Однажды я по какой-то надобности попала на Ходынское поле. Пока искала нужный дом, натерпелась разного. Во-первых, для того чтобы въехать в прямоугольную арку-проем нависшего многоэтажьем дома, требуется мужество – проем похож на щель, готовую захлопнутся ровно в тот момент, когда ты там окажешься. Инстинкт подсказывал, что надо или жать на газ, или зажмуриться. Когда я оттуда спаслась, ощущение кошмара из будущего только усилилось: молодые женщины с колясками на фоне московского хайтека казались клонами, невозможно было поверить, что люди действительно живут за этими зеркальными окнами, пьют чай, едят яичницу, гладят кота.

Впрочем, советую туда проехаться – от центра недалеко, а переживания того стоят. Я бы даже включила этот район в экскурсионный тур – так впечатляет. Непонятно другое: зачем? Архитектура любого периода имеет идеологию, это общее место. Но даже первые советские мечтатели-архитекторы подстраивались под цель – усовершенствовать человеческое бытие.

Трудно переоценить степень воздействия на сознание окружающей среды. Любой горожанин неизбежно подчинен перспективам проспектов и поворотам переулков, пустоте площадей и тесноте подворотен. Даже у себя дома он зависит от высоты потолка и толщины стен, не говоря уже о том, что за вид из окна надо платить дополнительно.

И меня ничуть не удивило, что на панельной дискуссии в связи с открытием Московской архитектурной школы, больше говорили о философии, чем о стилях и направлениях, причем время от времени архитектора сравнивали с врачем. Правда, до логического завершения этой аналогии так и не дошли, а зря: пускай бы, получая диплом, архитекторы давали клятву «Не навреди».

Об этом и поговорим в «Классном часе Свободы» в воскресенье 6 мая, в девять часов вечера.