Ирина Лагунина: Мы уже рассказывали в одной из недавних передач о том, что в германском городе Бремен при городском университете работает Институт по изучению Восточной Европы. Он был создан в самый разгар «холодной войны» для изучения нового феномена, возникшего в СССР и в подвластных тогда Советскому Союзу европейских странах - диссидентского движения и его проявления в области культуры. Об исследованиях этого институтах продолжает рассказывать Людмила Алексеева.
Людмила Алексеева: Мой собеседник Томаш Ланц, сотрудник Института по изучению Восточной Европы при Бременском университете в германии. Родом он чех, по образованию филолог и большой знаток как русской, так и чешской литературы. Его особое пристрастие - диссидентская субкультура в обеих этих странах, и в Чехии, и в России. Сравнительным анализом этих субкультур он занимается профессионально несколько лет. Что представлял собой чешский самиздат и чем он отличался от самиздата на русском языке, который зародился и развивался в Советском Союзе. Томаш, и в России, и в Чехословакии мы пережили такой период, когда цензура ставила преграды на пути развития нации. В России был самиздат. Было ли нечто аналогичное самиздату в Чехословакии и как это было организовано?
Томаш Ланц: В Чехословакии самиздат масштабный, не отдельные тексты, а как явление общественное, хотя мы говорим о параллельном обществе, сформировалось в 70 годы. Можно, конечно, уже с 48, когда произошел коммунистический переворот, называть отдельные случаи. Но как явление такое более масштабное, это именно начиная с 70 годов после советской оккупации. Мы наблюдаем большие отличия от ситуации в советском самиздате. Уникальная черта, которая отличает от всех аналогичных явлений в других странах, где существовала власть советского типа, состояла в том, что он был организован по образцу издательств. Назвалось не издательство, а называлось серии. И эти серии, их было около 10, и в некоторых из этих серий было напечатано несколько сот произведений, самиздатовских книжек.
Людмила Алексеева: Они сменяли одна другую или существовали параллельно?
Томаш Ланц: Параллельно. Их главными редакторами негласными были выдающиеся личности параллельной культуры, параллельного общества такие, как Вацлав Гавел, Людовик Вацулик и другие. И они каким-то образом называли свои серии. У Гавела была такая серия «Помойное ведро», то, что выбрасывают из официальных редакций. Потом было издательство, которое цитировало название издательства времени национального возрождения 19 века, что как бы возвращается национальное возрождение в параллельном обществе, которое направлено в этом случае не против Габсбургской монархии, а против коммунистического государственного строя. И эти издательства или серии отличались и визуально, у них были свои графические типографские черты, отличающие одно от другого. Со временем пытались, чтобы их книги были красивыми, пытались вклеивать фотографии, иллюстрации.
Людмила Алексеева: Все это печаталось на пишущих машинках, как в Советском Союзе?
Томаш Ланц: В отличие от Польши, в Чехословакии не существовало до конца 80 годов ни ксероксов, ни других видов типографий. Этого практически не существовало. Только в перестроечное время появилось. И до тех пор максимум, 11 копий в лучшем случае на самых лучших пишущих машинках можно было напечатать – это был максимум. Эти книжки подписывались, то есть были с автографами авторов.
Людмила Алексеева: Как это все было организовано? Ведь органы государственной безопасности, наверное, боролись с этим самиздатом?
Томаш Ланц: Конечно, был ряд людей, которые сидели за самиздат даже в вегетарианскую эпоху чехословацкой так называемой нормализации 70-80 годов.
Людмила Алексеева: Например, Вацлав Гавел?
Томаш Ланц: У него статья была не за самиздат. Многие люди сидели за распространение антисоциалистической пропаганды и литературы. Конечно, выслеживали и, конечно, сажали. Не так, как сажали в 50 годы, конечно, но тем не менее, сажали и это, безусловно, было опасно. Тем не менее, к середине 80 годов сформировалась целая достаточно широкая среда людей, в которой наличие самиздата было знаком приличия.
Людмила Алексеева: А на обысках самиздат изымали?
Томаш Ланц: Конечно, забирали. Забирали самиздат, забирали пишущие машинки. Многие их не получили обратно до «бархатной революции». Потом ходили по конторам государственной безопасности, искали свои пишущие машинки. Это, безусловно, все существовало. Я сам в детском возрасте был свидетелем обыска квартиры моей бабушки, которая работала переводчиком и машинисткой самиздата. Она как раз переводила Солженицына, но не зная русского, она переводила Солженицына с немецкого перевода для чешского самиздата. И например, «Бодался теленок с дубом», долгое время в чешском самиздате эта книга существовала только в переводе с немецкого перевода.
Людмила Алексеева: Сажали только за распространение самиздата или за хранение тоже?
Томаш Ланц: Нет, сажали все-таки более ключевых фигур. За просто чтение или наличие машинописи, насколько мне известно, не сажали. Сажали таких людей, как Иржи Грунторада, который на сегодня является директором библиотеки Libri Prohibiti, самой большой в Чехии библиотеки самиздата, который в 80 годы был просто гуру чешского самиздата, через него проходили десятки, сотни экземпляров самиздата, он был и организатором всего этого процесса, субкультуры. Такие люди получали реальные сроки.
Людмила Алексеева: За хранение самиздата в своем доме, в своей квартире какие могли быть неприятности?
Томаш Ланц: Все зависело от того, по какой причине обыск состоялся у человека, в каких видах активности он принимал участие.
Людмила Алексеева: То есть просто за то, что в доме находится самиздат, ничего не было?
Томаш Ланц: Как правило, самиздат находили в связи с обыском, который был чем-то мотивирован. Но, конечно, было много произвола, много непонятно, почему, например, никогда не посадили Вацулика, который был главным организатором чешского самиздата. Причем до сих пор нет свидетельств о том, что он был сотрудником государственной безопасности, наоборот он достаточно нагло вел себя на допросах и, тем не менее, он никогда больше 48 часов не сидел. Так как Вацлав Гавел, гораздо более деликатный человек в общении с кем бы то ни было, в том числе и с сотрудниками госбезопасности, сидел больше четырех лет, последний срок получил в 89 году. Конечно, можно это объяснять, что Гавел был боле политической фигурой, затем как Вацурик играл роль шута от литературы. Но рациональные объяснения далеко не на все вопросы дают ответ.
Людмила Алексеева: Скажите, а чем занимается библиотека самиздата Libri Prohibiti, то есть «запрещенные книги»?
Томаш Ланц: Грунторада инициатор этой библиотеки, он начала собирать практически при коммунистическом режиме, он просто собирал коллекцию чешского самиздата. А после 90 года он начал заниматься профессионально, создал эту институцию. Позор культурной политики посткоммунистической Чехии, что это он делает практически без государственных субсидий. Эта библиотека очень бедная и с очень большим трудом ей удается просуществовать. Тем не менее, она до сих пор существует, там зал, где любой исследователь, читатель может заниматься. Это практически на сегодняшний день полная коллекция чешского самиздата, но плюс есть более маргинальные собрания и русского и польского самиздата, и музыкального самиздата, кино-самиздата. Это библиотека, которая называется Libri Prohibiti, и она уникальнейший исследовательский центр,
Людмила Алексеева: В России, несмотря на огромные богатства самиздата 60-70 годов, такого центра нет. Есть библиотеки в «Мемориале», в Центре Сахарова, но нет систематизированного и всеохватывающего центра самиздата о России. Вряд ли такой центр появится в обозримом будущего. Для этого нет достаточно интереса в стране к этому блистательному периоду недавнего нашего прошлого.
