Анна Качкаева : Со мной в студии сегодня обозреватель журнала «Огонек» Юлия Ларина и обозреватель «Российской газеты» Юрий Богомолов. Собирались мы сегодня обсуждать вполне летние телевизионные премьеры, но планы, как вы понимаете, не могли не поменяться. Утренние новости мировых каналов открылись сегодня с двух событий – трагического и грустного - теракт в Китае, в России умер Александр Солженицын. Канал «Вести» только что показал замечательный фильм, вернее не весь, а кусочки фильма Сергея Мирошниченко «На последнем плесе», который снимался к 85-летию писателя. Сергей Мирошниченко сегодня с нами на прямой связи. Здравствуйте, Сергей.
Вам, уважаемые слушатели, я задаю простой вопрос: когда вы прочитали первый раз что-то из Солженицына? Что он для вас значил? И вообще, место и роль его в истории страны и литературы?
Утром я созванивалась с Сергеем, но вот сейчас даже не знаю, с чего начать правильнее. Давайте, наверное, начнем так. Потому что пока такой человек, как Солженицын жив, масштаб, конечно, осознается, но все равно не до конца. А вот сейчас уже вал комментариев, реакции всех мировых политиков, и понятно, что, то есть и раньше было понятно, но вот сейчас, когда человек уходит, всегда есть вот это ощущение некой зияющей пустоты. И дело документалиста, конечно, оставлять для истории время и людей очень разных. Но, наверное, для вас Солженицын – это что-то особенное?
Сергей Мирошниченко: Ну да, сегодня для меня закрылась последняя страница 20-го века. Я могу сказать, что такого мощного века потрясений, больших художников, великих идей. И сегодня именно это все как бы для меня и закончилось. Потому что ушел самый большой, я думаю, что художник конца 20-го века в России, человек, который нес за собой особые взгляды, особые идеи. И как я вспоминал о его беседе, мне повезло, что я несколько раз последние годы беседовал с ним, так вот, когда ты слышишь, допустим, Сахарова и Солженицына, то это спор двух великих мыслителей. А сейчас и споры ниже будут, и писателя – лауреата Нобелевской премии, думаю, нам будет ждать очень долго. Потому что это должен быть художник плюс судьба. А сейчас художник не заботится о своей судьбе, не думает о ней, не думает о людях. С Александром Исаевичем уходит одна из важных философских идей, на мой взгляд, это философия самоограничения. Он в последние годы особо об этом думал, размышлял. И это был противовес философии потребления.
Анна Качкаева : И вообще, у меня такое ощущение, что этот масштаб в принципе не из нашего времени, не из этого стремительно коммуникационного, потому что все слова, которые он сегодня произносил в вашем фильме, хотя и сказаны они пять лет назад, ясно, что он с этим жил. Мы просто эти слова забыли или заболтали, потому что он так хорошо говорил о том, что свободомыслие и инакомыслие – это не диссидентство, а это нормальное состояние уважающего себя достойного человека, гордость – это грех, даже если она великодержавная гордость. И конечно, великая мысль о раскаянии, через которое страна так и не прошла.
Сергей Мирошниченко: Так и не прошла. Не было покаяния и раскаяния не было. Нет, ничего. Он ждал этого, он ждал, и так этого не произошло, потому что еще раз повторяю, люди, которые сменили насилия на общество потребления, они, конечно, к раскаянию и к самоограничению не способны. Вот это вот самая большая, на мой взгляд, беда.
Анна Качкаева : Слово он замечательное употребил «пообтерлись» и «вошли в новый век».
Сергей Мирошниченко: Да, и еще меня очень пугает, потому что итак шутовство у нас в стране процветает, просто очень много таких людей, которые ерничают и излагают свои мысли какие угодно. Я стал замечать, что все мельчает и мельчает мысль. И она еще будет больше, к сожалению, мельчать, потому что когда ушел Александр Исаевич, можно говорить все что угодно. Может быть национальной идеей и певец Дима Билан.
Анна Качкаева : «Евровидение» вы имеете в виду.
Сергей Мирошниченко: И футболист может стать человеком, который будет олицетворять большой, интересный, глубокий народ. И естественно, может проголосовать и за Сталина, как сейчас голосуют на канале «Россия», потому что уже уходят те люди, как Жженов или Солженицын, которые могут сказать о том времени правду. Но я очень рад, что мне судьба дала возможность пообщаться с этим человеком, снимать его. И я могу сказать, что я думаю, что у каждого художника есть желание, чтобы его работы жили дольше. Так вот не важно, какие я буду снимать фильмы, что будет, и что я снимал. Вот эти фильмы будут жить очень долго. Пока люди будут читать Солженицына, пока они будут, а такие люди будут, которые захотят узнать, что же происходило с этой огромной страной в конце 20-го века, вообще в 20-м веке, и конечно, вот эта возможность, кинематограф, возможность увидеть живого классика – это большое счастье.
Анна Качкаева : Канал «Россия» покажет, вы не знаете, вам еще не говорили?
Сергей Мирошниченко: Мне сказали, что они сегодня покажут одну картину, на 90-летие – вторую картину. Я думаю, что сейчас нужно было бы серьезную кому-то еще сделать работы, осмыслить кто это. Ведь есть же еще прекрасная картина Сокурова.
Анна Качкаева : А что вас в нем как режиссера, который много кого снимал, что-то поразило, он был податливый собеседник? Вам было хорошо с ним работать?
Сергей Мирошниченко: Мне с ним было очень удобно, потому что я всегда говорил, что у него было три составляющих. Он был математик, офицер и писатель. И когда ты понимаешь вот эти три составные части какие-то этого человека, вот эту ценность, вот этот ум математический, вот этот конструкторский ум. Когда ты слышишь его слово, то и ему легко с тобой. Я никогда не злоупотреблял общением. Но главное, что, к сожалению, я работал над одной из его работ и сейчас мы написали сценарий по одному из его произведений, я должен был делать первую игровую работу, не знаю, как теперь случится.
Анна Качкаева : «Красное колесо», надо полагать?
Сергей Мирошниченко: Да, это «Красное колесо». Но мы выбрали с ним, оговорили, что это будет не все «Красное колесо», потому что очень огромное произведение и очень серьезное, еще далеко не правильно оцененное. А вот мы выбрали небольшой период, и уже удалось мне написать, это четыре серии должно было быть.
Анна Качкаева : В этом году должен был быть запуск?
Сергей Мирошниченко: Да, в этом году должен был быть запуск. Еще хочу сказать, что этот человек оставил еще одну замечательную вещь – он оставил свою премию, он ее при жизни сделал. И многие писатели русские, не только писатели, филологи, литературоведы, получили премию эту. И мне кажется, что благодаря этой премии появилось правильная, иногда неожиданная оценка литературы в нашей стране. Он продолжал как бы бороться за слово до самого конца. Потому что он дорожил этим. Что сказать? Ушел большой художник. Знаете, есть такая притча о семи праведниках. Может быть, я преувеличиваю, но вот один из праведников ушел. И Россия чуть-чуть скукожилась, она стала меньше.
Анна Качкаева : Спасибо вам, Сергей, я знаю, что вы едете к семье, поклон им и наши соболезнования.
Я приведу слова Михаила Горбачева, первого президента Советского Союза, который говорил, что «до конца дней Солженицын продолжал бороться за то, чтобы Россия не только вырвалась из тоталитарного прошлого, но и обрела достойное будущее, стала по-настоящему свободной и демократической страной». Сегодня уже соболезнования высказали и президент России Дмитрий Медведев и президент США Джордж Буш, и многие политические лидеры и России, и мира. Агентства приводят слова одного из бывших высокопоставленных работников КГБ СССР, который заявил на условиях анонимности, что сожалеет о преследовании Солженицына в 70-х годах: «Руководство Союза выбирало между арестом и высылкой Солженицына из Союза. В результате было выбрано наименьшее из двух зол. Мы сами себе тогда делали врагов. И что это нам дало? Солженицын оказался великим человеком и истинным патриотом страны. Пусть не покажутся кощунственными мои слова, но многие сейчас, наверняка, сожалеют об этом и говорят: «Мир праху его!», - заявил бывший сотрудник руководящий Госбезопасности.
Вы начали писать. Кто-то удивляется тому, что он не принял награду Родины, кто-то удивляется тому, что он встречался с Путиным и согласился принять награду из его рук. Но больше людей вспоминают о том, как познакомились с текстами Солженицына. «Примерно в 1968, 1969 году «Раковый корпус» на папиросной бумаге мне дали родители на одну ночь», - Сергей Митрофанов из Москвы об этом пишет. Вспоминают «Новый мир», «Ивана Денисовича». «Мои соболезнования семье. Начинал с «Нового мира», потом в Самиздате «Ленин в Цюрихе», «Бодался теленок с дубом», позже «Архипелаг ГУЛАГ» и «Раковый корпус». Оглядываясь назад, отношение к его личности неоднозначное, но, конечно, писатель он очень большой», - считает Ирина.
Юрий, вы помните, наверное, тоже как вы читали и чем для вас был или стал за эти 20-30-40 лет Александр Солженицын?
Юрий Богомолов: Ну, разумеется, мое первое знакомство с Солженицыным, с его творчеством – это «Иван Денисович», это было действительно какое-то потрясение, переворот.
Анна Качкаева : Какой был год?
Юрий Богомолов: Это был 1961 год. Я еще только-только граждански созревал, и хотя был в достаточной степени сознательным, идейным антисоветчиком, но вот этот рассказ, конечно, стал поворотным и бесповоротным событием для моей судьбы и для моих воззрений. И потом уже все, что появлялось, читалось в самиздате. И вся эта история, за которой вся свободомыслящая Россия следила, это история того, как бодался теленок с дубом. Это было захватывающее зрелище. И оно было поразительно тем, что все знаменитые русские пословицы оказались опрокинутыми: плетью обуха не перешибешь, один в поле не воин, бодался теленок с дубом. Он был один на один. Эти отчеты с писательских съездов, эти бесконечные разговоры, то есть вот это брожение, вызванное сначала «оттепелью», а затем и творчеством Солженицына, когда преодолевался один барьер за другим. Сначала мы поняли, что Сталин был мерзавец, но сама революция как бы она была, как жена Юлия Цезаря, вне подозрений. И вообще, 20-е годы были как бы таким позитивным явлением нашей жизни. А уж Ленин по-прежнему оставался иконой в то время. Следующий барьер, который берет в нашем сознании Солженицын – это действительно разоблачение не самой практики революции, а ее идеологии. И идеология самого товарища Ленина, и сама фигура Ленина оказывается… Хотя Ленин уже был достаточно как бы травестирован в народной анекдотиаде. Но все равно это вдруг приобрело… Солженицынские опусы по поводу Ленина тоже произвели какую-то революцию. И я лично чувствовал, что мне приходилось преодолевать внутреннее сопротивление того, что как я понимал.
Анна Качкаева : Солженицын и сам рассказывает, что воспитанный в православии родителями, которые были такой традиционной культуры, потом, как он шел в школу, с него срывали крестик, а потом он все-таки проникся идеями марксизма-ленинизма, и уже только в тюрьме происходил с ним следующий этап трансформации.
Юрий Богомолов: И Сергей тут упомянул, что уход Солженицына – явление. Я подумал, что если оно с чем-то сопоставимо, то сопоставимо с уходом Толстого для 19-го века.
Анна Качкаева : Хотя мы не осознаем, наверное.
Юрий Богомолов: Вот так же. Кстати, и в начале 21-го века уходит Солженицын, и это тоже какой-то момент. А уж что касается «Красного колеса», которое упомянул Сергей, что оно не оценено, оно не прочитано обществом.
Анна Качкаева : Думаю, да.
Юлия Ларина: Я боюсь, что не только оно не прочитано, к сожалению. Я не жила практически в эпоху Самиздата, была ребенком в то время. Но тем не менее, первую книгу Солженицына, которую я держала в руках, она была издана не в России, а привезена из-за границы. Это был «Архипелаг ГУЛАГ», в начале 90-х я взяла в руки Солженицына. И вот сегодня говорили о том, что в стране не было раскаяния. Мне кажется, это важно об этом говорить, потому что было поколение людей, которые не прочитали Солженицына по разным причинам. Потому что он не издавался в России, потому что он слишком поздно стал у нас издаваться. И сейчас возникло поколение людей, которое еще не прочитало еще не прочитало Солженицына.
Анна Качкаева : А, возможно, возникнет, которое никогда не прочтет Солженицына.
Юлия Ларина: Может быть. И, конечно, телевидение, о котором мы сегодня будем, может быть, говорить, оно может и могло, мне кажется, и все предыдущие годы могло, зная силу телевидения, сделать значительно больше, чтобы люди его читали.
Анна Качкаева : Дочитываю ваши сообщения. Андрей из Одинцово соболезнует в связи с кончиной Солженицына: «Мне 43, о Солженицыне я узнал в 1979, кстати по Радио Свобода и BBC . Тогда он считался диссидентом и врагом народа». «Тешу себя надеждой, что будет повторен сериал «В круге первом» в память великого мастера, ведь по другому поводу нашему телевидению вряд ли было уместно», - это Петр нам пишет.
Давайте в двух словах, как он выглядел на экранах? Насколько современники были готовы его воспринимать? У меня лично неоднозначное к этому ощущение к этому как у зрителя. И что телевидение, на ваш взгляд, сейчас попытается и будет ли пытаться делать в мертвый летний сезон с тем, чтобы как-то оказаться рядом, оживить воспоминания?
Юрий Богомолов: Я так скажу, что в принципе, естественно, в молодые годы он был за кадром телевидения и кино, и масс-медиа. Он был за кадром. От этого, кстати, был еще более влиятелен. Его мнение, его авторитет были столь высоки, что ни с чем практически нельзя было сравнить. Что касается уже постсоветского периода, то он явился к нам пророком. В первую очередь, не тем, кто встал против режима и победил в конце концов. Не он один, разумеется, но выстоял и оказался, пережил и советскую власть и многое чего пережил. Он стал пророком. Пророком он ехал через всю Россию. Но отношение было к нему было уже, естественно, не столь высокое. С ним спорили, с ним не соглашались. Власть не решалась вступать, естественно, с ним ни в какой конфликт.
Анна Качкаева : В середине 90-х его программу и с Первого канала изъяли, потом его приняла «Россия».
Юрий Богомолов: Власть после попыток его приручить все-таки встала в сторонку, не вступая в конфликты особые, держа его в качестве реликвии на территории России. А затем он стал таким авторитетом, что уже не он ездил на встречу с высокими лицами, а они к нему приезжали. Он стал моральным авторитетом. Он стал моральным авторитетом, но не думаю, что кто-то опять серьезно к нему прислушивался, к его пророчествам. Тем не менее, образ его довольно жесткий, нонконформистский, естественно, сформировался. И разговоры о том, что он как бы пошел на компромисс с Путиным и так далее, это несерьезно. Все-таки он оставался внутри. Он замкнулся не в той деревне, не в том доме, он замкнулся в круге своих идей. Вот он там отстроил себя и существовал в нем. Поэтому ему власть абсолютно не нужна была. Как Толстому не нужна была в свое время какая-то реальная власть. Хотят – слушают, не хотят – живите как хотите. Но во всяком случае, он отстроил, и он там отстраивал мысленно Россию, цивилизацию. Он о ней думал все время и ее перспективой жил.
Анна Качкаева : Ну, это удивительно, что в проекте «Имя Россия» он в десятке то не просто не оказался.
Юлия Ларина: Он не мог там быть. Там только люди умершие.
Анна Качкаева : Вот теперь, я думаю, окажется…
Юлия Ларина: Дело в том, что в первом списке «Имени Россия» не было даже Дмитрия Лихачева, его внесли позже уже, после того, как список был. А Дмитрия Лихачева при жизни и после смерти называли совестью нации. Поэтому что же удивляться, что там может не быть людей, которых мы считаем какими-то моральными и нравственными символами. Но Солженицын, разумеется, не мог там быть до сегодняшнего дня во всяком случае в этом списке. И будет ли сейчас что-то делать канал «Россия», чтобы его туда внести, я, честно говоря, не знаю. Может быть, и будет.
Юрий Богомолов: Это настолько лукавый проект, что все, что…
Юлия Ларина: Вы понимаете, если сейчас его внесут, и он победит, тогда это будет очень странная ситуация. Я думаю, если его внесут, то он и победит.
Юрий Богомолов: Если его внесут, и руководители проекта захотят, чтобы он победил, - он победит.
Анна Качкаева : Как вы думаете, что телевидение сейчас попробует сделать? «В круге первом», наверное, покажут, как мы с вами решили. Фильмы Мирошниченко, очевидно, покажут, сокуровский, наверное, тоже.
Юрий Богомолов: Я думаю, тоже покажут. Каналов много, сейчас его, я думаю, расхватают. Но вот вопрос в том, будут ли специальные, актуальные программы?
Анна Качкаева : Некому. У нас все в отпуске.
Юрий Богомолов: Ну, может быть, все-таки кто-то соблаговолит прервать свой отпуск по такому случаю?
Анна Качкаева : Ну, я думаю, что Сванидзе, наверное, по логике должен.
Юрий Богомолов: Сванидзе, может быть, другие гуру. Я почему-то уверен, что из отпуска выйдет Алексей Пушков и сделает программу, посвященную тому, как Солженицын плохо относился к 90-м годам.
Анна Качкаева : Тоже возможно. Я думаю, что во всяком случае, трансляция похорон то будет.
Юрий Богомолов: Я тоже так думаю.
Анна Качкаева : Это такое событие, которое вряд ли пропустит телевидение.
Юрий Богомолов: Наверняка, приедут многие первые лица европейских государств.
Анна Качкаева : Давайте послушаем Александра из Москвы.
Слушатель: Я первый раз прочел Солженицына в начале 80-х «Ивана Денисовича» в одном журнале хрущевского времени. Потом в перестроечные годы прочитал все остальное. Скажу откровенно, не впечатлился. По-моему, фигура слишком раздутая. Кстати, как и Толстой. Не очень я верю людям, которые то выступают за очищенный ленинизм, то предают анафеме «Красное колесо». А вопрос такой: когда Солженицына арестовали, он с апломбом говорил, что на фронте командовал батареей. На самом деле, деле батарея была звукометрической разметки и размещалась в очень хорошо укрытых блиндажах, в стороне от передовой. Но все-таки определенный риск был, умирать никому не хочется, а в конце войны особенно. Как возможно убраться с фронта? Да очень просто. Написать в письмах что-нибудь такое про партию, советскую власть…
Анна Качкаева : Вот меня все-таки потрясает в наших дорогих согражданах возможность даже в грустный день, вот человека нет, обязательно найти какую-нибудь червоточину где-нибудь, плюнуть, ножками постучать. Что ж у нас этого нормального человеческого достоинства не хватает?
Юрий Богомолов: И обязательно на уровне сплетен.
Анна Качкаева : Вот есть такая версия. Ну, прочли вы, не очень вам понравился как писатель, но будьте хотя бы в этот день аккуратнее в смысле проявлений чувств.
Юрий Богомолов: И вспомните, что сказала Раневская, когда ей какая-то гражданка сказала, что ее не очень впечатлила Мадонна Рафаэля. Она сказала: «Всех впечатлила, а его не впечатлила. Но она может себе это позволить».
Анна Качкаева : Безусловно. Наталья пишет, что «первую самиздатовскую главу из «Архипелага» прочла. Столько в ней было юмора, я была поражена. Книга написана очень честно». «Для меня Солженицын – это прежде всего добрый, открытый и в то же время загадочный человек, учитель. И если все больше наших граждан голосует за Сталина, не стал ли Солженицын для них человеком прошлого?» - Андрей из Владимирской области, поселок Красная Горбатка.
Юрий Богомолов: Вот это очень интересный аспект, потому что действительно, сегодня, когда начнутся и поминальные молитвы о Солженицыне, и церемонии, и разговоры, и воспоминания, это очень важно в сегодняшний исторический момент, потому что все-таки либо Сталин, либо Солженицын. Вот наш народ умудряется каким-то образом и то, и другое. Я помню одного профессора из Новосибирска, который сказал, что для него одинаково святы и Сахаров, и Ленин. Как это возможно? Как две моральные идеи могут умещаться в одной точке, пересекаться? И сегодня, я думаю, общественное настроение, которое будет косвенно или прямо сказываться и отражаться в разговорах, в такого рода звонках, и так далее, оно будет свидетельствовать о том, и объяснять, почему все-таки страна не покаялась. Дракон товарищ Сталин оказался тем дьяволом, с которым мы заключили когда-то контракт, по условиям которого мы до сих пор с ним не расплатились.
Анна Качкаева : Александр Сергеевич из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Во-первых, я вам хочу выразить благодарность за то, что вы переменили свои планы. Для меня это первый пример сегодня. Я слушаю радио и удивляюсь просто. Музыка звучит. А для меня это событие планетарного масштаба. При том при всем у меня нет скорби, есть только чувство благодарности и восхищения. Мне 56 лет, я прочитал «Архипелаг», ночами, мне дала подруга, в 1976 году. Я сейчас оцениваю и ее риск. Много было сказано о том, что три составляющие. Действительно, ведь это так. Ведь он с математической точностью обыграл Союз советских писателей, при этом хладнокровно. Я недавно совсем прочитал воспоминания Кондратовича, это зам. Александра Трифоновича Твардовского. До этого я читал Лакшина, ну, и конечно самого Твардовского. Меня очень интересовал этот период. И там осталось немножко обиды в «Новом мире». Сейчас я думаю, что у Александра Исаевича были свои планы. Вообще, мы ему не судьи.
Анна Качкаева : Да, уж это точно.
Слушатель: Он настолько гораздо больше видел, дальше видел, стратегически мыслил, не тактически, а стратегически. Я думаю, что его значение совершенно невозможно переоценить.
Анна Качкаева : Александр, у вас дети есть?
Слушатель: У меня есть дети.
Анна Качкаева : Взрослые уже?
Слушатель: Да.
Анна Качкаева : А они читали Солженицына?
Слушатель: Нет, они не читали, но они знают. И об Андрее Дмитриевиче Сахарове, и об Александре Исаевиче.
Анна Качкаева : Вы им не давали, или просто как-то так не пришлось?
Слушатель: Они пока все-таки не настолько взрослые, чтобы читать. Еще, когда умер Мстислав Ростропович, меня немножечко резало: умер великий виолончелист. Ведь то же самое сейчас немножечко режет слух, что умер великий писатель. Все это так. Но прежде всего это великие граждане. Мне кажется, это должно звучать. Это великие граждане. Я думаю, что вклад как Сахарова, так и Солженицына совершенно неоценим. С точки зрения опубликования «Архипелага» на Западе, я думаю, содействовало программе, давление оттуда способствовало развалу империи – Советского Союза.
Анна Качкаева : Спасибо. Виктор Иванович из Москвы, мы вас слушаем.
Слушатель: Я тоже познакомился с Солженицыным в 1976 году «Один день Ивана Денисовича». Когда у меня изъяли эту книжку, негласно изъяли, меня вычеркнули из списков представленных к награде. Самое интересное, по «Вестям» показывают Александра Солженицына. Он слишком много сделал для нашего народа, для России. И самое важное то, что он вернулся в Россию и здесь же будет погребен. Я думаю, что по телевидению надо будет показать «Возвращение Солженицына», именно вот этот фильм, где хорошо все показано, где он встречается с народом, вот эту глубину его, его любовь к своей родине. А то, что было раньше, все равно будет открыто еще дальше.
Анна Качкаева : Иван Антонович пишет: «Вряд ли люди, прочитавшие «ГУЛАГ» и «Ивана Денисовича», могли бы голосовать за Сталина. Я так по крайней мере думаю».
«Ведущая, чаще напоминайте, что Солженицын называл существующий режим в России бандитским и грабительским по отношению к населению. Об этом забывать не надо», - пишет Владимир. Ну, вот они не про эти минувшие 8 лет говорил в этой связи, а скорее про предыдущие 10, тоже опять же в своем контексте. Не так буквально, как бы хотели эти «лихие 90-е» обозвать наши новые идеологи.
Алексей Павлович: «Он – великий человек. Он ехал через всю Сибирь. Он должен был разъяснить народу, в какую сторону грядут изменения. Но сам, видимо, был на распутье, народ не объединил». Думаю, что вопрос не в нем, а скорее все-таки в народе. Народ все время ждет мессию.
«Лично для меня в последние годы Солженицын был олицетворением так называемой интеллигенции, которая легла под Путина», - Алла Павловна, пенсионерка. Все это мелкие какие-то мерки по отношению к фигуре.
Юрий Богомолов: А главное, очень плоские, поверхностные.
Анна Качкаева : «Когда прочел «Один день», захотел стать каменщиком-строителем».
«С каким трудным облегчением вздохнули бы нынешние безыдейные идеологи, ведь не надо больше ломать голову, как быть с прозревшим честным мечтателем, которому сейчас не дали раскаяться за современные мысли. Гении в своем отечестве не пророки, а орудие в руках следующих властителей».
«Умер второй Толстой», - повторяют мысль вашу, Юрий.
Константин, Московская область, мы вас слушаем.
Слушатель: Я в принципе хотел сказать, что жалко, что о теме основной не поговорили, поскольку ваша передача раз в неделю все-таки выходит. А о Солженицыне по «Свободе» уже столько передач на неделе будет. Можно посвятить остаток передачи именно заявленной теме о премьерах?
Анна Качкаева : Я даже не знаю, мы сейчас с коллегами решим, стоит ли это делать. Как-то у меня нет такого ощущения, что это так необходимо. Хотя, может быть, в последние пять минут мы что-нибудь быстро и скажем. Жизнь не кончается.
Юлия Ларина: Переход трудный будет.
Юрий Богомолов: В двух словах можно сказать.
Анна Качкаева : Ну, тогда здесь нас благодарят, в отличие от вас, Константин, и как раз считают, что правильно мы сделали, что говорим о Солженицыне. И лучше говорить об этом, чем о чем-то другом.
Игорь Анатольевич, мы вас слушаем.
Слушатель: Меня эта новость ошеломила, потому что я сегодня ночью занимался своим писательством, и у меня вдруг всплыло выражение Солженицына «образованщина». Вы категорически ошиблись, сравнив Солженицына со Львом Толстым. Я читал Льва Толстого последнее письмо издания Сытина 1913 года. Когда православный священник его упрашивал вернуться на путь истинный, и Лев Толстой оправдывался: «Поймите, батюшка, я не могу вернуться к православию, потому что интеллигенция меня тогда вообще съест, они меня затравят и уничтожат». Вот, оказывается, в чем тайна Толстого. И у Толстого, чтобы сказать «образованщина», смелости не было. Александра Исаевича я не знал, не читал, но когда мы узнали о нем еще студентами, думали: возможно, он прав, но зачем вслух это говорить? Помните 90-е годы? Он же не торопился возвращаться из эмиграции, потому что он, видимо, знал, что страна обманута. Но все равно возвращаться надо, ведь уже годы к девятому десятку. И вот когда он возвращался, то вы сами знаете, что у нас множество всяких группировок интеллигентских, писательских, и все думали: на чью же сторону он встанет? У нас же Пушкина все приписали себе, Зюганов даже Иисуса Христа приписал в коммунисты.
Анна Качкаева : Зюганов тоже, кстати, сегодня уже высказался. Ну так, с одной стороны, соболезнования, с другой стороны, как всегда, не во всем он считает Солженицына правым. Все сегодня высказались уже.
Слушатель: Ну, в горбачевском стиле: когда с одной стороны, но за этим следует «но с другой стороны», и заканчивается «а черт его знает». Так вот Солженицын не взял ничью сторону. Лев Толстой прав был, что интеллигенция очень злая. И тогда он оказался уже не наш.
Юрий Богомолов: Ну, я не могу с вами согласиться насчет того, что Толстой испугался интеллигенции. Если он не испугался клерикалов, то уж чего ему было бояться интеллигенции?
Анна Качкаева : А то, что Солженицын жил так, как считал нужным…
Юлия Ларина: Ему не было никакой необходимости к тем или к другим приставать.
Юрий Богомолов: В своем мире. И не возвращался он в Россию некоторое время, он об этом много раз говорил, и мы знаем, это не пустые слова, он хотел закончить огромный труд, который он мог только тогда и закончить. А не просто потому, что он не знал, на чью сторону встать. Друзья, это опять же все домыслы и догадки. А самое главное – надо читать самого Солженицына. И мне бы хотелось, чтобы этому поспособствовало телевидение.
Анна Качкаева : Мы посмотрим, конечно, как телевидение в эти два-три дня будет себя вести.
Юлия Ларина: Я думаю, что за эти дни мы увидим его больше, чем за все предыдущие годы.
Анна Качкаева : Думаю, да. К сожалению, это правда.
Юрий Богомолов: И будем надеяться, что Сергею позволят все-таки и дадут возможность снять фильм.
Анна Качкаева : Мирошниченко, про «Колесо»… Это было бы очень важно, конечно
Юрий Богомолов: Это было бы самое главное.
Анна Качкаева : И давайте в последние две минуты выполним пожелание нашей потребительской части аудитории, о которой сегодня так точно сказал Мирошниченко. Два слова о премьерах. Не будем о тех, которые прошли. Давайте о тех, которые предстоят. Это Олимпиада и «Фокусники» на «России».
Юлия Ларина: Что касается Олимпиады, ее будут показывать много, будет на Первом канале от 3 до 6 часов в день, на «России» - 4 часа, на канале «Спорт» - 23 часа в день будет Олимпиада, и разумеется, на «НТВ плюс» будет огромное количество трансляций. Новшество заключается в том, что Олимпиада снимается в новом формате – телевидение высокой четкости. И если у вас современный телевизор, то вы можете ее увидеть так, как никогда не видели. И еще одно новшество заключается в том, что хоть снимаем Олимпиаду не мы, ее снимает международная организация, как всегда, но, например, у канала «Спорт» есть возможность показывать… Ну, например, идут соревнования по легкой атлетике по нескольким дисциплинам: бег, метание, прыжки в длину, в высоту, и обычно показывают бег, поскольку это королева легкой атлетики. Но, допустим, если наши спортсмены могут получить медали, по мнению экспертов, в каком-нибудь другом виде, то нам сначала в прямом эфире покажут не бег, а тот самый вид, а бег покажут чуть попозже. То есть Олимпиады будет много…
Анна Качкаева : И закрытие у нас по какому каналу показывают?
Юлия Ларина: Открытие по «России», закрытие – по Первому каналу.
Анна Качкаева : Ну, и вот это вот шоу мистическое. Не хватало нам своих Кашпировских и прочих, и Копперфилдов предыдущих, у нас появляется израильский персонаж.
Юлия Ларина: Это маг известный и волшебник Ури Геллер, он израильтянин, но уже много лет живет в Англии. Его шоу идут в восьми или семи странах мира. И такое же будет у нас. Но он будет здесь судья, он тоже будет что-то показывать, обещают массу всего магического. Но будут наши люди.
Анна Качкаева : Это, кстати, тоже на государственном канале «Россия». Вот оно вместе совместится.
Юрий Богомолов: Я думаю, что эта, а также другие премьеры, которые мы увидели в течение вот этого месяца, они показывают, что все каналы становятся все более одинаковыми.
Анна Качкаева : Ну, вот посмотрим. Какие-то неожиданные вещи вносят коррективы в их утешительно-развлекательные планы.
