Александр Генис: В сегодняшнем выпуске «Картинок с выставки» мы расскажем о крайне необычной – первой в своем роде – экспозиции «искусства самоцветов» в музее Метрополитен.
В Нью-Йорке, несмотря на сезон ураганов, выборов и финансовых кризисов, все говорят о приближающейся отставке легендарного директора Метрополитен Филиппа де Монтебелло, при котором музей вступил в свой Золотой век.
Одно из достоинств Монтебелло – умение устраивать необычные, уникальные выставки, открывая публике глаза на новый эстетический опыт. Именно это произошло и на этот раз. Предметом экспозиции стали изделия, известные у специалистов под своим итальянским названием: Pietro Dure – из «твердого камня». Это – всевозможные объекты роскоши из полудрагоценных камней: агат, ляпис-лазурь, алебастр, малахит и десятки других редких и красивых минералов. Начиная с Ренессанса, мастерство обработки таких камней распространилось из Италии по всей Европе и особенно расцвело во Франции и России. Характерно, что самый богатый зал выставки – «русский». На стене в этом зале занятное высказывание Екатерины, где императрица жалуется, что «коллекционирование минералов стало заразной болезнью нашего правления».
Изготовленные из самоцветов резные ларцы, столешницы, вазы, каменные панно стоили необычайно дорого. Один пример: за представленный на выставке небольшой столик с инкрустациями и наборным фруктовым натюрмортом испанский король заплатил в два с половиной раза больше, чем за самую дорогую картину в своей коллекции – полотно Тициана. Хотя каменная роскошь считалась прикладным искусством, она не имела никакого практического назначения в придворном обиходе. Это были дипломатические подарки, подношения победителям, утонченные взятки, приданное принцесс. Сегодня всё это хранится там же, где и раньше, украшая европейские дворцы, ставшие музеями. Только Метрополитен сумел собрать и привезти в Америку все эти драгоценные экспонаты, рассказывающие причту о природе и искусстве, их борьбе и союзе.
В старину узор на срезе минералов называли «картиной Бога». В самом деле, человеческая рука лишь раскрыла тайную красоту, извечно содержащуюся в камне. Эти странные симметрические линии и цветовые пятна можно считать первым чисто абстрактным - нефигуративным - искусством. Независимо друг от друга его открыли для себя две культуры – европейская и китайская. Но обошлись они с ними по-разному. Китайцы предпочли оставить камню его природную красоту. Они видели в игре узора – пейзаж, фантастический, но естественный. Европейцы тоже ценили нетронутую красоту камня, но чаще все же не могли удержаться, чтобы не пустить его в дело, превратить в сложную художественную конструкцию, аккумулятор хитроумного мастерства, вкуса и терпения.
Таков один из самых ценных экспонатов выставки – немецкая шкатулка 18-го века. Собранная из двух дюжин разных самоцветов, она являет собой напольную модель мироздания, расцвеченную райскими красками. Это – алтарь дворцовой геологии, демонстрация щедрых даров Земли, собранных в ее недрах.
Другие шедевры выставки - версальские панно 17-го века со сложными религиозными или античными сюжетами, созданные с помощью «каменной палитры». А рядом висят обычные, писанные маслом холсты, служившие моделью мастерам-камнерезам.
Именно это умышленные соседство открывает зрителю главный соблазн выставки. Дело в том, что с годами камни не стареют и не теряют цвета - в отличие от всего остального - картин, гобеленов, мебели, нарядов. Встречаясь с прошлым в музеях, мы почти всегда видим лишь его потускневшую копию – выцветшие ткани, потемневшие краски. Но выставка Pietro Dure дает нам возможность окунуться в настоящий, а не состарившийся, мир ярких, звучных, праздничных красок, донесших весь блеск придворной жизни, не стеснявшейся свой беспредельной любви к роскоши.
На прощание, уходящий после 30-летней карьеры в должности директора Метрополитен, Филипп де Монтобелло пригласил нью-йоркских зрителей на такой дворцовый праздник, которого никто в Америке еще не видел. Наш рассказ о выставке изделий из самоцветов в музее Метрополитен продолжит Соломон Волков. Соломон, чем вы проиллюстрируете нашу минеральную тему?
Соломон Волков: Я хотел бы рассказать о балете, который когда-то сочинил Джордж Баланчин, в 1967 году, под названием «Драгоценности». Причем о том, как этот балет создавался, мне рассказал друг Баланчина скрипач Натан Миронович Мильштейн, с которым я вместе сделал книгу воспоминаний. Я, кстати, сделал такую книгу с ними с обоими - и с Баланчиным, и с Мильштейном. Но Мильштейн говорил мне, что у него был приятель, знаменитый нью-йоркский ювелир. И он как-то повел с собой к нему Баланчина, чтобы показать ему выставленные у того драгоценности, а тот, конечно, обрадовался - пришел знаменитый хореограф, он ему вытащил всякие камни из запасников. Баланчин смотрел и, как мне говорил Мильштейн, Баланчин, человек с Кавказа, они там понимают толк в драгоценностях, он страшно загорелся и, спустя какое-то время, вдруг родился этот балет полнометражный, на целый вечер, что у Баланчина не так часто случается, под названием «Драгоценности», пользовавшийся колоссальным успехом. Все светское общество Нью-Йорка считало своим долгом побывать на этом балете. Три категории камней были им показаны: изумруды, рубины и бриллианты.
Александр Генис: Как либретто связывало их?
Соломон Волков: Ничего, никакого либретто. Выходили танцовщики и танцовщицы, только костюмами они отличались и музыкой. Изумруды были зеленые, рубины были в красном, а бриллианты - в белом. Музыка была: рубины - Стравинский, бриллианты - Чайковский, а вот изумруды Баланчин проиллюстрировал музыкой Габриеля Фаре. И сделал это, на мой взгляд, очень удачно и точно. Он подавал разную музыку из разных опусов Фаре. Это было Алегретто из его музыки к спектаклю «Шейлок», и вот эта светящаяся, переливчатая музыка замечательно, по-моему, воссоздает образ изумрудов. Музыка Фаре звучит в исполнении оркестра «Нью-Йорк Сити Балей» - труппы Баланчина, дирижер Роберт Ирвинг.
Еще один балет, который очень тесно связан с темой самоцветов, в данном случае, это «Сказ о каменном цветке» Сергея Прокофьева. Всем понятно, что для такого балета Прокофьев заимствовал темы для своего либретто из книги Бажова «Малахитовая шкатулка». Книги, которой я в юности чрезвычайно увлекался. Кстати, знаете ли вы, что у Егора Гайдара один его дедушка это Гайдар-писатель, но его прадедушка с материнской стороны это Павел Бажов. Два любимых моих писателя. И Прокофьев очень увлекся, сочинил историю о молодом мастере Даниле, который задумал смастерить невиданную малахитовую вазу. Его к себе заманивает хозяйка Медной горы. В отсутствие Данилы к его невесте Катерине пристает ужасный приказчик Северьян, но все, как полагается, заканчивается к вящему удовольствию. Кстати, сказки Бажова довольно зловещие, они не очень радостные, и это немножко отражает себя и в музыке Прокофьева. Когда он ее написал, к нему предъявляли вот такую претензию, что музыка недостаточно радостная, оптимистическая. А год-то был 1948, когда требовали какого-то совершенно невероятного оптимизма, поэтому балет этот тогда не поставили. Его поставили только после смерти Прокофьева. Мне повезло в Советском Союзе, потому что первая постановка, в 1954 году, в Большом театре, была не очень удачная. А по-настоящему балет прозвучал, когда его поставил Юрий Григорович в Кировском театре в Ленинграде, в 1957 году. Там Катерину, невесту Данилы, танцевала Ирина Колпакова, хозяйку Медной горы - ни больше, ни меньше, как Алла Осипенко. То есть, представляете, какой состав. И мне повезло – я видел этот балет и этот состав, и он до сих пор стоит у меня перед глазами. И когда я слушаю музыку Прокофьева, то постановка Григоровича тоже у меня встает перед глазами. Сначала я хочу показать «Танец русских самоцветов». Это простая, но изысканная музыка, в которой, мне кажется, передана манящая прелесть этих камней. Играет Оркестр «Би-Би-Си». Насколько мне известно, это, может быть, единственная полная запись «Сказа о каменном цветке».
А еще один номер как раз относится к малахиту. Здесь изображена схватка Данилы с этим злодеем Северьяном. Я очень хорошо помню эту сцену из постановки Григоровича в Кировском театре. Очень эффектно это сделано. Они схватываются, кому будет принадлежать эта ваза, Северьян пытается ее отнять у Данилы. Это сумрачная и зловещая музыка. Исполняет опять Оркестр «Би-Би-Си».
