауза. Видимо поняв всю абсурдность ситуации, подруга начинает громко смеяться. Вслед за ней хохочет и Кира. Обе смеются как в последний раз…
ПОДРУГА (отсмеявшись). Так ты возьмешь его к себе?
КИРА. А у меня, думаешь, хорошие руки?
ПОДРУГА. Не знаю…
КИРА. Я – тем более!
***
Кира.
Парикмахер.
Модный парикмахерский салон. Огромные окна с видом на проспект. Всюду большие зеркала. В кресле сидит Кира, над ней склонился парикмахер.
КИРА. Постарела…подурнела… не знаю, как жить и что носить…
ПАРИКМАХЕР. Вот не поверишь! Аналогичная херня в нашем субкультурном пространстве!
КИРА. Издеваешься, да?
ПАРИКМАХЕР. Аск! (Смеется.) Не верит она… А носить надо бриллианты, чтоб ты знала!
КИРА. Ага…Это как тот кофе в постель, когда надо встать и приготовить, а потом лечь и выпить…
Пауза. Парикмахер щелкает ножницами.
ПАРИКМАХЕР. Да брось ты, Кира Юрьевна, чесслово… Изводишь себя, придумываешь чешую всякую…На ровном месте, главное…
КИРА. Не в том дело, Вадичек, не в том! Просто у меня как рефлекс уже…Я, наверное, в прошлой жизни шлагбаум изобрела…
ПАРИКМАХЕР. Ой, да иди в жопу… Дай лучше какой-нить бабульке в метро мелочи и успокойся уже!
КИРА. Во-во…
ПАРИКМАХЕР. Как ты бошку-то умудрилась так запустить! А?
КИРА. Лучше денег…Что?
ПАРИКМАХЕР. Я говорю, ты не в землице этой ночью отдыхала, нет? (Показывает ей прядь волос.) Это вот что такое?
КИРА. Ну сделай что-нибудь! Мастер-то ты, не я…
ПАРИКМАХЕР. Кира, ёптыть, я ж не волшебник!
КИРА. И что мне делать теперь прикажешь? Сдохнуть?
ПАРИКМАХЕР. Приплыли – вот и берег! Гонять тебя ссаной тряпкой, не перегонять!
КИРА. Спасибо!
ПАРИКМАХЕР. Не во что! (Выстригает с головы Киры приличный клок волос.) Все лишнее – долой! Легче, легче жить надо! Я тебе сколько лет уже твержу – «легче»! Порхать надо!
КИРА. Ага… Как обезьяна…с одного сука на другой…
ПАРИКМАХЕР. Во-во, с ветки на ветку… (Еще один решительный взмах ножницами.) Это нам тоже не понадобится.
КИРА. Ты чего разошелся-то, милый друг?
ПАРИКМАХЕР. Ша! Мастер знает! Ты что, Кирочка, думаешь я всю эту красоту (показывает вокруг) ножницами себе заработал? Чик-чик, да? Это, кума, только в сказке про Золушку бывает. А я не Золушка, не Синдерелла, мать ее, не Попелюшка даже! (Смеется.) Тут главный принцип помнить надо: имеют тебя в попку, а ты спинку выгибай, чтоб приятней было! Зато теперь сам себе хозяин: сосу, кую, паяю! И на Царь-пушку без смазки сажусь. Поняла?
КИРА. Поняла, поняла…Ты стричь меня сегодня собираешься?
ПАРИКМАХЕР. Хмм… Сложно выложить из льдинок слово «вечность», когда в алфавите только четыре буквы: ж-о-п-а!
КИРА. Смешно. До слез.
Пауза.
ПАРИКМАХЕР. Вот что я тебе скажу, подруга… Все эти твои нравственные терзания, страдания эти…они ж яйца выеденного не стоят. Правда-правда! Я – знаю… Когда умирала моя мама, а умирала она больно и страшно, то в какой-то момент она ощутила, что еще немного и…все ее физические страдания закончатся…И тогда она стала страдать и за меня, как будто мало мне было собственных страданий. Вот так мы до самого ее конца тем и занимались, что удваивали страдания друг друга… На кладбище ко мне подходили какие-то люди, жали руки, говорили слова…И самыми страшными были самые простые и верные: «Все пройдет!», «Время – лечит!»…Звучало это как кощунство! Мне предлагали отказаться от моих страданий! Признать, что моему горю когда-нибудь придет конец… Все во мне этому сопротивлялось! Что, говорил я себе, что они могут знать о том, как трясет изнутри схватками… Как не хватает сил давить в себе желание закричать, завыть…(Пауза.) И тут… Я не до конца уловил в какой именно момент пришло понимание… Но я четко осознал, что не смогу страдать двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю…Я буду есть, пить, спать, ходить в туалет…И в эти моменты вряд ли буду страдать…А если это так и со временем все пройдет, то зачем все это? Зачем? Не имеет смысла! Все пройдет, маленькая моя! И мы забудем, и нас забудут…(Ласково гладит Киру по голове.) Давай, закрывай глазки. А когда откроешь, то… все пройдет. Закрывай глазки. Закрывай!
Кира послушно закрывает глаза. Темнота.
***
Кира.
Мать.
Кот.
По-новогоднему убранная комната. В углу елка с рождественской звездой. В центре – стол, уставленный множеством блюд и бутылок. Из телевизора – звуки государственного гимна. Новый год!
Кира и мама чокаются, пьют шампанское. Допив бокал, Кира берет со стола пульт и выключает телевизор. Тишина.
МАТЬ. Кирюш, ну давай чуточку посмотрим, а?
КИРА. Мама, ну договорились ведь! После курантов – никакого телевизора!
МАТЬ. Ну капельку совсем, одним глазиком…Я анонсы глядела, так там Пугачиха таким разрезом сверкала… прям позорище! А сверху-то все прям вываливается!!
КИРА. Она каждый год сверкает-вываливает. И что? У нас с тобой уговор был?
МАТЬ (грустно). Был.
КИРА. Вот и ешь давай. (Тихо.) Видеть уже этот телевизор не могу…
Мать послушно накладывает себе на тарелку салат, ест. Кира подходит к проигрывателю, ставит пластинку. Из динамиков звучит музыка. Кира садится рядом, слушает.
МАТЬ (отрываясь от еды). А ты чего? Смотри сколько всего наготовлено!
КИРА. Не хочу, мам.
МАТЬ. Голова болит? Таблетку выпей.
КИРА. Все нормально, просто… не- хо- чу…
МАТЬ (ест). Оливье в этот раз вкусный получился…И заливное тоже…Покушай, давай!
КИРА. Мам, дай музыку послушать, а?!
МАТЬ. Да слушай, слушай…(Оглядывает стол.) Кто вот только это все есть будет?
КИРА. Ольга завтра приедет – доест.
МАТЬ (охает). Кир! А чего мы сидим-то? (Вскочила, забегала, засуетилась.) Олюшку-то, внучку, надо поздравить! Давай, набери ее. Где телефон-то? И куда он запропастился? Сидим с тобой, главно-дело! Как она там? Одна! Голодно им там поди, холодно!
КИРА. Ты че?! Ты че запричитала-то?
МАТЬ (останавливается). А че?
КИРА. Че ты как маленькая-то? Никуда мы с тобой сейчас не дозвонимся, знаешь ведь. Народ поздравлять друг друга ломанулся, сеть перегружена. И потом, они ж на даче, а там телефон вообще не ловит…Сядь. Ешь вот, пей… И я с тобой. Тебе чего?
МАТЬ. Ой, Кирюш, мне водочки лучше…Ну его, шампанское это…Чуть-чуть, капельку… Давай, доча, за Новый год!
Чокаются, выпивают, закусывают. Молчат.
МАТЬ. Удивляюсь я тебе. Дочку… одну…за…
КИРА. Что «за»? Ну что – «за»? Завидовать ей надо, вот что! Самостоятельная, сильная, умная! Не чета нам с тобой, старым кошелкам! (Закуривает, ходит по комнате.)
МАТЬ. Да я так…Кирюш…Да я разговор поддержать…(Пауза.) Стол нынче красивый – прям не стыдно гостей приглашать. (Пауза.) А может Олимпиаду Фоминичну с седьмого этажа позовем? Они поди с Николаем Палычем тоже сейчас одни сидят. Или к ним подымемся, звали ведь…
КИРА. Мам, ну меня тоже сегодня много куда звали…Ты сказала – приезжай, посидим вдвоем. Вот и сидим! Как ты и хотела… (Гасит сигарету.)
МАТЬ. Ну не сердись, чего ты! Я у тебя уже старенькая…Кто знает, может, последний раз вот так…вместе-то…
КИРА. Начинается! (Плачет.) Ты опять, да? Опять про смерть? Все как сговорились!
МАТЬ. Кира! С тобой невозможно разговаривать! (Заплакала.) Ты каждое мое слово – в штыки прямо…в штыки…
КИРА (шмыгая носом). Глупости не надо говорить, вот что…
Сидят. Плачут.
МАТЬ (внезапно). А фотографии ты куда положила?
КИРА (перестав плакать). Какие?
МАТЬ. Вот последние которые… С похорон.
КИРА. В сумку убрала. Мам, ну ты три раза их уже сегодня смотрела, куда еще-то?
МАТЬ. Еще хочу! Нельзя? Нельзя, да?!
КИРА. Ой, да смотри, смотри, на здоровье! Можешь себе их оставить, только не заводись на ровном месте, ради бога!
Кира идет к дивану, достает из сумки конверт с фотографиями, отдает матери. Та, довольная маленькой победой, начинает их рассматривать. В это время Кира, достав косметичку, приводит лицо в порядок.
Молчат.
МАТЬ (закончив смотреть фото). Может, кота покормить? Кыс-кыс-кыс.
КИРА. Кормленый.
Пауза. Мать все-таки берет со стола кусок мяса, бросает его коту. Тот скрывается с добычей под диваном. Мама некоторое время бесцельно ходит по комнате, не зная чем себя занять, наконец, решительно подходит к серванту и достает из ящика небольшой футляр.
МАТЬ. Я свет большой выключу, ладно? Тебе торшера хватит?
КИРА (машинально). Ага…
Мать подходит к окну, в руках у нее театральный бинокль.
КИРА. Мама!!! Ну как не стыдно! Ты же взрослый человек! Пожилая женщина, можно сказать!!!
МАТЬ. А что такое-то?
КИРА. Тебе сериалов мало, да?
МАТЬ. А кто телевизор выключил? А? Кто?
КИРА. Ты ж педагог! Ты детей разумному-доброму-вечному учишь!
МАТЬ. Я на пенсии!
КИРА. Нет, ну стыд-то какой! А если соседи увидят?
МАТЬ. Если не будешь так кричать, никто ничего не увидит. Иди лучше сюда, вместе посмотрим.
Кира подлетает к матери, жадно хватает из ее рук бинокль. Смотрит.
МАТЬ. Ну мне-то дай!
КИРА. Подожди! О, господи, на третьем этаже уже сексом вовсю занимаются…Втроем!
МАТЬ. Кира! Немедленно отдай мне бинокль!
КИРА. Ма, я уже взрослая!
МАТЬ. Я сейчас ремень возьму!
КИРА. У меня дочери 17 лет.
МАТЬ. А я твоя мать! Я тоже хочу посмотреть!
Поняв, что отдавать бинокль Кира не собирается, мать возвращается к серванту и, порывшись в ящиках, достает довольно внушительного вида подзорную трубу. Во всеоружии быстро возвращается к окну.
МАТЬ (настраивая окуляр). Где, говоришь?
КИРА. На третьем…пятое окно с края… Ну что за… Догадались, блин! Свет выключили. (Замечает маму с подзорной трубой.) Мам, ну ты с ума сошла, да? Ты бы еще телескоп принесла!
МАТЬ. Кирюш! Я одинокая пожилая женщина! Имею я право хоть на какие-то малюсенькие радости?!
КИРА. Судя по размерам трубы, радости у тебя давно уже не малюсенькие!
Молчат. Увлеченно наблюдают за чужими окнами.
МАТЬ. Ой, глянь!
КИРА. Где?
МАТЬ. Девятый этаж, угловая…
КИРА. Да где?
МАТЬ. Да справа! Там одно окно только горит. Видишь?
КИРА. Я фигею, дорогая редакция!
В доме напротив, в совершенно пустой комнате молодой парень лет 20-23 упражняется с деревянными мечами.
МАТЬ. Господи! Вот чего вот только не увидишь! Вот не дай бог вот так, как он, в Новый год…один-одинешенек!
КИРА. Ма, а че ты опять запричитала-то?
МАТЬ. Нет, ну мне вот просто интересно, чего это он?
КИРА. Тренируется парень.
МАТЬ. Ага…нашел время…Глянь! А это что у него?
Парень закончил фехтовать, взял в руки нунчаки.
КИРА. Это, мама, нунчаки. Ими ниндзя врагов мочат.
МАТЬ. Царица Небесная! Так он же не японец!
КИРА. Ну какая разница-то? Может это у него протест такой.
МАТЬ. Какой?
КИРА. Против Нового года. Мне вот тоже, например, не нравится это добровольно-принудительное веселье.
МАТЬ. Да прям!
КИРА. Нет, ну у каждого ведь свои тараканы…Каждому ведь в голову не залезешь…
МАТЬ. Не залезешь, это точно…
КИРА. И потом, откуда мы с тобой знаем, может, у него как раз все хорошо… может, именно в эту минуту ему весело…
МАТЬ. Да прям, весело…Кира, ну он же плачет, ты не видишь, что ли? Ослепла?
КИРА. Не говори глупостей - это пот течет…
МАТЬ. Да слезы! Слезы! Мне лучше видно! Смотри сама! (Меняется с дочерью оптикой.)
КИРА. Ма, ну что я совсем дура, что ли! Потеет мальчик!
МАТЬ. Господи, в кого вот ты у меня такая поперешная?
КИРА. В тебя, мама, в тебя…
Молчат. Смотрят.
МАТЬ. Может, случилось у него что-то? Беда какая… Глянь, как руками машет, будто зовет кого…На помощь, кричит, на помощь…
КИРА. Не, мам, ну ты странная такая! Что теперь? Мне что теперь все бросить? Сходить к нему? Спросить, все ли у него хорошо?
МАТЬ. А я бы сходила…
КИРА. Вот и сходи!
МАТЬ. И схожу!
КИРА. Господи, да иди, иди! Кто тебя держит-то?
Обе стоят, не двигаясь с места. Парень подошел к окну, вытер с лица пот, улыбается.
МАТЬ (тихо). Красивый…
КИРА (так же). Ага…
МАТЬ. Ты когда мужика себе заведешь?
КИРА. Завтра.
МАТЬ. Я серьезно.
КИРА. Мне кота хватает… за глаза… Жрет столько – не прокормишь…
Кот влез на стол и жадно пожирает содержимое тарелок. Парень из дома напротив открыл окно и вышел из комнаты, погасив свет.
МАТЬ. Конец фильма.
КИРА. Ма, ты будешь смеяться, а ведь я ему почти завидую…
Мама молчит. Плачет. Свет медленно гаснет.
***
Кира.
Доктор.
День. Обычный медицинский кабинет: стол, стул, кушетка, ширма, окно. За окном - ранняя весна.
КИРА. Мне вот интересно, Рябинин, с тобой пациентки флиртуют?
ДОКТОР. А то!
КИРА. Господи, какая тоска!
ДОКТОР. Не скажи…
КИРА. Долго еще?
ДОКТОР. А вот спешка в нашем деле – последнее дело. Быстро, Кирочка, только небольшие зверьки размножаются. (Смеется.)
КИРА. Комик, да? Сам шучу – сам смеюсь…
ДОКТОР. Они позвонят и все скажут.
КИРА. А потом?
ДОКТОР. Ну…если что… тогда еще раз все проверим. (Пауза.) Может, коньячку?
КИРА. А до дому нас неотложка повезет? Или здесь заночуем? На столе?
ДОКТОР (разводит руками). Прости, но в морге нету местов. (Смеется.)
КИРА. Ты достал уже, Рябинин, с подъебками своими! Курить-то хоть можно?
ДОКТОР. Читать умеешь? (Показывает на большую табличку с надписью «Не курить!) Кури, конечно. И мне, старику, дай приобщиться к прекрасному.
Закуривают. Доктор кашляет. Достает из стола фляжку, отпивает, морщится.
Пауза.
КИРА. Да-а-а…не так я себе это представляла…
ДОКТОР. Если б я тебя тыщу лет не знал, то, грешным делом, подумал бы, что ты боишься.
КИРА. Я, Костя, боюсь не просто, а до усеру…Можешь считать, что у меня истерика сейчас…
ДОКТОР (делает глоток из фляжки). Это нормально…
Кира отбирает у него фляжку, пьет сама.
КИРА. Я когда совсем маленькой была, знаешь, как себе смерть представляла? Вот похоронят меня, а гроб внутри такой мягкий…я свернусь там калачиком, как усну будто… буду лежать себе, спать…сны всякие видеть. Или просто – фантазировать, истории разные придумывать. А потом…не сразу, конечно, но когда-нибудь… придут люди…откроют крышку. Скажут «Здравствуй!» (Пауза.)
ДОКТОР (тихо). Я вот сижу иногда и думаю — зачем вообще люди говорят?
КИРА. Наверное, чтобы не так страшно было…Не знаю.
Тихо. Слышно, как за окном журчит, тая, снег.
***
Кира.
Саша (Альгидас).
Летний вечер. Сумерки. Скверик. Редкие прохожие спешат к метро: станция неподалеку. Кира сидит на скамейке, курит, изредка отхлебывая пиво из трехлитровой пластиковой бутылки. К ней подходит Саша. Ему около 30 лет.
САША. Девушка! Ради Бога, извините! Такая ситуация дурацкая… Простите, бога ради… из гостей иду, руку в карман сунул, а жетончика нет… И возвращаться вроде как неудобно, там спать, наверное, все легли…Десять рублей на метро не добавите? Простите, что обращаюсь! Ради бога!…Десять рублей…
Кира, не говоря ни слова, достает из кармана деньги, протягивает смятую купюру.
САША. Спасибо! Огромное спасибо! Так неудобно, право слово…Простите!
Пауза. Саша стоит, не уходит. Кира молчит.
САША. И еще…ради бога извините…сигареткой не угостите? Простите подлеца за нахальство…совсем обнищал…
Кира так же молча протягивает пачку. Саша берет сигарету, хлопает себя по карманам.
САША. Ну вот! Кажется, и зажигалку где-то посеял. Можно вашей?
КИРА. А, может, еще легкие свои вам одолжить? Или сами курить сможете?
САША. Шутка, да? (Смеется.) Ирония? Я понимаю!
КИРА. Слушайте, ну что вы мне голову морочите? Я за вами уже полчаса наблюдаю…
САША. О, какое внимание! Приятно…от такой девушки!
КИРА. Вы за это время уже столько денег настреляли, что вполне можете такси вызвать… Про сигареты вообще молчу…
САША. Не очень-то и много…Рублей сто, кажется…(Смеется.) Но вы правы: на такси хватит. Я живу через дорогу… (показывает рукой) вон в том доме, видите?
КИРА. А я в том…(Показывает в противоположном направлении.)
САША (улыбается). Соседи, значит…
КИРА (тоже улыбается). Пейте пиво, сосед.
САША. Благодарю вас, не откажусь! Ничего что я…ну из горлышка?
КИРА. Да пейте, чего уж там. Зараза к заразе не липнет.
Пауза. Саша отхлебывает из бутылки, смеется.
САША. Надо же! Почти на брудершафт получается! Меня Альгидас зовут. Но так как имя трудное, то в быту я просто Саша.
КИРА. Очень приятно, Саша в быту. Я – Кира.
САША. Очень приятно!
КИРА. Хобби?
САША. Что, прости?
КИРА. Ну вот это все… (делает неопределенный жест рукой)
САША. Ты про деньги, что ли? Ой, да нет, конечно! Вообще, я бухгалтер. Главный. И фирма, в общем-то, большая у нас, да… А это… это так…(Смеется.) Хобби? Ты правильно сказала. (Пауза.) Знаешь, жена сейчас у матери своей, в деревне, а я тут совсем один…Днем на работе цифры одни, а вечерами…четыре стены… и так тоскливо становится… Домой звать кого-то чужого опасно. Я так уже погорел один раз. Нет, ну прикинь, познакомился в клубе с девушкой. Вроде приличная. Приезжаем ко мне, выпили еще…И вот ты знаешь, я обычно ключ от входной двери всегда прячу, а в этот раз…ну как замкнуло. Она, видимо, еще дряни какой-то в водку подмешала…Утром просыпаюсь, башка квадратная, а квартира – ну почти пустая…Компьютер там, центр музыкальный, телевизор с видаком, деньги еще… Да фигня в общем-то, главное — жив остался. Живой!
КИРА. Смешно.
САША. И не говори - до сих пор хихикаю. Я, правда, уже все новое купил, но, боюсь, моя подмену все-таки заметит. У нее на это дело глаз алмаз. Ладно, выкручусь, не впервой! А теперь сюда вот хожу… Тут люди. У кого сигарету, у кого пива, денег иногда… За вечер иной раз могу полтыщи насобирать, но главное-то не в этом! Главное – люди. Все разные такие… И к каждому надо свой подход найти, ключик…И вроде как и я сам – живой. Живым себя чувствую! (Небольшая пауза.) Осуждаешь?
Кира медленно качает головой.
САША. Слушай, время позднее уже…Давай, я тебя до дома провожу, до подъезда.
КИРА (не сразу, отрешенно). Меня? Нет, спасибо. Я немного посижу, мне… подумать еще надо… я здесь должна…
САША. А в квартире думать не пробовала? Кира, я ведь не пристаю…Просто ночь почти, всякая гопота кругом ходит… и вообще…Мало ли что случиться может!
КИРА (тихо). Что?
САША. Ну…Всякое…Нехорошее…Не дай бог!
КИРА (медленно). А что если я хочу…чтобы случилось…
САША. С ума сошла?!
КИРА. Нет, ну просто, подумай…вдруг я действительно хочу… Хочу, чтобы со мой хоть что-нибудь случилось… Хоть что-нибудь! (Ее трясет.) Пусть со мной…произойдет…случится пусть…
САША. Что с тобой? Тебе плохо, да? Плохо?
КИРА. Послушай меня! Ты, мой первый встречный, послушай же меня! Выслушай! Очень тебя прошу! Я ничего не чувствую, ничего… Я не знаю, как мне с этим жить, не понимаю… Нет, я не то говорю… не понимаю, как это сказать… Как сказать, чтобы ты меня понял? Это какой-то замкнутый круг… Я слышу слова, я знаю их наизусть… Но ничего не меняется! Ничего не происходит! Господи, да как же это объяснить! Жизнь… жизнь застыла! Остановилась! Я ничего не чувствую! Одни слова… а в действительности… я умираю…с каждым словом я умираю… Сделай что-нибудь! Пожалуйста, я очень тебя прошу! Господи!!! (Пауза.) Я ничего не чувствую… Я ничего не чувствую… Я мертвая…
Темнота.
Конец.
2007 год
Читать дальше: Андрей Дерябин. Письма товарищам.