После нескольких массовых акций протеста против передачи Исаакиевского собора Русской православной церкви средства массовой информации написали о некоем неназванном источнике, сообщившем, что передача собора Церкви якобы не была согласована в Кремле.

Многие защитники собора приняли это чуть ли не за победу. Однако 13 марта появилась информация о неких устных распоряжениях городских властей руководству собора вывезти музейные экспонаты до 16 апреля, то есть до Пасхи. Правда, директор Государственного музея-памятника "Исаакиевский собор" Николай Буров сообщил журналистам, что распоряжения о переезде пока не поступало, что его попросили только просчитать все возможные варианты, но никаких документов у него на руках по-прежнему нет. Ранее говорилось о планах постепенной передачи собора Церкви в течение двух лет.

К тому же 13 марта Смольнинский районный суд начал рассматривать коллективный иск нескольких петербуржцев, оспаривающих законность распоряжения о передаче Исаакиевского собора в безвозмездное пользование РПЦ. На первом заседании представитель Комитета имущественных отношений Петербурга признала, что правовых оснований для передачи Исаакиевского собора Церкви не имеется, поскольку никаких заявлений или обращений от самой Церкви в Комитет не поступало. Кроме того, судья удовлетворила ходатайство одного из истцов, депутата Законодательного собрания Петербурга Бориса Вишневского, в котором он просил привлечь к процессу в качестве заинтересованных лиц музей "Исаакиевский собор", РПЦ, петербургский Комитет по культуре и Министерство культуры Российской Федерации.

Следующее судебное заседание было назначено на 17 апреля, и до завершения процесса ни о каком переезде музейных экспонатов речь идти не могла. Но уже на следующий день, 14 марта, стало известно, что Смольнинский суд Петербурга в срочном порядке перенес заседание на 15 марта. И на этом заседании судья неожиданно выразила намерение прекратить дело по Исаакиевскому собору, сославшись на то, что Горсуд оставил в силе отказ Василеостровского районного суда в рассмотрении иска. Довод защиты о том, что в Смольнинский районный суд был подан совсем другой, новый иск, судью не убедил. 16 марта дело было прекращено.

О том, чем может обернуться срочный переезд музейных экспонатов, чего может лишиться город в случае необдуманных и поспешных действий, мы говорим с начальником музея-памятника "Исаакиевский собор" Александром Квятковским и хранителем фондов музея Сергеем Окуневым.

– Александр Викторович, как вы относитесь к новым волнениям вокруг собора, связанным с информацией о срочном вывозе музейных экспонатов? Мы с вами разговариваем в подвале, в музее блокады "Чтобы помнили" – ведь это и его тоже коснется...

– Я отношусь к этому как историк, для меня главное – документы. Когда-нибудь они попадут в архивы, а сегодня любое действие должно быть согласовано с ними. Основания для перемещения музейных фондов из Исаакиевского собора сегодня просто физически нет. Из истории известно, что собор всегда был в государственном управлении, подчинении и на государственном содержании. Это первый и основной документ, который говорит о его использовании в будущем.

– С чем связана такая удивительная активность горожан, которые вступились за Исаакий?

– Когда в 2003 году, во время празднования 300-летия города в соборе прошел саммит, когда в нем встречались главы 50 государств, он стал своего рода символом Петербурга.

– Сергей Николаевич, а как вы относитесь к желанию передать Исаакиевский собор Церкви срочно, прямо к Пасхе?

– С моей точки зрения, это просто рэкетирский налет для захвата никогда не принадлежавшей им собственности с целью создания торговой площадки. Я считаю, что сейчас идет накат на культуру как таковую. Ищут новые рычаги воздействия на население, и один из них – РПЦ, ее пытаются использовать для каких-то своих корыстных целей.

– Если представить себе худший сценарий: если вас все-таки заставят срочно перевезти экспонаты к Пасхе, чем это может обернуться для музея?

– Полной гибелью музея. У нас же не только музей "Исаакиевский собор", мы ведем разнообразную воспитательную работу – то, чем, по идее, должна заниматься церковь, но она этим не занимается, у нее другие дела – деньги.

– А к вам приходят школьники...

– В 2004 году мы открыли в подвалах собора выставку "Чтобы помнили", хотели показать, что же здесь происходило во время войны, новый пласт истории – и Исаакиевского собора, и города. Здесь рассказывается о том, как хранились художественные ценности во время блокады, и о том, о чем мало кто знает, – что собор был центром противовоздушной обороны города. Мы нашли документы, подготовили выставку, руководство сочло целесообразным проводить здесь патриотическую работу. Школьники очень любят сюда приходить, для них это внове. Мы им показываем печку-буржуйку, которую они никогда не видели, настоящую зажигательную бомбу, предметы военного обихода, найденные нами на чердаке. Показываем, как была организована служба противовоздушной обороны на крыше Исаакиевского собора в течение всей войны.

– А что такое в данном случае "центр противовоздушной обороны"?

– Только крыша Исаакиевского собора, самая высокая площадка в городе, давала возможность осмотра на 360 градусов и позволяла определять, откуда летят самолеты. В налете участвовала эскадрилья до 40–50 самолетов, каждый сбрасывал 1000 зажигательных бомб, то есть, по идее, город должен был быть сожжен за 3–4 дня. А он взял и не сгорел: был организована четкая служба определения, с какой стороны идет налет, давались команды зенитчикам, и были мобилизованы 15 тысяч школьников, начиная с 12 лет, которые могли еще что-то делать. Им дали военные пайки и обмундирование, и по команде: "Прячьтесь, кто может!" они не прятались, а бежали на крыши, где были организованы специальные посты. Любая зажигательная бомба прожигает крышу за 15 секунд. Им надо было добежать, схватить эту бомбу специальными щипцами – ведь ее температура 3,5 тысячи градусов – и решить, что с ней делать дальше – сбросить вниз или сунуть в ящик с песком. Так город был спасен. Ко мне приходили эти люди – из тех, кто детьми бегал по этим крышам, рассказывали, что, конечно, было много случаев гибели ребят, они падали с крыш. Ведь крыши не чистились, и освещения никакого, а бомба слепит – это полуметровый шар белого огня. Многие ломали руки-ноги. 500 школьников были награждены боевыми орденами и медалями.

– Вы считаете, что блокадный музей должен быть здесь, потому что в Исаакиевском соборе был этот штаб?

– Нет, дело в том, что в самую трудную зиму 1941–42 годов в этом подвале жили люди, 60 человек, в том числе трое детей, 20 из них погибли от голода и болезней, а дети выжили. Эти люди работали по 12 часов, сохраняя те вещи, которые были свезены сюда из пригородных музеев.

– Эту экспозицию ведь тоже требуют перевезти?

– В этом случае она будет полностью ликвидирована, ведь она состоит из предметов, принадлежащих музеям, которые здесь что-то хранили. Они нам дали эти вещи для нашей выставки, а если мы будем разваливать экспозицию, все это уйдет в места своего постоянного хранения, и этой части музея просто не будет.

– Александр Викторович, ведь сколько уже было сказано о ценности экспонатов Исаакиевского собора, кажется, все по много раз разжевано, все это давно знают… И все же мы слышим требования перевезти все спешно, к Пасхе, за месяц. Как вы думаете, почему так происходит? Может, судьба этих ценностей просто безразлична тем, кто принимает решения?

– Я думаю, вот как земные перегородки не доходят до неба, так и эти сигналы не доходят наверх. Даже в военное время эвакуация музейных ценностей требует тщательной подготовки, упаковки, подбора нужной тары. Поэтому даже в экстремальные периоды жизни города или государства такие вопросы не решаются быстро. На все нужно время. Я думаю, что люди все-таки не до конца просчитывают ситуацию, время, которое для этого необходимо, и самое главное, не до конца понимают, что хранится под сводами Исаакиевского собора.

Из 26 тысяч экспонатов 1531 экспонат входит в Государственный музейный фонд Российской Федерации, поэтому их ценность равнозначна ценности предметов из Эрмитажа, Русского музея, Царского Села. И не случайно здесь находится эта блокадная экспозиция, рассказывающая о том, как здесь было создано объединенное хозяйство музеев. Поэтому вопрос о вывозе и передаче куда-то экспонатов мне кажется очень и очень неправильным – мы, наоборот, должны все сохранять и показывать.

– В связи с требованием срочного вывоза музейных экспонатов директор музея Николай Буров рассказал о переговорах с Музеем истории города, который вроде бы готов предоставить свои помещения для складирования – получается, что все это в случае экстренного вывоза будет не экспонироваться, а только храниться?

– Музей истории города, как и Исаакиевский собор, подведомствен Комитету по культуре. У нас есть другие музеи, например, Музей истории религии, но это уже музей федерального подчинения. Исторически так сложилось, что в 1963 году музей "Исаакиевский собор" вошел в Музей истории города и вышел из него в 1969 году, то есть у нас есть свои традиции, даже выходной день (среда) пришел к нам именно из Музея истории города. У нас сохранились хорошие партнерские отношения.

Но речь идет о перемещении предметов, хранящихся именно в подвале и в подкупольном пространстве основного музейного фонда – тех, что не задействованы в экспозиции. Ведь сегодня заключено более 150 договоров с туристическими фирмами, и если мы сегодня представляем Россию и Петербург для наших и зарубежных туристов, то мы ни в коем случае не должны ухудшить экскурсионное обслуживание. А все предметы в экспозиции – это часть гарантированного показа в музее "Исаакиевский собор".

– А шла ли речь о перемещении этих вещей?

– Это было связано только с самыми тяжелыми периодами жизни музея, с войной, больше вещи никуда не перемещались – только если шла реэкспозиция музея, связанная со сменой каких-то идеологических задач, или реставрация. Реставрацию нельзя отделить от жизни нашего музея-памятника, каждый год мы закрываем лесами по одному колодцу от 15 до 25 метров, и там, на лесах реставраторы восстанавливают, реставрируют монументальные росписи.

– Сергей Николаевич, вы, конечно, можете многое сказать о реставрации собора?

– Вся реставрация проходит через меня, все делается по тем методикам, по которым это в свое время создавалось. Содержание музея и реставрация обходится нам примерно в 400 миллионов рублей в год. И, поскольку это наши деньги, мы считаем каждую копейку. А если это возьмет город, мы знаем, как это бывает: вот строили стадион, начинали с 6 миллиардов, дошли до 50, половину явно просто украли.

В вопросах, связанных с реставрацией живописи, особенно классиков, не дай Бог сделать ошибку, поэтому всегда собирается ученый совет, в него входит директор Эрмитажа, Академии художеств, Русского музея. И разговор о реставрации начинается только тогда, когда все уверены, что ее методика соответствует поставленным задачам. У нас замечательные реставраторы, в том числе из Петергофа, из Пушкина, у них свои мастерские, лицензии заслуженных реставраторов.

Работы очень дорогие, например, реставрация любой из икон в зале, из тех, что на столбищах, стоит где-то 600–800 тысяч рублей. У нас нет такого момента, когда бы мы ничего не реставрировали, и все вещи – уникальные: это и Молдавский, и Нефф, Брюллов – самое большое в мире "Тожество Богоматери", в самом центре, под сводом, громадная круглая картина площадью около 700 квадратных метров. Это самый расцвет классического русского искусства, начиная с середины XIX века. Лучше никто и не писал.

– Александр Викторович, разговор о передаче Исаакиевского собора Церкви уже возникал пару лет назад, и у части сторонников передачи есть претензии к руководству собора, которое, по их мнению, уже тогда могло начать составлять дорожную карту – вырабатывать декларации, условия, при которых невозможно вмешательство в реставрацию без привлечения специалистов высокого класса. Может, и правда, надо было уже тогда все это начинать?

– В 2005 году было заключено соглашение между музеем и Санкт-Петербургской епархией, и в рамках этого соглашения осуществляется вся наша совместная деятельность, в том числе в плане поддержки наших выставок и изданий. Это органично вписывалось в музейную жизнь и жизнь прихода Исаакиевского собора.

И каждый год мы заключали еще дополнительные договоры – они-то и должны обновляться каждый год или каждые 5 лет, а основное соглашение между начальником музея-памятника и заместителем директора по связям с религиозными организациями и председателем приходского совета не меняется, в его рамках мы выстраиваем свои дальнейшие юридические отношения. Там прописано, что сохранение памятников и других объектов, входящих в музейный комплекс, – это самое главное звено в нашей работе – и для музея, и для прихода. Поэтому если есть свечи, то мы закрываем пол, если есть лампады, то мы меняем их на те, которые не нагревают мозаики, – в этом договоре оговорено множество таких технических моментов. Главное – сохранить уникальный храм-памятник, вверенный нам государством. И вот что удивительно: до революции здесь было 90 служб в году, а сегодня 640 – в 7 раз больше. Мы находим такую возможность, хотя это большая техническая нагрузка на само здание.

– Сергей Николаевич, вы много лет серьезно изучаете историю Исаакиевского собора. Сегодня его защитники от РПЦ говорят, что он никогда не принадлежал Церкви. Это правда?

– В 1918 году Исаакиевский собор был передан во временное пользование Церкви. У меня есть копии документов, в которых община обязывалась сохранять в соборе все, как есть, а в случае чего – отвечать по всей строгости советских законов. Кончилось это тем, что в 1925 году было несколько комиссий, показавших, что, во-первых, за это время очень много вещей было раскрадено – я сам видел шести-восьмистраничные списки того, что раскрадывалось каждый год. Чего только отсюда не тащили!

Кроме того, церковь не имела права проводить здесь торговые операции, но втихаря прекрасно торговали и взимали плату за требы. А еще за плату пускали на колоннаду, что было категорически запрещено. Вдобавок по девять-десять месяцев не платили за электричество и отопление, все было грязное – собор превратили в сарай для добывания денег.

Они писали Калинину, просили оставить им собор, была куча фальшивых подписей… Но, к счастью, был такой разумный архитектор Никитин, он дважды доходил до Калинина, и в конце концов в 1927 году Исаакиевский собор был возвращен государству. Потребовалось четыре года, чтобы снова привести его в человеческий вид, – то есть сейчас мы второй раз наступаем на те же грабли. Но во второй раз, я думаю, будет хуже – сейчас у церковников более обширные планы.

А ведь до революции в Исаакиевском соборе службы для народа проводили только в великие, двунадесятые праздники. А для повседневных богослужений для тех, кто жил в окрестностях собора на Галерной, 6, был дом причта и маленький храм. Сюда же пускали только по специальным пропускам, которые выдавало министерство двора или их императорские величества. А для прихожан Исаакиевского собора был тот самый небольшой храм на Галерной, и там была и столовая для бедных, и школа для девочек из неблагополучных семей, и типография для издания книг по духовному воспитанию – там они работали. Несколько лет назад все эти здания снесли, и госпожа Батурина с помощью своих подотчетных фирм построила там гостиницу "Монферран".

– Получается, что до революции собор практически весь год пустовал?

– Да, у него была другая задача. Он обслуживал только двор. В частности, когда Александра II спросили: а не передать ли Исаакиевский собор Церкви, – царь, видимо, проконсультировавшись с финансистами и другими специалистами, ответил, что Церковь не сможет содержать в должном порядке собор, который является витриной Российской империи и всегда служил для приема делегаций, и их безопасность церковь тоже не сможет обеспечить. Поэтому пусть все остается как есть.

– Александр Викторович, вы тоже считаете, что только город может справиться с должным содержанием Исаакиевского собора?

– Все понимают, что бремя реставрации все равно ляжет на городской бюджет. Сегодня заказчиком всех работ является музей, а двух заказчиков быть не может. Мы – заказчики реставрационных работ, мы способны ускорить проведение этих работ, а также экономить средства, хотя сегодня все эти работы ведутся только на средства, заработанные музеем "Исаакиевский собор" на экскурсионном обслуживании посетителей.

– Сергей Николаевич, по словам Александра Викторовича, у собора должен быть один хозяин. Так может, в конце концов, не так важно, кто этот хозяин?

– Когда 40 объектов в Херсонесе хотели передать РПЦ, ЮНЕСКО предупредила, что в этом случае исключит Херсонес из списка Всемирного наследия. Я думаю, в случае передачи Исаакия Церкви они поступят так же и будут правы: за несколько лет собор будет доведен до базарного состояния. Дело в том, что у музея и у Церкви совершенно разные задачи. Задача музея – все сохранить, задача церкви – чтобы все блестело, чтобы за все можно было содрать деньги, и это все.

– Говорят, можно сделать дорожную карту, чтобы не предпринималось никаких действий без участия того ученого совета, о котором вы говорили. Возможно такое, как вы думаете?

– Думаю, что при нынешних отношениях государства и Церкви это невозможно. Патриарх Кирилл уже как-то выступал по этому поводу, он сказал: мы попросим денег у государства. Так что же вы лезете, если не можете содержать этот собор? Мы вам предоставляем все, что вы хотите, – пожалуйста, служите, зажигайте свечки, собирайте деньги, конкурируйте с нами даже по торговым делам. Они говорят, что будут проводить духовную работу – какую, где? Исаакиевский собор для этого не предназначен, для этого есть Лавра, где имеются залы, так собирайте там детей и взрослых, учите их добру, любви, непринятию насилия, а они делают все наоборот… Исаакий им нужен только как торговая площадка. Все здесь со временем приходит не в самый лучший вид, нам приходится за всем следить, и это обходится очень дорого.

– Вы считаете, что церковь не будет тратить таких денег на реставрацию?

– Ну что вы! Вот мы сейчас отдали им Смольный собор, иногда приходим туда: мерзость запустения… Ведь мы помним, как там было, ведь мы не использовали его как танцплощадку – только для духовной музыки, для интересных лекций. Мы понимаем чувства верующих людей, их ни в коем случае нельзя обижать. И в Исаакиевском соборе мы никогда не идем на конфронтацию с нормальными людьми. Интересно, что будет через год с переданным Церкви Сампсониевским собором. Все это наши бывшие филиалы, на которые мы тоже потратили кучу денег и труда. Если за домом ежедневно не ухаживать, то он очень быстро дичает. У них там тоже посещаемость на службе два-три человека, служители ходят как потерянные. А вещи у них там уникальные – времен Петра I. Эти шедевры надо сохранять, а кроме того, они должны жить. В музее вещи живут.

Таким образом, Сергей Окунев негативно оценивает опыт передачи РПЦ Смольного и Сампсониевского соборов, раньше составлявших единый комплекс с Исаакиевским собором и Спасом- на-Крови.

Уже после нашего разговора стало известно, что директор музея-памятника "Исаакиевский собор" Николай Буров 16 марта в суде официально заявил о своем несогласии с передачей собора РПЦ. Кроме того, представитель музея заявил о том, что в суде руководство музея выступает на стороне истцов, а не городских властей, что распоряжение о передаче собора Церкви нарушает права музея, поскольку некоторые экспонаты являются неотъемлемой частью собора и музейного фонда, и их невозможно отделить от здания. Руководство музея уже направило в Минкульт письмо, где говорится о несогласии с планом переезда и об отзыве из Комитета имущественных отношений данного ранее согласия на передачу собора Русской православной церкви.