Программу ведет Михаил Саленков. Принимает участие корреспондент Радио Свобода Тамара Ляленкова.
Михаил Саленков: За шесть лет, прошедших после принятия в России закона «О противодействии экстремистской деятельности », в стране уменьшился потенциал этнополитических конфликтов, но участились проявления ксенофобии, в том числе экстремистского толка. Разным обликам и разновидностям экстремизма – от терроризма до экстремизма в искусстве – посвящен специальный цикл интервью корреспондента Радио Свобода Тамары Ляленковой. Предлагаем вашему вниманию первый из десяти материалов на эту тему – «Экстремизм и свобода совести».
Тамара Ляленкова: Поскольку растет число высказываний и нападений, мотивированных этнической и религиозной ненавистью, очевидно, что принятый шесть лет назад федеральный закон «О противодействии экстремисткой деятельности» не способен регулировать эту проблему должным образом. Более того, нечеткость, размытость его формулировок нередко приводит к тому, что нарушаются права человека, в частности, на свободу совести. Сегодняшние эксперты по этой теме – адвокат, сопредседатель Славянского правового центра Анатолий Пчелинцев и директор независимого Центра этнополитических и региональных исследований Эмиль Паин. Мой первый вопрос адресован ему.
Можно ли говорить о каких-то этнополитических особенностях и причинах обострения нынешних экстремистских настроений?
Эмиль Паин: Прежде всего у нас экстремизм преимущественно этнополитический, то есть это организации, которые эксплуатируют возросший уровень этнических фобий. Сами по себе эти фобии и их возникновение вполне естественны для постимперского государства. В таких случаях всегда возникает так называемый кризис идентичности, люди объединяются по этническому основанию прежде всего и чаще всего. Эти факторы используют определенные политические силы, происходит так называемая раскрутка этнических страстей, и возникают многочисленные организации, движения, группки, которые реализуют себя вот в этом направлении. Кроме того, существует целый комплекс социальных факторов, скажем, трудности социальной и вертикальной мобильности. В последние годы наблюдается ржавение социальных лифтов: подняться вверх чрезвычайно тяжело, опуститься вниз ничего не стоит. Закупорены каналы легальных форм социальной и политической активности. Это тоже формирует концентрацию активности вот в этой привлекательной, модной в известном смысле теме.
Тамара Ляленкова: Возможно ли политическим образом как-то регулировать эту ситуацию?
Эмиль Паин: Разумеется. Я полагаю, что ни один отдельно взятый фактор, отдельно взятая мера или инструмент не способны изменить радикально ситуацию, но политические факторы играют чрезвычайно существенную роль. В стране, где власти сами по себе правят, а общество вызывают раз в четыре года проголосовать, тут опасности разгула этнических страстей очень велики, поскольку никто не знает, захочет ли та или иная власть воспользоваться этим мощным ресурсом. Поэтому от политики много чего зависит. Вот если бы существовал действительно общественный контроль за властью, и общество осознало бы высокий уровень угроз раскола страны, - а между прочим, в России эти угрозы выше, чем в какой-либо другой стране мира, - то можно было бы создать определенные заслоны для взлета экстремизма.
Тамара Ляленкова: Интенсивность экстремистских настроений можно регулировать на государственном уровне. Вероятно, этим желанием объясняется принятие последующих, вплоть до прошлого года, поправок к закону «О противодействии экстремисткой деятельности». Каким образом этот закон работает в реальной жизни, я попросила рассказать Анатолия Пчелинцева, сопредседателя Славянского правового центра, основная специализация которого - защита свободы совести.
Анатолий Пчелинцев: Самая болевая точка, я в этом убежден, - это несовершенство законодательства в части проведения экспертиз. Сегодня, в соответствии с федеральным законом о противодействии экстремистской деятельности, на основании заключения экспертов можно признать ту или иную передачу, книгу, издание, статью экстремистским изданием и запретить его по решению суда. Есть такой кадастр экстремистской литературы, и вся литература эта изымается. Можно где-нибудь в Урюпинске местному какому-нибудь учителю истории дать почитать книжку, он скажет «да», в виде заключения это оформит, это представят в суд правоохранительные органы – и местный суд признает книгу какого-нибудь, скажем, великого, известного просветителя религиозного экстремистской. И даже Библию можно таким образом признать экстремистской, там столько написано. И здесь нет ни справедливости, ни права, ни правосудия, к сожалению.
Тамара Ляленкова: Как правило, в каких случаях возникают такие дела? Это связано с политическими или с местными интересами?
Анатолий Пчелинцев: Ну, где местные, где политические – это очень сложно разграничить. Бывают дела и заказные, безусловно, когда надо избавиться от оппонентов. У нас сейчас в один ранжир выстраивают, мы говорим о свободе слова, но со свободой слова возникают в ряде случаев проблемы серьезные. Вообще, формально под экстремизм можно подвести все, что угодно, на самом деле, если говорить о федеральном законе «О противодействии экстремистской деятельности», потому что само понятие «экстремизм», оно очень и очень обтекаемое, очень неконкретное, туда подвести что угодно можно. И я допускаю, а в ряде случае я это читаю, в регионах этот закон используют для того, чтобы убрать оппонентов, политических в том числе. Процитирую классика: «Закон есть мера политическая, есть политика, его можно повернуть как угодно». Иными словами, если говорить по-русски, закон – что дышло, куда повернул, туда и вышло. Закон любой можно повернуть как угодно, особенно когда он нечетко сформулирован, где нет четких дефиниций, этот закон в ряде случаев молчит, а в ряде случаев, где ему надо бы молчать, он вдруг срабатывает неожиданно.
Тамара Ляленкова: Подобные неожиданности, как правило, имеют вполне объяснимые причины, нередко – политического характера. Но об этом – в завтрашнем выпуске цикла, посвященного особенностям экстремизма в России.