Марина Тимашева: В сентябре в Самаре прошел VIII фестиваль детских театров "Золотая репка". Об этом фестивале с главным редактором "Петербургского театрального журнала" Мариной Дмитревской беседует Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Театрального критика редко можно увидеть в благодушном состоянии, но когда Марина Дмитревская вернулась из Самары с фестиваля «Золотая репка», некий ветер, очень отличный от того, что привык веять в обеих столицах, еще как будто порхал у ее лица – то ли волжский, то ли еще какой. И потом сам звук, с которым перекатывалось у нее во рту слово «Самарт», говорил о многом. «Самарт» - это театр, который раз в два года собирает на фестиваль детские театры.
Марина Дмитревская: С детским театром у нас дело ведь не очень хорошо обстоит, мягко говоря. Этот фестиваль собрал драматург Михаил Бартеньев. Он состоял не только из спектаклей, показанных разными ТЮЗами страны - от Московского ТЮЗа до Омского, включая Самарский, Саратовский и Петербургский театр под руководством Анатолия Праудина. Там прошла лаборатория. Трех молодых режиссеров с группой актеров и четырьмя молодыми театроведами, которые следили за творческим процессом, увезли далеко на Волгу, в какой-то забытый богом пансионат, где он должны были за три дня поставить каждый по своей «Курочке Рябе». Причем не адаптированные «Рябы», а афанасьевская апокалипсическая сказка, где от того, что разбилось яйцо, потом поп колокола разбил, книги поджег, и так далее. Это очень страшная сказка. Вообще, надо сказать, более не детского материала Бартеньев и Лоевский, которые руководят этой лабораторией, придумать не могли. Мы же вообще не внимаем, что такое «Курочка Ряба», почему золотое яйцо разбилось, почему дед сначала бил, а потом плакал над тем, что оно разбилось, почему курочка утешает, говорит про настоящее яйцо. Тут много очень вопросов, каждый из режиссеров по-разному это все решил, и когда они уже все приехали, на фестивале был еще показ этих трех «куриц» и обсуждение. И всем трем режиссерам «Самарт» решил на следующий год предложить сделать детский спектакль. Проходили еще и читки детских пьес и, например, один из режиссеров уже заинтересовался одной из прочитанных пьес про пингвинов. То есть «Самарт» не только показывает людям друг друга, но и себе кого-то прибирает. Что касается спектаклей, то самым достойным образом выглядел сам самарский театр, показавший великолепный спектакль Анатолия Праудина «Таланты и поклонники», очень цельный спектакль Александра Кузина «Ревизор», премьеру по «Подвигам Геракла». То есть «Самарт» себя показал замечательно. Были спектакли и чудовищные. Были представлены совершенно не смыкаемые полюса детского театра. С одной стороны, традиционный тюзовский спектакль «Зимы не будет» Саратовского ТЮЗа, поставленный дебютантом Катей Гороховской, очень человеческий, с моей точки зрения, сладковатый такой, утепленный очень вариант детского спектакля, а, с другой стороны, спектакль Анатолия Праудина «Дом на пуховой опушке», который начинается со слов о том, что 10 лет назад умер Кристофер Робин. Такой театр детской скорби, но замечательно придуманный для детей, дающий представление о том, как надо преодолевать депрессию и творить в этом мире. Вот все разговоры на фестивале как раз и шли о том, что надо нашим детям. Вопрос очень серьезный. Что нужно детям, об этом разговоры идут тысячелетиями. Дети смотрят все. Какое барахло им не покажешь, они все съедят. И как устроить так, чтобы все-таки театры не поили их сценическим пойлом? Об этом все время речь на фестивале и шла.
Татьяна Вольтская: Но для меня, например, самым удивительным в рассказе Марины Дмитриевской было то, что фестиваль «Золотая репка» направлен не только на детей, но и на педагогов. По-моему, эта задача - сложнейшая из всех возможных.
Марина Дмитревская: Это непростое явление нашей действительности. Когда на наши обсуждения попадали учителя, надо сказать, находить с ними общий язык было непросто. Но психологи, критики театральные, режиссеры пытаются работать и начинаются целые программы по подготовке детей к восприятию спектакля. То есть «Самарт» направлен вот в эту сторону. Российский Академический Молодежный театр проводил такой семинар. То есть мы подошли к той степени одичания, когда не просто нужно восстанавливать педагогические части в театрах, а заниматься детьми, которые пришли от телевизора в театр, учить их смотреть спектакль, учить их языку театра. А театр, с другой стороны, вот я не знаю, что с ним делается, потому что есть противоречие. Театр вместо того, чтобы конкурировать с телевизионным и компьютерным безумием, учить детей творить, творить на глазах у них, он берет и продуцирует как раз телевизионное, компьютерное сознание. Очень много сейчас, даже в детском театре, от эстетики телевизионной и компьютерной.
Татьяна Вольтская: То есть театр делает то же самое, что делает книга, в которой не найти человеческих иллюстраций, а все мультяшные?
Марина Дмитревская: Да. Поэтому проблем чрезвычайно много, но и фестивалей детских много. Конечно, это еще и встреча, это еще и праздник. Люди еще и по Волге поездили. А была прекрасная погода, поэтому еще два дня купались, это и проекты, которые тут же возникают, и это абсолютно полные залы детей. Это такой праздник для города. Огромную работу театр проделал.
Татьяна Вольтская: Глядя на публику тоже о многом можно сказать, да? Есть ощущение, что в городе есть театр для детей, что они не в первый раз пришли, что они уже как-то подготовлены, видели что-то?
Марина Дмитревская: «Самарт» как раз этим отличается, они, например, играют спектакли для 30-40 маленьких детей. Ведь самое ужасное, что бы я закрыла раз и навсегда, это вот эти огромные стадионы, куда приходят классами. Уже во всем мире есть практика маленьких детских театров, где буквально с двух лет водят детей на комнатные спектакли. Помню, что в «Самарте» был несколько лет назад спектакль «Колобок», где сцена представляла собой такую квашню, и мы разувались, плюхались в эту квашню на подушки вместе с детишками, 40 или 50 человек, а колобок катался по краю арены-квашни. Так что в этом смысле «Самарт» как раз глядит в эту сторону, в отличие от очень многих театров, которые по накатанным рельсам, с микрофонами у рта, поют какие-то песни, то, что Олег Лоевский, большой деятель детского театра, называет «неугомонная режиссура». Вот театры этой неугомонной режиссуры просто цветут на нашей необъятной родине.
Татьяна Вольтская: Есть Актеры Актеровичи, а есть еще Режиссеры Режиссеровичи…
Марина Дмитревская: А есть еще Спектакли Спектаклевичи. Не часто отличишь. Например, совершенно неотличим был детский кошмар из Омска и детский кошмар по поводу Тома Сойера и Гека Финна из Московского ТЮЗа. Уж не знаю, что там случилось, но это просто были близнецы браться.
Татьяна Вольтская: Закончился наш разговор, такой бодрый вначале, тем, что Марина Дмитриевская вообще большой противник детского театра, как такового.
Марина Дмитревская: Я уже много лет, осипла уже прямо, все кричу и кричу, что до революции ведь ТЮЗов не было, а родители с детьми шли во МХАТ на «Синюю птицу» которую Станиславский не делал для детей, потому что и сам он в детстве не ходил ни в какой детский театр. Ну, был домашний театр, любительский театр и был Большой театр. Вели детей на оперу, на балеты.
Татьяна Вольтская: На того же «Щелкунчика», «Спящую красавицу», и были петрушечные балаганные театры, куда, кстати, все - и деревенские, и барчуки - ходили.
Марина Дмитревская: А наши ТЮЗы были созданы для того, чтобы как-то собрать беспризорников, окультурить их.
Татьяна Вольтская: Нет, Марина Дмитревская не предлагает собрать все ТЮЗы и сжечь, она предлагает просто серьезно реформировать их. Тем более, что деньги на детские театры в последнее время появились.
