Александр Генис: В Нью-Йорке открылась выставка Эрнста Неизвестного. Работы 83-летнего мэтра как всегда полны энергии и вызывают сильные чувства у зрителей, о чем свидетельствует репортаж с вернисажа нашего корреспондента Виктории Купчинецкой.

Виктория Купчинецкая: Эрнст Неизвестный - невысокого роста, плечистый, издали – пожилой человек, окруженный толпой друзей и поклонников, которые ждут своей очереди, чтобы с ним словом перемолвиться. Это первая, за последние 15 лет, в Нью-Йорке персональная выставка Эрнста Неизвестного в коммерческой галерее - в «Мими-Ферц», центре Сохо. Если очередь выстоять и ближе подойти к кушетке, где восседает художник, попадаешь под пику его взгляда - интенсивного, острого, немного высокомерного. Бросив вот такой резкий взгляд на журналистов, с трепетом над ним склонившихся, Эрнст Неизвестный заявил, что интервью не дает. «Вы пришли на выставку, смотрите, пишите. Что мне о ней рассказывать...», - заявил он. Действительно, стоит ли расспрашивать у художника, о чем его искусство? Но зрителям этот вопрос задавать не возбраняется. Рассказывает нью-йоркский журналист Олег Сулькин:

Олег Сулькин: Это такой уровень восприятия мира, который не укладывается в привычные представления о жанрах, типах, видах искусства. У него своя Вселенная, которую он обживал всю свою жизнь. Он населил ее кентаврами, населил ее какими-то мирами, какими-то своими представлениями о красоте, о зле, о вечной борьбе хорошего и плохого, о человеческой истории. Он - философ, но его философия всегда в изображении. Когда я говорил с Эрнстом Неизвестным о том, как он вдохновляется, откуда он берет все эти образы, эти конструкции, он мне сказал, что ему все это снится и он - как Менделеев, который увидел сначала во сне свою таблицу, а потом уже расписал ее по квадратикам.

Виктория Купчинецкая: Супруга Эрнста Неизвестного, Анна Грахам, непосредственно занималась отбором работ для выставки.

Анна Грахам: Здесь представлены новые серии 1998-99 года в бронзе и его холсты 1988-89 года. Это уже 12-я моя выставка за 17 лет. Работы, в основном, отбирала я. Я исходила из того, чтобы показать новые работы в бронзе, которые практически нигде не были выставлены. Я дала пять больших холстов, чтобы показать, что сделал художник и что он продолжает делать.

Виктория Купчинецкая: Работы по стилю узнаваемы - искаженное тело человека, изображенное на энергетическом пределе, прорывающее преграды геометрических плоскостей. Такая диалектика – преодоление человеком механистичности в себе: единство и борьба контрастных субстанций. Рассказывает Вирджиния Кинзи, хозяйка и директор галереи.

Вирджиния Кинзи: Я хотела открыть эту выставку, в первую очередь, потому, что Эрнст этого заслуживает. Выставка уже привлекла огромное внимание – посмотрите, сколько людей пришло на открытие. Он у нас уже выставлялся 5 лет назад, но это было групповое шоу.

Виктория Купчинецкая: Все скульптуры фактурные – к ним хочется прикоснуться. Бронзовые формы перетекают одна в другую, позволяя наблюдать за чередой трансформаций. Столь же мощную энергетику излучает живопись Неизвестного.

На открытие выставки пришел Андрей Бартенев – известный российский модельер и автор перформансов. В 2002-м году по рекомендации Эрнста Неизвестного он был представлен к престижной российской премии «Триумф».

Андрей Бартенев: Он - невероятный педагог, невероятный мастер искусства, и как он рассказывает об этом, как он советует руководствоваться жизнью в искусстве, это многого стоит. Когда я попал в его ателье, я был восхищен. Я большой его поклонник. У меня ощущение, что эти люди, эти скульптуры раздвигают какие-то стены. Они сами построены из стен, и сами их раздвигают. Это невероятная борьба, мощная борьба.

Виктория Купчинецкая: 24-го сентября, в Магадане, президент России Дмитрий Медведев возложил цветы к памятнику «Маска скорби». Памятник создан по проекту Эрнста Неизвестного в память о жертвах политических репрессий в СССР. Реакция скульптора?

Эрнст Неизвестный: Я очень доволен и я за него рад, потому что это правильный поступок.

Виктория Купчинецкая: У произведения искусства есть не только эмоциональный, но и коммерческий аспект. Мастер назначает цену, а галереи, коллекционеры и администрации скульптурных парков соглашаются, что работа стоит именно столько.

Вирджиния Кинзи: Все картины, которые вы здесь видите, уже распроданы. Что касается цен – их определяет сам художник. Например, скульптуры – от 20-ти тысяч долларов до 300 тысяч. Ценность произведения зависит от многих факторов – от важности портфолио художника, от уникальности работы...

Виктория Купчинецкая: У Эрнста Неизвестного – большой успех в США. Его работы - в коллекциях Музея современного искусства и Еврейского музея в Нью-Йорке. По его проекту создан памятник Дмитрию Шостаковичу для Центра Искусств имени Кеннеди в Вашингтоне. Его работы есть в домах и частных коллекционеров. На открытии была группа таких американцев – собирателей искусства. Они приехали в Нью-Йорк из разных городов США. Рассказывает Джо Уэлдон.

Джо Уэлдон: Я собираю работы советских художников и скульпторов эпохи 70-х – 80-х годов. Таких, как Соков, Шемякин, Неизвестный. Тогда, в 70-е, у нас в США был, например, Энди Уорхол, и мы понятия не имели, что делают художники по ту сторону железного занавеса. И когда мы стали узнавать – они нас, коллекционеров, очень вдохновили. Мы помогли показать их миру. И при этом нам тоже довелось стать частью исторически важного течения в искусстве. Когда я смотрю на эту скульптуру Эрнста Неизвестного – она называется «Диалог», из серии «Власть зверя» - я вижу человечество, его лучшие и худшие качества, его борьбу.

Виктория Купчинецкая: Перед скульптурой «Безрукий кентавр» долго стоит посетитель.

Владимир (посетитель): В этой работе я вижу какие-то драматические, мощные движения, но, в общем, я не совсем понимаю эту скульптуру. Она не относится к моим любимым. Мне очень жаль, что здесь нет той работы, которая перевернула мое сознание. Это были две руки, выполненные в такой тонкой пластике, как бы не похожие на то, что мы видим здесь. Эти две руки назывались как-то похоже на «Аллегория смерти». Это было такое движение, когда рука Смерти касалась руки человека. Я не мог отойти от нее, и мне показалось, что эта работа как-то примирила меня со смертью.