Ирина Лагунина: Мы продолжаем сегодня рассказ об августе 1968 года в Праге, как его видел финский режиссер-документалист Рейо Никкила. В августе 1968-го года он оказался одним из 5-ти фотографов, которые снимали вторжение советских войск в столицу Чехословакии. На тот момент он был переводчиком ТАСС и членом финской коммунистической партии, одним из трех ее руководителей. В этом году он сумел расшифровать магнитофонные записи, которые были сделаны им во время вторжения войск Варшавского договора в Прагу. Фотографируя, он одновременно записывал комментарии на любительский магнитофон. Используя эти записи и фотографии, Рейо Никкила смонтировал фильм о событиях тех дней. С финским свидетелем августа 1968 беседует мой коллега Андрей Бабицкий.
Андрей Бабицкий: Я как раз смотрю ваши фотографии, они передо мной лежат. Фотографий очень много. Я думаю, что эти фотографии отражают самые разные аспекты той Праги, Праги, в которую вошли войска танки. У вас есть и танки, и солдаты, горящие бронемашины, все снято довольно с близкого расстояния. Мой вопрос такой: почему вы, не будучи профессиональным фотографом, решили взвалить на себя это бремя, в довольно опасных обстоятельствах фотографировать с близкого расстояния все эти объекты? Кроме всего прочего вы записывали свои впечатления на магнитофонную пленку, такая детальная фиксация происходящего. Почему вы посчитали это необходимым?
Рейо Никкила: Во-первых, я знал, что такое историческое событие - это надо зафиксировать. С другой стороны, этот шок. Я был наивным идеалистом, что я не ожидал, что пять соцстран могут напасть на дружескую страну и, будучи членом компартии, хотя бунтующим членом компартии, это было что-то такое, что я был готов умирать за тот «социализм с человеческим лицом», который проводили в Чехословакии. Поэтому эти фотографии уникальны в таком плане. Поэтому я снимал все с близкого расстояния. Я был готов прямо умирать, бороться против таких агрессоров.
Андрей Бабицкий: Вы мне рассказывали, как пытались уговаривать российских солдат, стыдить их.
Рейо Никкила: Это сейчас смешно. Многие не знали, где находятся, я старался им объяснить. Я был молодой, учился в Ленинграде, говорил почти без акцента на русском. И все равно не с акцентом, как чех. Они смотрели на меня, как на чудака: откуда ты такой попал сюда, парень? Может быть думали, что я эстонец. Я ходил между ними, когда они шли по улицам группами, человек сорок, стреляли в воздух. Я ничего не боялся, просто ходил. Сам недавно был в армии у нас, так что я все понял. Здесь есть некоторые фотографии, я очень близко к танкам. И мы очень хорошо поняли, и чехи, и я, как танки беспомощны в городских условиях. Они очень неуклюжие.
Андрей Бабицкий: Я смотрел фотографии, где вы сняли шесть танков, которые только подожгли, и они горят.
Рейо Никкила: Это я был в 15 метрах от танков. Самый опасный момент был, когда один грузовик с амуницией сорвался. Там погибло несколько человек. Я как раз снимал со второго этажа ближайшего дома с балкона. В ту комнату, где мы были, убежали оттуда, а когда мы вернулись, когда взрывов не было, там была большая часть ракеты. То есть мы бы все погибли бы, если бы остались там.
Андрей Бабицкий: Вы сказали в начале интервью, что для вас это было идеологическим шоком. Что это означает? Остались ли вы коммунистом? Как после 68 года сложилась жизнь, и можете ли вы себя считать человеком, чье мировоззрение изменил 68 год?
Рейо Никкила: Это было кульминационным пунктом - пражские события. Я вернулся домой в Хельсинки, уволился из ТАСС сразу. Приехал я в воскресенье и в понедельник уволился оттуда. Они тоже меня одновременно уволили бы. Там был очень хороший человек начальником ТАСС, который работал в Стокгольме в ТАСС, издавал Эренбурга. Еврей, много видел в жизни, на пороге ухода на пенсию. Он меня хорошо понял, никак не ругал. Потом договорились, что ни в коем случае не уходим из партии, потому что как раз мы создали после этих событий, вы знаете, что финская партия вообще была самая смелая во всей Европе, они протестовали и первыми высказались против агрессии, против интервенции. Намного сильнее, чем французская или итальянская партия – это мало кто знает в Европе. Остальные партии молчали фактически. А той осенью, я могу сказать, что я был самым ярым антисоветчиком в Финляндии. Я ездил по стране, у меня были выставки фотографий, выступал перед студентами, переводил книги, например, книгу словацкого писателя «Седьмая ночь». Книга должна была выйти по-немецки.
Андрей Бабицкий: То есть еще до публикации?
Рейо Никкила: До публикации. Эта книга, 250 страниц, вышла в моем переводе уже в конце октября.
Андрей Бабицкий: Скажите, вы 30 лет спустя по своим фотографиям, по магнитофонным записям сделали, на мой взгляд, очень сильный документальный фильм. Почему все-таки 30 лет спустя?
Рейо Никкила: То есть тогда, когда я приехал, я показал сто фотографий по телевидению и таким образом попал на телевидение. А приехал я со звуком, который нельзя было проиграть. Когда я записал звук, у меня была экстра-медленная скорость, когда обычно 19 или даже 38. Это нельзя было проиграть. А потом уже в конце 90-х новая техника, в одной лаборатории в Лондоне как-то реставрировали звук и тогда я синхронизировал. Потому что это не был синхронный, хотя фотографии были сняты одновременно, когда я снимал, я записывал тоже. И может быть даже тогда я сам был готов сделать фильм сразу, мне наплевать, я четыре года визу не получил в Чехословакию после этого. И будучи штатным международником на телевидении еще в 70 году, когда наш президент поехал в Советский Союз, я должен был освещать его визит, накануне советское посольство сообщило, что не дадим визу этому человеку, этому «агенту империализма», как тогда назвали. Но потом все-таки мне дали визу. Я когда не получил визу в Советский Союз, я начал ездить, у меня второй язык испанский, я начал ездить по Испании, по Латинской Америке. Снимал документальный фильм в Испании в условиях глубокого подполья при Франко, видел, что там делается. Потом был в Чили во время Альенды, видел, что американцы там делают. И советские тоже не видели результаты моих поездок. Кто-то думал, что этот парень может быть не такой плохой. Но все равно, когда в 74 освободилось место корреспондента в Москве, потому что у тогдашнего корреспондента спекуляции были, он с Ильей Глазуновым дружил и занимался контрабандой в Финляндию. Между прочим, Илья Глазунов до сих пор персона нон грата в Финляндии, потому что они привозили иконы и так далее. То есть освободилось это место, и меня хотели назначить корреспондентом. Опять сказали, что нет, аккредитации не будет. И туда поехал другой человек. А потом когда он умер, спустя несколько лет, уже не было других возможностей. И если честно, я несколько лет был совсем не критическим корреспондентом. Потом только познакомился с Артемом Троицким через андеграунд. Я как-то перестал критиковать незаметно. А потом я вышел из партии в 84 году при Черненко, когда думал, что уже из этого ничего не выйдет. Надо сказать честно, что я действительно колебался, что хуже – американский империализм или советский коммунизм.
Андрей Бабицкий: И к какому выводу пришли?
Рейо Никкила: Если кратко – оба плохи.
