Это было задолго до того, как Петр Вайль задумал свою книгу «Гений места» - но уже тогда было понятно, что город оживает, только когда на него смотришь с любовью и участием. Понятно – это все же сильно сказано. Это скорее чувствовалось, потому что речь шла о советских городах, из которых хотели вынуть душу и заменить ее наглядной агитацией. Конечно, не с каждым городом такое получалось – и я знал, что из моего родного Киева душу не вытрясешь. И из Петербурга, Таллинна, Риги, Вильнюса – всех тех городов, в которых я побывал в школьные годы, а в Москве я еще не был. Но вот в первый год студенчества я оказался в Днепропетровске – огромном заводском городе с огромным Днепром, с красным заревом пыли на закате…Не скажу, что я смог почувствовать Днепропетровск сразу же после того, как стал жить здесь. И дело даже не в том, что город казался слишком советским, слишком промышленным, слишком далеким от того уютного киевского образа, к которому я привык. Проблема была еще и в том, что этот советский образ города культивировался, буквально вдавливался в сознание. Даже в предисловии к туристической карте города специально указывалось: это родина нескольких членов политбюро ЦК КПСС. И, конечно же, это город, в котором учился наш дорогой Леонид Ильич…

Для того, чтобы увидеть другой Днепропетровск, нужно было постараться. Я старался, как мог – искал книги, путеводители и тут же наталкивался на все ту же советскую шелуху.

Но мне повезло дважды. Во-первых, я нашел в собственной комнате – то есть в комнате, которую тогда снимал – совершенно замечательную книжку «Город на трех холмах», написанную журналистом и краеведом Михаилом Шатровым. И советский образ города – родины членов политбюро – стал понемногу отступать перед лицом старого Екатеринослава. Во-вторых, когда я решил сделать интервью с автором книги для нашей университетской многотиражки, оказалось что он – мой сосед, живет в том же доме, в подъезде рядом. И вот в этом-то доме на набережной меня, можно сказать, учили любви к Днепропетровску. Это были незабываемые уроки, за которые я по сей день благодарен человеку, прекрасно знавшему и понимавшему свой город. И это был последний год жизни Михаила Шатрова. Он не считал себя удачливым человеком. Потому что его Днепропетровск был настоящим. И его книжка была настоящей. И не было в ней места членам политбюро – следовательно, никто не спешил ее переиздавать и так она и оставалась у библиофилов и у тех, кто хотел почувствовать свой город. Никто не был заинтересован в том, чтобы таких людей стало больше. Но меня многому научили и «Город на трех холмах», и его автор. И я стал делать свои маленькие открытия. Их было много – на каждой улице, в каждом парке, в библиотеках. И еще я многое узнал о своем собеседнике – того, что он не хотел мне рассказывать. Ну, то что он никакой не Шатров, а Штейн, я знал. Но то, что он был главным фигурантом борьбы с безродными космополитами – это уже можно было узнать только из архивов. Любопытно, что боролись с ним, когда он, вернувшись с фронта, работал заведующим отделом литературы и культуры газеты «Зоря» - украинской, между прочим, газеты в русскоязычном городе борцов с космополитизмом. А то, что именно он открыл другого фронтовика, в будущем украинского классика Олеся Гончара – я узнал уже от самого Олеся Терентьевича, когда спустя годы рассказывал ему о своих днепропетровских знакомых…

Это все-таки выдающийся талант – так любить и чувствовать свой город. Наверное, это и есть любовь к родине – настоящая, а не та, что провозглашается с высоких трибун налакированными проходимцами. И за такую любовь не бывает ни славы, ни почестей, разве что кто-то найдет твою старую книгу в бабушкиной библиотеке, прочитает ее – и посмотрит на мир вокруг глазами живого человека. Михаилу Шатрову, человеку, который дал мне этот урок чувствования, в этом году исполнилось бы 100 лет. Не скажу, что об этом не вспомнил никто, кроме меня. Почитатели писателя из Днепропетровской областной научной библиотеки выпустили целое исследование, ему посвященное. И обо всем написали, мне известном и неизвестном – и о том, что был сыном купца, а потому с трудом находил себя в новой жизни, и о том, как мыкался после борьбы с космополитами, пытаясь устроиться хотя бы ночным сторожем, и о том, как тяжело шло издание его книг…И о том, что ни до, ни после Шатрова такой живой, увлекательной, позволяющей полюбить город книги о Днепропетровске никто так и не смог создать – тоже написали…