Ирина Лагунина: В США вступил в силу Закон о чрезвычайной экономической стабилизации, который в обиходе называют «законом о спасении» или «спасательным законом». Напомню, что меры по спасению финансовой системы обойдутся американцам в 700 миллиардов долларов. Однако теперь необходимо разобраться в причинах кризиса. Именно этим начал заниматься комитет нижней палаты Конгресса по надзору и правительственной реформе. Рассказывает Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: Председатель комитета демократ Генри Воксман намерен провести серию публичных слушаний и призвать к ответу руководителей обанкротившихся финансовых компаний. Цели этого парламентского расследования конгрессмен сформулировал в своем вступительном слове.
Генри Воксман: В пятницу Конгресс принял пакет законов по спасению Уолл-Стрит ценой в 700 миллиардов долларов. Никому из членов Конгресса не хотелось это делать. Если бы Уолл-Стрит не вел себя так опрометчиво или если бы федеральные контрольные органы были более внимательны, финансовый кризис можно было бы предотвратить. Но мы проголосовали за 700 миллиардов, потому что непринятие никаких мер повлекло бы за собой худшие последствия. Невоздержанность Уолл-Стрит привела к замораживанию кредитного обращения, а это уже угроза всей нашей экономике. План спасения – это мера поддержания жизни в организме, мера, которая может удержать нашу экономику от разрушения, но не вылечит ее. Чтобы восстановить здоровье нашей экономики, необходимо сделать два шага. Во-первых, мы должны установить, в чем дефект. Во-вторых,
мы должны провести реальные реформы наших финансовых рынков.
Владимир Абаринов: Заместитель председателя комитета республиканец Томас Дэвис призвал искать не виноватых, а решение проблем.
Томас Дэвис: Масштаб этих слушаний убедительно опровергает упрощенное представление, которое заключается в том, что сторонники бездумной дерегуляции из числа республиканцев, и только они, привели глобальные финансовые рынки к краху. Это карикатурное огрубление очень сложной реальности.
Тенденциозное тыкание пальцами друг в друга ничего не добавляет к серьезному взгляду на запутанную паутину людей, учреждений, рыночных механизмов и экономических циклов – все это вместе подвело нас к краю экономической пропасти.
Владимир Абаринов: По словам Дэвиса, финансисты энергично лоббировали Конгресс, чтобы не допустить принятия законов, ограничивающих их деятельность. Прежде всего, это относится к крупнейшим игрокам на рынке вторичных ипотечных обязательств – компаниям Фанни Мэй и Фредди Мак.
Томас Дэвис: Когда раздался сигнал тревоги, Фанни и Фредди, используя неплатежеспособных заемщиков в качестве политических заложников, мобилизовали полчища высокооплачиваемых лоббистов, чтобы заблокировать призывы к большей ответственности и прозрачности. Орудуя гонорарами лоббистов и вкладами в избирательные кампании, гиганты ипотечного кредита нейтрализовали попытки комитетов обеих палат по банкам проникнуть в их выгодную схему строительства пирамиды. Администрация Клинтона не справилась с республиканским Конгрессом, а нынешняя - с демократическим, чтобы провести необходимые реформы. Наш комитет не может игнорировать этот печальный исторический факт в исследовании причин и следствий нынешнего экономического кризиса. Но теперь, когда закон о спасении экономики принят, речь идет уже не о том, должно ли федеральное правительство вмешаться, но о том, как следует осуществлять это вмешательство, чтобы стабилизировать движение капитала и защитить
налогоплательщиков.
Владимир Абаринов: Первым объектом расследования стал инвестиционный банк Лиман Бразерс. 15 сентября банк объявил о своем банкротстве. Оно стало крупнейшим банкротством в истории США. Свое мнение о причинах краха Лиман Бразерс законодателям изложили эксперты. Но сначала – несколько замечаний и пояснений.
Первоисточник нынешних финансовых потрясений – кризис неплатежей. Заемщики, получившие кредит на покупку дома, отказываются возвращать долг – либо у них нет средств, а заимодавец не проверил платежеспособность клиента, либо цена на дом настолько упала, что выплачивать ипотеку просто не имеет смысла. Но проблема в том, что на основе закладных на дома эмитировались вторичные долговые обязательства, считавшиеся весьма надежными. В эти ценные бумаги вкладывали средства своих акционеров инвестиционные банки, такие как Лиман Бразерс, и пускали их в дальнейший оборот. Таким образом, вторичные ипотечные обязательства наводнили всю финансовую систему США. Говорит профессор экономики Чикагского университета Луиджи Зингалес.
Луиджи Зингалес: Упадок Лиман Бразерс - результат его очень агрессивной политики заимствований в контексте серьезного финансового кризиса. Корни этого кризиса кроются в слабой законодательной базе, недостаточной прозрачности и самоуспокоенности рынка, которую принесли несколько лет положительного баланса. Этот затянувшийся рост цен на недвижимость, сопровождавшийся бумом на фондовом рынке, смягчил критерии предоставления займов. Контроль над ними ослаб. Во-первых, эти закладные оценивались на основании исторически рекордных цен на жилье. А что цены на недвижимость могут упасть, в расчет не принималось. И о том, что заемщики могут перестать возвращать кредит, тоже никто не думал. Во-вторых, выпуск огромной массы бумаг ограниченным числом игроков, одним из которых был банк Лиман Бразерс, изменил природу взаимоотношений банков, выпускающих ценные бумаги, и рейтинговых агентств, оценивающих кредитоспособность. В результате вместо того, чтобы предоставлять реальную оценку своих активов, банки подыскивали агентство, которое присвоило бы их бумагам наивысший рейтинг. В итоге бумаги даже с высокой степенью риска получали рейтинг «Эй-Эй-Эй».
Владимир Абаринов: Тройное Эй – высшая категория надежности. Эти облигации уступали по надежности только облигациям Казначейства США. Когда оказалось, что у них нет никакого реального обеспечения, рынок обрушился. Но как получилось, что казавшийся таким успешным рынок недвижимости оказался построенным на песке? На этот опрос ответил Роберт Уэскотт, президент консалтинговой фирмы Keybridge Research. Рефинансирование кредита, о котором он говорит – это пересмотр условий в сторону уменьшения размера ежемесячного платежа.
Роберт Уэскотт: По моему мнению, распаду финансового рынка способствовали три фактора. Первым из них был легкий доступ к кредитам, существовавший в первой половине этого десятилетия. Мы просто оставили денежно-кредитные шлюзы открытыми на слишком долгий период, с 2002 по 2005 год. В течение этого времени ставка ипотечного кредита понизилась до двух с половиной процентов, и у заемщиков возникла обманчивая уверенность в том, что они могут позволить себе покупку дома. Этот дешевый кредит повлек за собой быстрый рост цен на жилье, эти цены удвоились, а в некоторых местах и утроились всего за несколько лет. Это привело к ажиотажу на рынке недвижимости, и у многих американцев появились нереалистические ожидания. Они полагали, что цены на дома способны только расти. Второй ключевой причиной была консолидация закладных в одних руках, их оценка как надежных и продажа крупным инвесторам. Это приводило к тому, что банк, выдавший кредит на покупку дома, не держал у себя закладные до полного его выкупа заемщиком, поэтому банкам и не надо было надлежащим образом следить за исполнением условий займа. В этих условиях легкого кредита обострилась конкуренция. Ради успеха и увеличения своей доли на рынке кредиторы шли на снижение критериев платежеспособности заемщика. Это привело к облегчению условий выплаты первоначального взноса и распространению нестандартных видов ипотечного кредитования, в том числе кредита с регулируемой процентной ставкой, кредита, для получения которого не требуется подтверждения размеров дохода, кредита, по условиям которого заемщик выбирает из нескольких вариантов оплаты наиболее удобный для себя. В конце концов, покупатели домов стали получать кредит в размере ста процентов рыночной стоимости дома, а это серьезный индикатор возможного отказа от исполнения долговых обязательств. Третий ключевой момент – увеличение инвестиционными банками соотношения между своим и заемным капиталом. У обычного банка это соотношение составляет один к четырем – это значит, что его долговые обязательства в четыре раза превышают его собственные средства. У инвестиционных банков в последние годы заемные средства превышали собственные в 30-35 раз. Что же произошло в результате сочетания этих трех факторов? Пока цены на дома постоянно растут, у всех участников рынка есть сильный стимул продолжать делать то, что они делают. Это выгодно домовладельцам, потому что ценность их недвижимости растет, и у них есть прекрасная возможность получить разницу рефинансирования. По сути дела, семьи стали пользоваться своим домом, как банкоматом. Это было выгодно новым покупателям, поскольку они практически немедленно начинали получать доход в виде роста цены дома. Это было выгодно кредиторам, рейтинговым агентствам, крупным банкам. Система процветала в течение многих лет. Проблема возникла тогда, когда рынок жилья просто достиг точки насыщения. К началу 2006 года почти каждый американец, желавший иметь дом, имел его. Федеральный Резерв стал повышать кредитную ставку в целях борьбы с инфляцией, и цены на жилье вдруг начали падать. Некоторые заемщики, особенно те, кто получил кредит на облегченных условиях, стали пропускать свои ежемесячные платежи, и инвестиционные портфели, сформированные из бумаг, обеспеченных ненадежными закладными, начали терять свою ценность.
Владимир Абаринов: Одним из самых ярких эпизодов слушания стало обсуждение темы так называемых «золотых парашютов». В Америке так называют щедрые выходные пособия, которые получают руководители обанкротившихся компаний. Выражение вошло в обиход благодаря Говарду Хьюзу, герою фильма Мартина Скорсезе «Авиатор». В 1960 году совет акционеров авиакомпании TWA потребовал его отставки с поста президента. Хьюз ушел, но оставил себе пакет акций, которые при продаже принесли ему доход в сотни миллионов долларов. На вопросы Генри Воксмана отвечает бывший генеральный директор и председатель правления банка Лиман Бразерс Ричард Фулд.
Генри Воксман: Г-н Фулд, наш комитет запросил все документы, касающиеся вашей зарплаты, премий, акций. Сотрудники комитета занесли эти сведения в таблицу, которая, я надеюсь, сейчас появится на экране. Эта таблица покажет ваш заработок за последние восемь лет. Здесь указаны ваш базовый оклад, ваши бонусы в денежном виде и ваши доходы от продажи акций. В 2000 году вы получили более 52 миллионов долларов. В 2001-м ваш доход увеличился до 98 миллионов. Затем в течение нескольких лет произошло понижение. В 2005-м вы унесли домой 89 миллионов долларов. В 2006-м продали большой пакет акций и заработали более 100 миллионов. Это в принципе точные цифры?
Ричард Фулд: Сэр, если вы взяли их из документов, которые мы вам предоставили, то я полагаю, да.
Генри Воксман: Ладно. Итого с 2000 года вы получили более 480 миллионов. Это почти полмиллиарда долларов. Очень многим людям трудно представить себе такую сумму. Ваша компания теперь банкрот. Наша экономика - в состоянии кризиса. Но 480 миллионов долларов останутся у вас. У меня к вам очень простой вопрос: это справедливо?
Ричард Фулд: Пожалуй, 500 миллионов – все же неточная цифра. Я сказал бы, что за время, о котором вы тут говорите, я получил деньгами что-то около 60 миллионов и сверх этого, по-моему, чуть больше 250 миллионов. Тоже большие деньги, конечно.
Генри Воксман: Тоже большие деньги. Все еще большая сумма денег. Вы владеете домом на океанском побережье Флориды стоимостью 14 миллионов долларов. У вас есть летний дом в Сан-Вэлли, штат Айдахо. Вам и вашей жене принадлежит коллекцию произведений искусства, в которую входят живописные полотна стоимостью в миллион долларов. Ваш прежний президент, Джо Грегори, летал на работу на собственном вертолете. Я предполагаю, людей интересует, обрели ли вы все это достояние, рискуя чужими деньгами? Соотношение заемного капитала к собственному составляло в вашем банке 30 к одному. Вы не выплатили акционерам дивиденды на миллиарды долларов. Вы думаете, что это справедливо?
Ричард Фулд: Г-н председатель, у нас был комитет по премиальным, который приводил в соответствие интересы руководителей и служащих с интересами акционеров. Мои служащие владели почти 30 процентами нашей компании, потому что мы хотели, чтобы они думали, действовали и вели себя как акционеры. Когда дела у компании шли хорошо, нам было тоже хорошо. Когда дела шли плохо, сэр, и нам было нехорошо.
Генри Воксман: В этой механизме, г-н Фулд, похоже, что-то сломалось, потому что вам было очень хорошо, когда дела компании шли хорошо, и было не хуже, когда дела у компании шли плохо. А ваши акционеры, которые владели вашей компанией, остались теперь с пустыми руками. Их просто больше не существует.
Владимир Абаринов: Ричард Фулд заявил Конгрессу, что считает свои решения, принятые им в качестве главы банка, «разумными» и «уместными». Хотя теперь, основываясь на информации, которой он тогда не располагал, он действовал бы иначе.
