Ирина Лагунина: В последние дни октября парламент Грузии утвердил кандидатуру нового премьер-министра, а тот, в свою очередь, предложил новый состав кабинета министров. Как и прежний состав правительства, большая часть министров – молодые люди, 30-35 лет, с хорошим западным образованием. Но есть ли у Грузии перспективы сохранить уровень менеджмента не только в бизнесе, но и в государственных структурах? С идеологом реформы образования в Грузии встретился Олег Панфилов.
Олег Панфилов: Каха Ломаиа сейчас работает секретарем Совета национальной безопасности, но четыре года назад он был министром образования и науки и инициатором одной из первых реформ новой власти – реформы образования. Вы не найдете в Грузии человека, который бы вспомнил, нужно ли сейчас платить взятку для поступления любимого ребенка в университеты. Как и невозможно представить грузинского студента, который бы не говорил на английском или каком-либо другом европейском языке.
Так в чем причина и успех проведения реформы образования в первую очередь?
Каха Ломаиа: Наверное, две основные причины. Первая, я думаю, все мы понимаем и стратегическую важность современного образования в смысле долгосрочной перспективы развития общества. И второе, что в этой части, в этом секторе было, может быть, больше наработок, чем, скажем, в социальном секторе, то есть много неправительственных организаций, независимых экспертов в течение нескольких лет, в том числе международных экспертов, работали в этой сфере. Какие-то контуры того, каким образом могла быть система изменена, эти контуры существовали, видимо, от комбинации этих двух факторов: осознание стратегической важности образования для развития современного общества и второе – степень такой концептуальной готовности.
Олег Панфилов: Но в числе проблем, с которыми столкнулась новая Грузия, были и экономика, и правопорядок, и армия, но образование – одна из самых успешных реформ. Как это получилось? Ведь грузинские университеты, как и большинство советских университетов, были глубоко коррумпированы.
Каха Ломаиа: К сожалению, среди системных проблем, с которыми нам пришлось столкнуться, коррупция, по-видимому, занимала центральное место, но это была не единственная проблема. Проблема была с неэффективным управлением, централизованностью и недостатком ресурсов, я имею в виду как материальных, так и человеческих. Да, на самом деле, считается, что реформа образования одна из тех успешных реформ, которые были проделаны с 2004 года. Каким образом удалось, скажем, провести эти реформы? Сопротивление реформам было достаточно серьезное, в том числе со стороны тех людей, которых я бы не отнес к таким ценностным противникам, а людей, скажем, которые просто привыкли жить так десятилетия, какая-то часть академического сообщества, потому что мы одновременно осуществляли реформу научного сектора. Но, как я сказал, существовала достаточно активная и энергичная группа людей с достаточно сложившимися взглядами в неправительственном секторе, просто экспертов, и когда, скажем, вот такая концептуальная подготовленность наложилась на политическую решимость и политическую волю проводить реформы, то этот симбиоз дал те результаты, которые у нас есть.
Естественно, это проходило на фоне, как я сказал, достаточно серьезного сопротивления. Спектр сопротивления был достаточно широким. Нас обвиняли и в предательстве национальных интересов, или нас обвиняли в том, что мы разрушаем сложившуюся систему науки, или нас обвиняли в том, что мы отметаем весь опыт, накопленный за годы существования той системы образования и науки. Критиковали нас с различных позиций, с различных направлений, но, как я сказал, видимо все-таки политическая решимость и воля провести эти реформы были. И мы понимали, что окно возможностей не такое широкое, и не будет длиться вечно такая политическая решимость, потому что всегда наступает время, когда власть ослабевает, ошибки, необходимость политических компромиссов, то есть все реалии, присущие демократическому политическому процессу, а вот постреволюционная ситуация, она давала какую-то возможность для того, чтобы, может быть, быть более радикальными, чем это могло быть возможным, скажем, в нормальном политическом процессе, когда есть баланс политических интересов. И вот тогда мы воспользовались принципом реформаторов, что сопротивление реформам зависит не от глубины реформ, а от ресурса сопротивляющихся. Поэтому сказали, что, по-видимому, мы должны пойти на самый радикальный вариант реформы, постоянно доказывая свою правоту. Все реформаторы находятся в таком положении, когда ты защищаешь то, что еще не существует, еще не создано, существует только в твое голове или в твоем сердце, а люди защищают то, что уже существует. Это плохая система, неэффективная, но она есть, она каким-то образом функционировала, то есть они защищают то, что они делали все это время.
Олег Панфилов: Но вы помните, в советской ментальности было несколько целей в жизни и у советских людей: иметь хотя бы какую-нибудь квартиру, купить какую-нибудь машину и обязательно чтобы дети учились в университете. По всей видимости, это способствовало развитию коррупции. Реформа образования, она же дает не только хорошее образование, не только качественное образование. На мой взгляд (подтвердите или опровергните), это очень хороший пример борьбы с коррупцией, которая действительно опутала все высшие учебные заведения. Вы довольны реформой?
Каха Ломаиа: Давайте проиллюстрируем на фактах. Согласно исследованию 2001 года, которое было проведено нашим Департаментом статистики по европейской методологии, количество теневых денег, то есть это прямые взятки при поступлении в вуз, а также взятки внутри уже вузов, связанные с переходом с курса на курс и так далее, они составляли приблизительно 18 миллионов лари.
Олег Панфилов: 12 миллионов долларов.
Каха Ломаиа: Да. Это было сопоставимо с тогдашним бюджетом пяти ведущих государственных вузов, эта цифра вполне сопоставима. Система централизованных экзаменов, которую мы ввели с 2005 года, она позволила не только уменьшить, она позволила свести это к нулю. То есть сейчас уровень коррупции, связанной с поступлением в вузы, равен нулю. Нам не просто удалось его снизить, а удалось его искоренить. 12 миллионов долларов, которые, скажем, семьи Грузии вкладывали в…
Олег Панфилов: …обеспечение профессорского состава.
Каха Ломаиа: …да, они никуда не ушли. То есть они вышли из тени, и они остались в секторе образования. И по последним нашим данным, образование, возможно, даже лидирует среди семейных инвестиций, то есть среди тех инвестиций, которые семьи рассматривают в качестве стратегических инвестиций. И вот согласно исследованиям, проводятся такие исследования в различных сферах общественной жизни уже четвертый год, среди стран Южного Кавказа, Грузия – единственная страна, где с 2005 года непрерывно растет доля образования как фактора достижения социального успеха. То есть более чем 50 процентов людей в нашей стране, граждан нашей страны считают, что иметь образование – это самый важный фактор для достижения успеха в жизни.
К сожалению, картина отличается в других, соседних наших странах, и насколько мне известно, картина отличается и в России, где, несмотря на некоторые реформаторские усилия, в принципе переломить ситуацию пока не удается. И я вот видел исследования, что в теневом, коррупционном секторе где-то около 2 миллиардов долларов в год крутятся. Это были исследования Высшей школы экономики и общественные.
Поэтому, да, возвращаясь к коррупции, вот этот результат есть, такой измеряемый результат. Но что самое важное, прямо как по учебникам, искоренение коррупции открыло ворота к социальному успеху в жизни тем семьям, тем слоям, у которых этих шансов практически не было.
Олег Панфилов: Это был Каха Ломаиа, бывший министр образования и науки Грузии, ныне секретарь Совета национальной безопасности. Мы говорили о начале реформы образования в Грузии.
