Отношение к однополым бракам — один из самых обсуждаемых сейчас в американском обществе вопросов. Верховному суду вскоре предстоит оценить конституционность запрета на подобные браки в Калифорнии и федерального закона “о защите брака”. Изменения в общественном сознании тут несомненны, все больше людей поддерживают легализацию однополых браков. Меняется отношение и к другим вопросам, касающимся ЛГБТ-сообщества, в частности к вопросам усыновления детей. Во многих штатах однополые пары обладают теми же возможностями по усыновлению, что и пары гетеросексуальные.
Это отличается от российской практики. Пример тому — история усыновленного американкой в 2007 году российского мальчика, судьбой которого недавно озаботились российские власти.
20 февраля этого года уполномоченный российского Министерства иностранных дел по правам человека Константин Долгов заявил, что у него “вызывает серьезную тревогу” случай усыновления российского ребенка гражданкой США, которая “на момент усыновления проживала в “однополом браке” и “в российском суде сознательно скрыла данное обстоятельство, чтобы обойти Семейный кодекс Российской Федерации, в котором недвусмысленно зафиксировано, что семья — это брачный союз между мужчиной и женщиной”. Долгова, по его словам, беспокоит, что ребенок “оказался втянут в выяснение весьма сомнительных с точки зрения морали и нравственности отношений” после того, как пара распалась и начала судебную тяжбу за опеку над ним. “Считаем, что вокруг Егора сложилась неприемлемая обстановка, наносящая вред его психологическому здоровью. Убеждены, что все это идет вразрез с наилучшими интересами мальчика и требует обеспечения ему нормальных условий проживания и воспитания в полноценной семье”, — сказал российский дипломат.
Заявление Долгова стало дополнительным аргументом в пользу введенного в России запрета на усыновления сирот гражданами США. Долгов, однако, некорректно излагает суть дела.
Марша Энн Брандт, усыновившая Егора в 2007 году, не состояла в однополом браке. Она и ее подруга Бет Чапман могли бы зарегистрировать “домашнее партнерство” в Иллинойсе, где они жили с 2003 года. “Домашнее партнерство” предоставляет его участникам многие, хотя и не все права супругов. В частности, Марша и Бет были бы вправе совместно усыновить ребенка — в этом случае вопрос об опеке решался бы так же, как он решается для гетеросексуальных супругов. Но их партнерство не было зарегистрировано ни в одном штате, где они жили (а семья много переезжала, что, впрочем, типично для Америки).
Пара пыталась обзавестись биологическим ребенком путем искусственного оплодотворения. Эти попытки оказались неудачными, забеременеть Чапман не удалось. Тогда Брандт и Чапман обратились в агентство по международному усыновлению, которое нашло им мальчика из России. Марша Брандт никого не обманывала. Де-юре она была и остается незамужней женщиной, и усыновление ею ребенка никак не противоречит Семейному кодексу России.
Как только Егор, получивший новое имя Иан Брандт, оказался в Америке, Бет Чапман начала оформление совместной опеки. Процедура затянулась, потому что семья переехала в Нью-Йорк, и так и не была завершена. Бет исполняла функции мамы и домохозяйки, тогда как Марша была единственным работающим членом семьи. В августе 2008 года, когда они уже жили в Индиане, Брандт и Чапман решили расстаться. Но мальчику пришло время идти в школу, и они продолжали жить вместе еще около года, пока он не закончил нулевой класс.
После распада семьи Бет с Ианом уехали к ее родителям в Калифорнию. В течение последующих полутора лет Марша навещала сына и забирала его к себе. В феврале 2011-го она в очередной раз забрала, но не вернула ребенка. Более того, как единственный легальный родитель мальчика, она получила судебный ордер, ограничивающий право Бет встречаться с ним. Бет в свою очередь вчинила судебный иск о признании ее родительских прав.
Адвокаты истицы и ответчицы не договорились, и дело перешло в стадию судебных слушаний. Чапман и ее свидетелям удалось убедить суд в том, что именно она является фактической матерью ребенка.
В бумагах судебных слушаний по делу Брандт и Чапман указывается одно из условий Семейного кодекса США: человек считается родителем ребенка, “если ребенок живет в доме этого человека и он публично признает этого ребенка своим”. Это правило, согласно прежним судебным прецедентам, в полной мере распространяется на однополые браки.
В январе суд вынес решение в пользу Чапман. Брандт с этим решением не согласилась и подала апелляцию. Спор продолжается.
Эта тяжба обсуждалась юристами, занимающимися семейным правом, именно как пример сложного, запутанного дела, решение по которому хотя и не является прецедентным, но дает представление о взглядах суда на проблемы, связанные с усыновлением детей однополыми парами.
В судебном решении подробно обсуждаются претензии, выдвигаемые стороной истца (отсутствие у ответчика собственного дома, формального оформления родительских прав и другие), и отвергаются как не имеющие значения. В отношении родительских прав государство движимо стремлением к благополучию ребенка и целостности семьи — нельзя, чтобы семейные отношения, сложившиеся в результате многих лет жизни вместе, легко разрушались, говорится в судебных бумагах.
Для американского суда в этом деле были важны лишь отношения между ребенком и взрослым, “кем-то, кто демонстрировал неизменную приверженность ребенку и его благополучию” — вне зависимости от отношений этого взрослого с другим родителем.
То есть в этом сложном бракоразводном процессе единственное, к чему стремился суд, было следование интересам ребенка. Перед этим отступили все остальные соображения: доводы о несоблюдении формальностей, юридические тонкости случаев, касавшихся однополых пар — все это было отметено во имя как раз тех “наилучших интересов” ребенка, о которых так печется российский МИД: сохранить его отношения с женщиной, которая считает его сыном и которую он считает своей мамой.
Это отличается от российской практики. Пример тому — история усыновленного американкой в 2007 году российского мальчика, судьбой которого недавно озаботились российские власти.
20 февраля этого года уполномоченный российского Министерства иностранных дел по правам человека Константин Долгов заявил, что у него “вызывает серьезную тревогу” случай усыновления российского ребенка гражданкой США, которая “на момент усыновления проживала в “однополом браке” и “в российском суде сознательно скрыла данное обстоятельство, чтобы обойти Семейный кодекс Российской Федерации, в котором недвусмысленно зафиксировано, что семья — это брачный союз между мужчиной и женщиной”. Долгова, по его словам, беспокоит, что ребенок “оказался втянут в выяснение весьма сомнительных с точки зрения морали и нравственности отношений” после того, как пара распалась и начала судебную тяжбу за опеку над ним. “Считаем, что вокруг Егора сложилась неприемлемая обстановка, наносящая вред его психологическому здоровью. Убеждены, что все это идет вразрез с наилучшими интересами мальчика и требует обеспечения ему нормальных условий проживания и воспитания в полноценной семье”, — сказал российский дипломат.
Заявление Долгова стало дополнительным аргументом в пользу введенного в России запрета на усыновления сирот гражданами США. Долгов, однако, некорректно излагает суть дела.
Марша Энн Брандт, усыновившая Егора в 2007 году, не состояла в однополом браке. Она и ее подруга Бет Чапман могли бы зарегистрировать “домашнее партнерство” в Иллинойсе, где они жили с 2003 года. “Домашнее партнерство” предоставляет его участникам многие, хотя и не все права супругов. В частности, Марша и Бет были бы вправе совместно усыновить ребенка — в этом случае вопрос об опеке решался бы так же, как он решается для гетеросексуальных супругов. Но их партнерство не было зарегистрировано ни в одном штате, где они жили (а семья много переезжала, что, впрочем, типично для Америки).
Пара пыталась обзавестись биологическим ребенком путем искусственного оплодотворения. Эти попытки оказались неудачными, забеременеть Чапман не удалось. Тогда Брандт и Чапман обратились в агентство по международному усыновлению, которое нашло им мальчика из России. Марша Брандт никого не обманывала. Де-юре она была и остается незамужней женщиной, и усыновление ею ребенка никак не противоречит Семейному кодексу России.
Как только Егор, получивший новое имя Иан Брандт, оказался в Америке, Бет Чапман начала оформление совместной опеки. Процедура затянулась, потому что семья переехала в Нью-Йорк, и так и не была завершена. Бет исполняла функции мамы и домохозяйки, тогда как Марша была единственным работающим членом семьи. В августе 2008 года, когда они уже жили в Индиане, Брандт и Чапман решили расстаться. Но мальчику пришло время идти в школу, и они продолжали жить вместе еще около года, пока он не закончил нулевой класс.
После распада семьи Бет с Ианом уехали к ее родителям в Калифорнию. В течение последующих полутора лет Марша навещала сына и забирала его к себе. В феврале 2011-го она в очередной раз забрала, но не вернула ребенка. Более того, как единственный легальный родитель мальчика, она получила судебный ордер, ограничивающий право Бет встречаться с ним. Бет в свою очередь вчинила судебный иск о признании ее родительских прав.
Адвокаты истицы и ответчицы не договорились, и дело перешло в стадию судебных слушаний. Чапман и ее свидетелям удалось убедить суд в том, что именно она является фактической матерью ребенка.
В бумагах судебных слушаний по делу Брандт и Чапман указывается одно из условий Семейного кодекса США: человек считается родителем ребенка, “если ребенок живет в доме этого человека и он публично признает этого ребенка своим”. Это правило, согласно прежним судебным прецедентам, в полной мере распространяется на однополые браки.
В январе суд вынес решение в пользу Чапман. Брандт с этим решением не согласилась и подала апелляцию. Спор продолжается.
Эта тяжба обсуждалась юристами, занимающимися семейным правом, именно как пример сложного, запутанного дела, решение по которому хотя и не является прецедентным, но дает представление о взглядах суда на проблемы, связанные с усыновлением детей однополыми парами.
В судебном решении подробно обсуждаются претензии, выдвигаемые стороной истца (отсутствие у ответчика собственного дома, формального оформления родительских прав и другие), и отвергаются как не имеющие значения. В отношении родительских прав государство движимо стремлением к благополучию ребенка и целостности семьи — нельзя, чтобы семейные отношения, сложившиеся в результате многих лет жизни вместе, легко разрушались, говорится в судебных бумагах.
Для американского суда в этом деле были важны лишь отношения между ребенком и взрослым, “кем-то, кто демонстрировал неизменную приверженность ребенку и его благополучию” — вне зависимости от отношений этого взрослого с другим родителем.
То есть в этом сложном бракоразводном процессе единственное, к чему стремился суд, было следование интересам ребенка. Перед этим отступили все остальные соображения: доводы о несоблюдении формальностей, юридические тонкости случаев, касавшихся однополых пар — все это было отметено во имя как раз тех “наилучших интересов” ребенка, о которых так печется российский МИД: сохранить его отношения с женщиной, которая считает его сыном и которую он считает своей мамой.
