Евгения Лавут: Гость нашего сегодняшнего эфира - Псой Короленко, автор песен, стихов, филологических работ, участник синтетических проектов. Круг поклонников творчества Псоя постоянно расширяется. Псой Короленко был одним из авторов перевода либретто "Волшебной флейты" Моцарта и даже исполнил одну из партий в новой нашумевшей постановке. В издательстве "Новое литературное обозрение" недавно вышла его книга "Шлягер века", к которой прилагается компакт-диск с его песнями.
Марина Кулакова: Скажите пожалуйста, почему вы избрали такой псевдоним, почему вас зовут Псой Короленко?
Псой Короленко: Это связано с темой моей кандидатской диссертации. Я занимался творчеством Владимира Галактионовича Короленко и наткнулся в его переписке с братом Илларионом на шутку: "Родись я в день святого Псоя, быть бы мне Псоем Короленко". Эта шутка была связана с тем, что в семействе Короленко всех называли по святцам, отсюда Галактион, Илларион. И вот в качестве такого забавного предположения прозвучало имя Псой, которое мне в сочетании с Короленко показалось эффектным образом какого-то другого себя для автора, и я стал таким другим собой.
Марина Кулакова: То есть это все-таки какой-то крючок для того, чтобы зацепить свою аудиторию, которая откликнется сознательно и бессознательно. Я знаю, что вы много ездите. Какие города и траектории для вас предпочтительнее и почему?
Псой Короленко: Последний раз я был в Архангельске, меня туда пригласил Александр Донской, возглавляющий сеть супермаркетов "Сезон", "Интим" и "Дефанс", где я исполнял свои достаточно странные по просьбе приглашающей стороны песни. Сразу вспоминается другой случай, когда я выступал в доме престарелых в Канзасе, где люди никто не знал русский язык, никто не знал, может быть, географию России, а песни в основном звучали по-русски. В каком-то смысле в этих аудиториях казалось, что я пою не на языке аудитории, но мне очень интересно петь не на языке аудитории. Мне интересно, как вы правильно выразились, "зацепить" свою аудиторию. Но своя - это не какой-то заведомо узкий или широкий круг, референтная группа, своя - это любой человек любого социального бэкграунда, любого культурного бэкграунда, который может уловить в песне что-то свое. Я веду диалог с друзьями, но этих друзей можно найти в любом городе, в любом культурном пласте, в любой социальной группе, мои песни для всех.
Марина Кулакова: Скажите, вы считаете себя филологом? Я считаю себя филологом-практиком, причем фанатичным человеком в смысле отношения к языку. А вы считаете себя филологом?
Псой Короленко: Я по образованию филолог, но сейчас я не преподаю ни русский язык, ни литературу и почти не занимаюсь научной работой, если не считать отдельные приглашенные проекты. Например, я читал в Америке спецкурс "Песня в современном мире" в прошлом году. Такие возможности иногда предоставляются, я от интересной работы никогда не отказываюсь. Но сейчас я живу и зарабатываю на жизнь песней. Впрочем, песня для меня - это тоже какой-то вид филологической деятельности, потому что это всегда работа с языком, это всегда работа с языками, это всегда встреча различных языков, различных культур, это всегда разговор о языке, это всегда разговор о культуре. Поэтому к филологии, как "фило логос" - любви к слову, это имеет изначальное отношение.
Марина Кулакова: Я хотела бы, взяв в руки книгу, которая называется "Шлягер века", вашу книгу, вышедшую в издательстве "Новое литературное обозрение", процитировать: "Дурацкими голосами Левенбука и Лившица, бархатным мурлыканьем Литвинова, жизнерадостной "умцей-умцей" Бориса Савельева и Владимира Шаинского, словами Михаила Танича, Эдуарда Успенского поет, играет, танцует, радуется, веселится и хлопает-топает родина нашего детства, которую мы потеряли". Расскажите немного о вашем детстве.
Псой Короленко: У меня было, как я вспоминаю, Корней Иванович Чуковский цитирует чью-то автобиографию: "Быстро пролетело мое детство, простое и заурядное, как и детство всякого ребенка". И шутит по этому поводу: вот, мол, ничего более содержательного человек не нашел сказать о своем детстве. Меня всегда тоже удивляла эта цитата, потому что детство всякого ребенка необычайно интересное. Именно в детстве, это даже банальность, я не боюсь ее повторить, наверное, всякий слушатель согласится со мной, именно в детстве задаются важные коды, именно в детстве задаются важные стратегии поведения, важные вызовы, на которые человек должен ответить. И человек, который хорошо помнит свое детство - это счастливый человек. Я очень хорошо помню свое детство, почти каждую минуту своего детства и считаю себя поэтому счастливым человеком. Я настолько хорошо помню свое детство, что даже затрудняюсь говорить о нем. Это захлестывает. Столько воспоминаний, трудно выбрать лучшее. Я буду вам признателен, если вы не будете спрашивать о детстве поэтому.
Марина Кулакова: Тогда о песне. Наверное, и неслучайно поэтому выбрана такая форма жизни.
Псой Короленко: Я об этом рассказал в песнях. Я рассказал о своем детстве, я рассказал о своем дедушке Марке Михайловиче Леоне, у меня есть песня "Дед". Я рассказал о своих родителях, я рассказал о своих детских друзьях, я рассказал о животных, о вещах, которыми был окружен в детстве, о всех детских впечатлениях я рассказал в песнях, о поездках, о путешествиях, обо всем.
Марина Кулакова: Почему именно в песнях, а не в стихах?
Псой Короленко: Песни - это тоже стихи, поскольку там есть много важных элементов стиха, ритмизованность, как правило, рифма. Для меня нет такой границы: стихи - песни. Мои песни, как я надеюсь, читаются и в отчужденном от музыки формате, не будучи в этом уверенным, я не выпускал бы книжку с текстами своих песен в качестве стихотворений. Однако я люблю петь свои стихи или, лучше сказать, песни, потому что меня больше устраивают жанры синтетические, жанры маргинальные, не в смысле периферийные, а в смысле пограничные между стихом и театром, между стихом и балаганом. Я иногда называю себя скоморохом, бродячим ученым. Между стихом и лекцией, потому что я часто делюсь какими-то достаточно умненькими мыслями в форме песни и в форме стиха. Стих более ограничен, более замкнут. Поэт загнан в "гетто избранничества", говоря словами Марины Цветаевой. Есть такой характерный образ, переходящий из поэзии в поэзию, из эпохи в эпоху поэтов. Я же не чувствую себя одним из "гетто избранничества", я стою на перекрестке среди людей совершенно голый. И песня, в том числе уличная песня, уличный балаган - это идеальная метафора для такого высказывания, для такого состояния.
Марина Кулакова: Почему же новая песенность, в чем новизна? Если лирическая традиция началась для людей, получивших какое-нибудь образование, с Алкея и Сапфо, они были лирическими поэтами с инструментом в руках. Именно тогда родилась мелическая поэзия и, вероятно, не только там, но и на Востоке тоже поэзия - это высказывание, интонированное музыкально, с инструментом в руках. Это было давно, это было всегда. В чем новизна?
Псой Короленко: Когда мы говорим о понятии нового, всегда есть риск скользнуть в оригинальничание, игру в новаторство, согласно поговорке "новое - хорошо забытое старое". Новое, это яркое воспоминание, это яркое узнавание и удивление незнакомому в знакомом, знакомому в незнакомом. Новое в данном случае применительно к песне, это думанье песни, думанье о песне, сочетание песенной спонтанности, песенной непосредственности с рефлексией, с мыслей, с диалогом, диалогом самим с собой, с аудиторией, осмыслением, что есть песня, философии песни. Сейчас есть время призадуматься над тем, откуда берутся перегородки: высокое-низкое, попса-классика и многое другое. В области песни я стараюсь эти перегородки снять.
Марина Кулакова: Не получается ли так, что вы поете на некоей англо-идиш фене, нарушаете запреты, как написано в вашей книге, игровым образом, но, тем не менее, отпугиваете тем самым широкую аудиторию, которой нужна широкая постановка вопроса о ценностях, скажем так?
Псой Короленко: Какая нужна?
Марина Кулакова: Устойчивая.
Псой Короленко: Я думаю, что представляю очень устойчивую традицию. Эта традиция восходит именно к тем формам песни, которые вы сегодня упомянули. Я думаю, что в самом осуществленном виде представляю эту традицию, нисколько ее не опровергая своим пограничным бытием на грани, а только утверждая ее заново. Я уверен, что любая настоящая песня может быть способна кого-то и отпугнуть, этот риск есть у любого художника.
Марина Кулакова: А что вам сейчас интересно?
Псой Короленко: Сейчас мне очень интересно работать с классикой. Недавно я написал хоровую партитуру для оратории "Жизнь" на музыку Пятой симфонии Чайковского в обновленной партитуре Владимира Николаева. Это проект Петра Поспелова для Свердловской филармонии будет 18 мая представлен в исполнении оркестра Свердловской филармонии и Магнитогорской капеллы при участии института "Про-Арте". Это попытка расслышать слова в музыке Чайковского. Это не первый случай работы с классикой, до этого я участвовал в проекте "Страсти по Матфею - 2000", тоже в поспеловском проекте, был одним из авторов текстов либретто обновленной "Волшебной флейты" Моцарта. Участвовал в переводе песен Шуберта на идиш для комической кантаты, которую исполнял в Петербурге. При этом продолжаю работать с фольклором, очень увлекаюсь еврейской музыкой, театральной, народной, в ней есть очень много любопытных пересечений с классикой, которую сразу заметить невозможно. Для этого нужно опять же слушать музыку ушами, а не культурными стереотипами, а не так называемым органом вкуса эстетического, который иногда противоречит органу слуха. Все это мне интересно.
Марина Кулакова: У вас есть музыкальное образование?
Псой Короленко: Музыкальная школа. Не уверен, что это музыкальное образование, но все-таки, меня там научили играть на пианино, аккомпанировать своим песенкам. Меня там познакомили с биографиями композиторов, меня там научили сольфеджировать. Я очень благодарен третьей музыкальной школе имени Мясковского. Я хочу поблагодарить этих людей за то, что они мне дали музыкальное образование в предельном смысле слова, заразили интересом к музыке.
Марина Кулакова: Вы рациональный человек?
Псой Короленко: Очень рациональный человек. Я умаю, что настоящий романтик должен быть рациональным человеком. Это стереотип, что романтик - этакий не от мира сего. На самом деле он должен много знать про логику, очень много прагматически осмыслять, иначе он не может быть романтиком. Это такой парадокс детскости и взрослости. Инфантильный человек не может быть ребенком. Детский человек должен быть в то же время взрослым, ответственным, тогда только он достигает свободу и непосредственность. Поэтому без интеллекта, без сознательности, без направленной воли я не мог бы быть ребенком, и я не мог бы быть взрослым.
Марина Кулакова: Из вас бы, наверное, получился очень хороший учитель. Вы не хотели бы работать в школе?
Псой Короленко: Я работал в школе несколько лет, а, перестав работать в школе, работал на подготовительных курсах с абитуриентами. Потом работал со студентами, до недавнего времени преподавал литературу на подготовительных курсах МГУ, написал учебник для школьников по литературе 19 и 20 веков. В общем-то этот пласт биографии у меня есть, и не факт, что он закрыт. В прошлом году я работал в Америке со студентами первого-второго курса, преподавал им тему "Песня в современном мире" в виде таперско-диджейского юмористически окрашенного спецкурса. Здесь был на грани преподавания и перфоменса. Но ведь это и всегда так, любой преподаватель в школе отчасти перформер, отчасти артист, я это чувствовал, когда преподавал в школе, когда преподавал в университете. Я чувствую себя немножко преподавателем, когда стою на сцене в самом молодежном что ни на есть клубе, самом тусовочном, я чувствую себя немножечко учителем. То, что делают "звезды" - это просто другая профессия, я не хочу ими быть, как не хочу быть зубным врачом. Моя работа немножко другая - это культуртрегерская преподавательско-перфомансистская работа.
Я заведомо пою для небольших аудиторий. В то же время моя аудитория очень широка, это люди разных языков, это люди разных возрастов, это люди разных вкусов. И самое прекрасное, что такие люди разные вдруг могут встретиться в маленьком зале и познакомиться друг с другом на моем концерте. А это уже дело, это вещь. Создается какое-то сотворчество людей, это возможность объединить тех, кто был непримиримыми врагами. И это очень важная миссия, за которую я отвечаю, за каждый шаг в этой миссии. Наличие в песнях аллюзий, цитат или филологических игр может быть бонусом для желающих. Для меня же это сырье, топливо, которое сгорит в моей песне, и она достигнет души людей, которые могут ничего не знать о культуре, о литературе или не знать русский язык, или не знать иностранные языки, словечки из которых я вставляю в свои песни. Пусть не знают, они узнают песню как синтез, синтетическое сообщение.
Марина Кулакова: Для меня культура - это система запретов, а для вас?
Псой Короленко: Это система запретов и их преодоления. Это амбивалентно. Культура содержит в себе контркультуру, как традиции и контртрадиции, как инициации, так и контринициации.
Марина Кулакова: Что-нибудь абсолютно устойчивое и неизменное существует?
Псой Короленко: Существует.
Марина Кулакова: Что это?
Псой Короленко: Это нельзя назвать.
Марина Кулакова: Скажите пожалуйста, почему вы избрали такой псевдоним, почему вас зовут Псой Короленко?
Псой Короленко: Это связано с темой моей кандидатской диссертации. Я занимался творчеством Владимира Галактионовича Короленко и наткнулся в его переписке с братом Илларионом на шутку: "Родись я в день святого Псоя, быть бы мне Псоем Короленко". Эта шутка была связана с тем, что в семействе Короленко всех называли по святцам, отсюда Галактион, Илларион. И вот в качестве такого забавного предположения прозвучало имя Псой, которое мне в сочетании с Короленко показалось эффектным образом какого-то другого себя для автора, и я стал таким другим собой.
Марина Кулакова: То есть это все-таки какой-то крючок для того, чтобы зацепить свою аудиторию, которая откликнется сознательно и бессознательно. Я знаю, что вы много ездите. Какие города и траектории для вас предпочтительнее и почему?
Псой Короленко: Последний раз я был в Архангельске, меня туда пригласил Александр Донской, возглавляющий сеть супермаркетов "Сезон", "Интим" и "Дефанс", где я исполнял свои достаточно странные по просьбе приглашающей стороны песни. Сразу вспоминается другой случай, когда я выступал в доме престарелых в Канзасе, где люди никто не знал русский язык, никто не знал, может быть, географию России, а песни в основном звучали по-русски. В каком-то смысле в этих аудиториях казалось, что я пою не на языке аудитории, но мне очень интересно петь не на языке аудитории. Мне интересно, как вы правильно выразились, "зацепить" свою аудиторию. Но своя - это не какой-то заведомо узкий или широкий круг, референтная группа, своя - это любой человек любого социального бэкграунда, любого культурного бэкграунда, который может уловить в песне что-то свое. Я веду диалог с друзьями, но этих друзей можно найти в любом городе, в любом культурном пласте, в любой социальной группе, мои песни для всех.
Марина Кулакова: Скажите, вы считаете себя филологом? Я считаю себя филологом-практиком, причем фанатичным человеком в смысле отношения к языку. А вы считаете себя филологом?
Псой Короленко: Я по образованию филолог, но сейчас я не преподаю ни русский язык, ни литературу и почти не занимаюсь научной работой, если не считать отдельные приглашенные проекты. Например, я читал в Америке спецкурс "Песня в современном мире" в прошлом году. Такие возможности иногда предоставляются, я от интересной работы никогда не отказываюсь. Но сейчас я живу и зарабатываю на жизнь песней. Впрочем, песня для меня - это тоже какой-то вид филологической деятельности, потому что это всегда работа с языком, это всегда работа с языками, это всегда встреча различных языков, различных культур, это всегда разговор о языке, это всегда разговор о культуре. Поэтому к филологии, как "фило логос" - любви к слову, это имеет изначальное отношение.
Марина Кулакова: Я хотела бы, взяв в руки книгу, которая называется "Шлягер века", вашу книгу, вышедшую в издательстве "Новое литературное обозрение", процитировать: "Дурацкими голосами Левенбука и Лившица, бархатным мурлыканьем Литвинова, жизнерадостной "умцей-умцей" Бориса Савельева и Владимира Шаинского, словами Михаила Танича, Эдуарда Успенского поет, играет, танцует, радуется, веселится и хлопает-топает родина нашего детства, которую мы потеряли". Расскажите немного о вашем детстве.
Псой Короленко: У меня было, как я вспоминаю, Корней Иванович Чуковский цитирует чью-то автобиографию: "Быстро пролетело мое детство, простое и заурядное, как и детство всякого ребенка". И шутит по этому поводу: вот, мол, ничего более содержательного человек не нашел сказать о своем детстве. Меня всегда тоже удивляла эта цитата, потому что детство всякого ребенка необычайно интересное. Именно в детстве, это даже банальность, я не боюсь ее повторить, наверное, всякий слушатель согласится со мной, именно в детстве задаются важные коды, именно в детстве задаются важные стратегии поведения, важные вызовы, на которые человек должен ответить. И человек, который хорошо помнит свое детство - это счастливый человек. Я очень хорошо помню свое детство, почти каждую минуту своего детства и считаю себя поэтому счастливым человеком. Я настолько хорошо помню свое детство, что даже затрудняюсь говорить о нем. Это захлестывает. Столько воспоминаний, трудно выбрать лучшее. Я буду вам признателен, если вы не будете спрашивать о детстве поэтому.
Марина Кулакова: Тогда о песне. Наверное, и неслучайно поэтому выбрана такая форма жизни.
Псой Короленко: Я об этом рассказал в песнях. Я рассказал о своем детстве, я рассказал о своем дедушке Марке Михайловиче Леоне, у меня есть песня "Дед". Я рассказал о своих родителях, я рассказал о своих детских друзьях, я рассказал о животных, о вещах, которыми был окружен в детстве, о всех детских впечатлениях я рассказал в песнях, о поездках, о путешествиях, обо всем.
Марина Кулакова: Почему именно в песнях, а не в стихах?
Псой Короленко: Песни - это тоже стихи, поскольку там есть много важных элементов стиха, ритмизованность, как правило, рифма. Для меня нет такой границы: стихи - песни. Мои песни, как я надеюсь, читаются и в отчужденном от музыки формате, не будучи в этом уверенным, я не выпускал бы книжку с текстами своих песен в качестве стихотворений. Однако я люблю петь свои стихи или, лучше сказать, песни, потому что меня больше устраивают жанры синтетические, жанры маргинальные, не в смысле периферийные, а в смысле пограничные между стихом и театром, между стихом и балаганом. Я иногда называю себя скоморохом, бродячим ученым. Между стихом и лекцией, потому что я часто делюсь какими-то достаточно умненькими мыслями в форме песни и в форме стиха. Стих более ограничен, более замкнут. Поэт загнан в "гетто избранничества", говоря словами Марины Цветаевой. Есть такой характерный образ, переходящий из поэзии в поэзию, из эпохи в эпоху поэтов. Я же не чувствую себя одним из "гетто избранничества", я стою на перекрестке среди людей совершенно голый. И песня, в том числе уличная песня, уличный балаган - это идеальная метафора для такого высказывания, для такого состояния.
Марина Кулакова: Почему же новая песенность, в чем новизна? Если лирическая традиция началась для людей, получивших какое-нибудь образование, с Алкея и Сапфо, они были лирическими поэтами с инструментом в руках. Именно тогда родилась мелическая поэзия и, вероятно, не только там, но и на Востоке тоже поэзия - это высказывание, интонированное музыкально, с инструментом в руках. Это было давно, это было всегда. В чем новизна?
Псой Короленко: Когда мы говорим о понятии нового, всегда есть риск скользнуть в оригинальничание, игру в новаторство, согласно поговорке "новое - хорошо забытое старое". Новое, это яркое воспоминание, это яркое узнавание и удивление незнакомому в знакомом, знакомому в незнакомом. Новое в данном случае применительно к песне, это думанье песни, думанье о песне, сочетание песенной спонтанности, песенной непосредственности с рефлексией, с мыслей, с диалогом, диалогом самим с собой, с аудиторией, осмыслением, что есть песня, философии песни. Сейчас есть время призадуматься над тем, откуда берутся перегородки: высокое-низкое, попса-классика и многое другое. В области песни я стараюсь эти перегородки снять.
Марина Кулакова: Не получается ли так, что вы поете на некоей англо-идиш фене, нарушаете запреты, как написано в вашей книге, игровым образом, но, тем не менее, отпугиваете тем самым широкую аудиторию, которой нужна широкая постановка вопроса о ценностях, скажем так?
Псой Короленко: Какая нужна?
Марина Кулакова: Устойчивая.
Псой Короленко: Я думаю, что представляю очень устойчивую традицию. Эта традиция восходит именно к тем формам песни, которые вы сегодня упомянули. Я думаю, что в самом осуществленном виде представляю эту традицию, нисколько ее не опровергая своим пограничным бытием на грани, а только утверждая ее заново. Я уверен, что любая настоящая песня может быть способна кого-то и отпугнуть, этот риск есть у любого художника.
Марина Кулакова: А что вам сейчас интересно?
Псой Короленко: Сейчас мне очень интересно работать с классикой. Недавно я написал хоровую партитуру для оратории "Жизнь" на музыку Пятой симфонии Чайковского в обновленной партитуре Владимира Николаева. Это проект Петра Поспелова для Свердловской филармонии будет 18 мая представлен в исполнении оркестра Свердловской филармонии и Магнитогорской капеллы при участии института "Про-Арте". Это попытка расслышать слова в музыке Чайковского. Это не первый случай работы с классикой, до этого я участвовал в проекте "Страсти по Матфею - 2000", тоже в поспеловском проекте, был одним из авторов текстов либретто обновленной "Волшебной флейты" Моцарта. Участвовал в переводе песен Шуберта на идиш для комической кантаты, которую исполнял в Петербурге. При этом продолжаю работать с фольклором, очень увлекаюсь еврейской музыкой, театральной, народной, в ней есть очень много любопытных пересечений с классикой, которую сразу заметить невозможно. Для этого нужно опять же слушать музыку ушами, а не культурными стереотипами, а не так называемым органом вкуса эстетического, который иногда противоречит органу слуха. Все это мне интересно.
Марина Кулакова: У вас есть музыкальное образование?
Псой Короленко: Музыкальная школа. Не уверен, что это музыкальное образование, но все-таки, меня там научили играть на пианино, аккомпанировать своим песенкам. Меня там познакомили с биографиями композиторов, меня там научили сольфеджировать. Я очень благодарен третьей музыкальной школе имени Мясковского. Я хочу поблагодарить этих людей за то, что они мне дали музыкальное образование в предельном смысле слова, заразили интересом к музыке.
Марина Кулакова: Вы рациональный человек?
Псой Короленко: Очень рациональный человек. Я умаю, что настоящий романтик должен быть рациональным человеком. Это стереотип, что романтик - этакий не от мира сего. На самом деле он должен много знать про логику, очень много прагматически осмыслять, иначе он не может быть романтиком. Это такой парадокс детскости и взрослости. Инфантильный человек не может быть ребенком. Детский человек должен быть в то же время взрослым, ответственным, тогда только он достигает свободу и непосредственность. Поэтому без интеллекта, без сознательности, без направленной воли я не мог бы быть ребенком, и я не мог бы быть взрослым.
Марина Кулакова: Из вас бы, наверное, получился очень хороший учитель. Вы не хотели бы работать в школе?
Псой Короленко: Я работал в школе несколько лет, а, перестав работать в школе, работал на подготовительных курсах с абитуриентами. Потом работал со студентами, до недавнего времени преподавал литературу на подготовительных курсах МГУ, написал учебник для школьников по литературе 19 и 20 веков. В общем-то этот пласт биографии у меня есть, и не факт, что он закрыт. В прошлом году я работал в Америке со студентами первого-второго курса, преподавал им тему "Песня в современном мире" в виде таперско-диджейского юмористически окрашенного спецкурса. Здесь был на грани преподавания и перфоменса. Но ведь это и всегда так, любой преподаватель в школе отчасти перформер, отчасти артист, я это чувствовал, когда преподавал в школе, когда преподавал в университете. Я чувствую себя немножко преподавателем, когда стою на сцене в самом молодежном что ни на есть клубе, самом тусовочном, я чувствую себя немножечко учителем. То, что делают "звезды" - это просто другая профессия, я не хочу ими быть, как не хочу быть зубным врачом. Моя работа немножко другая - это культуртрегерская преподавательско-перфомансистская работа.
Я заведомо пою для небольших аудиторий. В то же время моя аудитория очень широка, это люди разных языков, это люди разных возрастов, это люди разных вкусов. И самое прекрасное, что такие люди разные вдруг могут встретиться в маленьком зале и познакомиться друг с другом на моем концерте. А это уже дело, это вещь. Создается какое-то сотворчество людей, это возможность объединить тех, кто был непримиримыми врагами. И это очень важная миссия, за которую я отвечаю, за каждый шаг в этой миссии. Наличие в песнях аллюзий, цитат или филологических игр может быть бонусом для желающих. Для меня же это сырье, топливо, которое сгорит в моей песне, и она достигнет души людей, которые могут ничего не знать о культуре, о литературе или не знать русский язык, или не знать иностранные языки, словечки из которых я вставляю в свои песни. Пусть не знают, они узнают песню как синтез, синтетическое сообщение.
Марина Кулакова: Для меня культура - это система запретов, а для вас?
Псой Короленко: Это система запретов и их преодоления. Это амбивалентно. Культура содержит в себе контркультуру, как традиции и контртрадиции, как инициации, так и контринициации.
Марина Кулакова: Что-нибудь абсолютно устойчивое и неизменное существует?
Псой Короленко: Существует.
Марина Кулакова: Что это?
Псой Короленко: Это нельзя назвать.