Программу ведет Андрей Шарый. Принимает участие корреспондент Радио Свобода Семен Мирский .
Андрей Шарый : Министр иностранных дел Германии Франк-Вальтер Штайнмаейр подчеркнул, что возобновление переговоров не должно рассматриваться как уступка России, а министр иностранных дел Франции Бернар Кушнер отметил, что диалог с Россией должен быть продолжен, так как другого выхода нет. Какой-то безысходностью сквозит от этих слов. Вот эту тональность, с которой начинается новый этап переговоров России и ЕС, я обсудил с международным обозревателем Радио Свобода в Париже Семеном Мирским.
Семен Мирский : Эта тональность не выражает отношения европейцев, в частности, Франции к предстоящему саммиту в Ницце. Готовность возобновить переговоры на высшем уровне с Россией ни в коем случае не означает признания статус-кво в Грузии. В этом отношении, скрепя сердце или скрепя зубами, действительно европейцы идут на то, что представляется неизбежным. Тем более, как вы знаете, что президент Франции Николя Саркози, главный и первый инициатор саммита в Ницце, последние недели и даже месяцы не раз и не два повторял, что новый кризис и новый конфликт с Россией представляется совершенно нецелесообразным.
Андрей Шарый : Чего, в таком случае, можно ожидать от саммита в Ницце?
Семен Мирский : Глубокий рейд на территорию Грузии, который предприняли Вооруженные силы России в августе этого года, не пройдет ни бесследно, ни безнаказанно для России. Возобновление переговоров между ЕС и Россией – это не сюрприз и не сенсация. Во-первых, этот саммит позволит сторонам лучше понять, как отразится на положении в Европе операция «Россия против Грузии». И уже сегодня, за два дня до открытия саммита на Лазурном берегу, можно сказать, что эта операция очень сильно ударила по престижу Российской Федерации.
Еще два аспекта предстоящего саммита Европа-Россия. Во-первых, это отсутствие единства мнения в рядах руководства ЕС относительно верной политической линии в отношении России Путина, Медведева. Если Германия, Италия и, прежде всего, как мы знаем, Франция считают, что возобновление диалога с Россией не только по текущим проблемам, но и будущего диалога о стратегическом партнерстве не только желательно, но и жизненно необходимо, то другие члены Евросоюза и, прежде всего, Польша, Чешская республика и страны Балтии считают, что Россию нужно посильнее наказать. Как любят повторять французские наблюдатели, в бывших странах соцлагеря очень сильна генетическая память, связанная с временами, когда советское руководство протягивало руку братской помощи, когда никто, разумеется, никто не просил. Второй момент связан с рядом высказываний российских комментаторов в преддверии саммита в Ницце. Я имею ввиду заголовки типа «Евросоюз снова хочет дружить», в которых проводится мысль, что покладостость Евросоюза связана с нынешним финансовым кризисом. Помимо очевидного злорадства в комментариях этого типа отсутствует, я бы сказал, политический резон, ибо наивно считать, что от кризиса страдает лишь Америка и Европа, а для России кризис пройдет стороной.
Андрей Шарый : Как сказалась вся эта ситуация на репутации грузинского руководства? Можно ли сказать, что сейчас Грузия ближе к Европейскому Союзу, чем она была несколько месяцев назад?
Семен Мирский : В Европейском Союзе не было с самого начала единства мнений в отношении того, что произошло в Грузии. Были сообщения, которые позднее были подтверждены, хотя в начале они казались совершенно маловероятными, что именно грузинская сторона произвела, что называется, первый выстрел. Действительно, на Западе существует малоприятное ощущение, что Грузия в данной ситуации тоже вела себя не безупречно, что президент Грузии Михаил Саакашвили допустил целый ряд легкомысленных поступков. Но признание этих весьма нелестных для грузинского руководства фактов не превращают действия российской стороны в действия оправданные. И вот почему, в частности, в той самой Декларации, которая была принята вчера в подготовительном совещании в Брюсселе, напоминается о непропорциональном использовании военной силы российской стороной. Это само по себе не является осуждением жестким и безоговорочным, а напоминанием о том, что в данном случае обе стороны в какой-то степени несут долю ответственности за происшедшее.
