В Барнауле проходит политологическая конференция. Тема форума: "Россия 2013: реакция, стагнация, перспективы модернизации". Речь идет и о Сибири как о колонии России.

Организаторами этого мероприятия традиционно выступили Алтайский краевой общественный фонд социальной поддержки и гражданских инициатив, филиал фонда имени Фридриха Эберта, Алтайский филиал Российского общественно-политического центра. Участники конференции рассуждают о природе политического режима Путина, перспективах протестного движения и будущем свободных СМИ в России.

Открывший конференцию "Россия-2013: реакция, стагнация, перспективы модернизации" Владимир Рыжков отметил, что мероприятие проходит уже 20-й раз. Доклады за прошедшие годы составляют политическую историю переходного периода.

Владимир Рыжков вернулся к прогнозам 2012 года. Обещанный Юрием Коргонюком блок против партии власти не возник в Госдуме, наоборот, за год парламентские партии слились с "Единой России" и голосуют за все инициативы Кремля. Региональные выборы также не дали шансов оппозиции. Алексей Макаркин ошибся. Евгений Гонтмахер подчеркивал, что у правительства нет никакой программы – ее нет и сейчас.



Михаил Делягин был прав в прогнозе: экономика в России остановилась в росте. Прогноз Николая Петрова о децентрализации не оправдывается. Более того, министр финансов Антон Силуанов заявил, что нечего отдавать регионам. Центру не хватает 65% доходов. Более того, нужно забрать 10% подоходного налога у муниципалитетов в пользу региональных бюджетов. Идет грабеж нижнего уровня власти. Никакой тенденции децентрализации нет.

Михаил Дмитриев предрекал, что общество будет продолжать активизироваться, власть – дестабилизироваться. Но общество ослабло, а власть консолидировалась. Социолог Алексей Левинсон прогнозировал падение поддержки власти, что также не подтверждается – есть тенденция стабилизации авторитета власти.

– Ситуация в 2012 году была неопределенная, теперь ясности побольше, – подчеркнул Владимир Рыжков. – У нас в России теперь нет ни демократии, ни экономического роста.

Доктор Рудольф Трауб, представитель Фонда Эберта, проанализировал движение протестов в России, Турции и Китае. Он показал, что в протестах в Турции участвовали в основном, как и в России, горожане, а в Китае активно сельское население. В протестах участвуют не те, кто потеряли в доходах, а группы, чьи доходы увеличились. Большинство протестующих принадлежат к среднему классу. Протесты возникли, когда темп роста экономики упал ниже 3%. И возник пессимизм, будет ли рост? Участники протестов не требовали повышения своего дохода, не требовали выгод себе, они критиковали коррупцию, требовали участия в принятии решений о госинвестициях, об эффективности госструктур как условиях модернизации страны.

По мнению доктора Трауба, средний класс редко преследует единые цели. Он распадается на подгруппы, интересы людей разные. Средний слой – не единое образование, он довольно раздроблен, в нем и госслужащие, и представители частного сектора, представители свободных профессий. Источники дохода у них разные, и поэтому политика на них оказывает различное воздействие. Им трудно действовать в одном ключе. Есть мнение, что рост среднего класса способствует демократизации, оно в целом верно. Но неверно, что средний класс всегда выступает за демократию. Да, он может способствовать демократии, а может войти в блок с реакционными силами. Пример Чили: средний класс поддержал путч военных 1973 года против социалиста Сальвадора Альенде, а потом выступил против диктатуры Аугусто Пиночета.

Вывод доктора Трауба: движение за демократию должно смыкаться с другими группами и слоями. Если этого не будет, режим ослабит его и не даст добиться успеха. Без поддержки крестьян и рабочих средний класс не может преодолеть репрессивный режим. Пример Тайваня и Южной Кореи не убеждает: и там средний класс поддержали профсоюзы и рабочие. Предприниматели и элита переходят к реформам, только когда экономику парализуют забастовки рабочих и крестьян.

– Средний класс может возглавить движение за реформы. Но в одиночку у него не хватит сил, – делает вывод немецкий ученый.

Профессор Высшей школы экономики Андрей Мельвиль подчеркнул, что у него пессимистический взгляд на происходящее. Есть вектор развития к авторитаризму, идет процесс де-демократизации, закрытия политического пространства, ограничения конкуренции.

В то же время эксперты дискутируют относительно отправной точки. Были ли это режимы 90-х годов? Режим в России авторитарный. Но в любом случае мы видим, что в России не режим Туркменбаши.

Есть вопрос, почему в России дела идут не как в Польше или Сербии? С одной стороны, говорится, что демократия возникает, если есть объективные условия. Демократия не конструируется, а произрастает из структурных предпосылок.

У России достаточно высокий уровень ВВП и развития человеческого потенциала. Как у Польши и Чехии, но у них иные траектории их развития. С другой стороны, слаборазвитые Молдова и Монголия смогли преодолеть структурные ограничения и смогли выстроить устойчивые демократические институты.

– Структурные предпосылки важны, но они не предопределяют траекторию развития, – делает вывод профессор Мельвиль. – Значит, объяснение лежит где-то в другой области, в области акторов, которые создают практики. Нет готовности элит править демократически.

Ключевым фактором является конституционный и институциональный выбор. В России не случайно произошла задержка создания институтов, не было понимания пути, и учредительные выборы прошли только в 1993 году. Выбор был сделан в пользу президентско-парламентской республики со смешанной системой выборов. Эта система усиливает антидемократические тенденции. Как показывает анализ по десяткам стран, – продемонстрировал Андрей Мельвиль, – президентские и президентско-парламентские системы – "поцелуй смерти" для новых демократий, в этих условиях демократия не развивается.

Есть гипотеза, замечает Мельвиль, что автократии способны создавать эффективные управленческие институты, при которых удобно и безопасно жить: Сингапур, Катар, Оман. Но там нет конкуренции и участия в управлении. При переходе к демократии качество институтов падает. И с ее развитием возникают качественные институты управляемости.

А что же происходит в России и постсоветских странах? Россия на шкале демократии отчасти чуть лучше Казахстана. Все показатели качества институтов отрицательные, низкие. Якобы в нулевые годы в России возникало сильное государство, но это – миф.

На самом деле сила государства не может оцениваться по силе репрессии. Репрессия – замена слабых институтов. На пространстве СНГ нет автократий с сильными институтами.

Что произошло в последние годы в мире? За 20 лет зона автократии и эффективных институтов в мире опустела. Россия находится в зоне недемократии и неэффективности институтов, в ее дрейфе мы видим недраматическое снижение качества демократии и институтов, – показал Андрей Мельвиль.

Почему в посткоммунистических странах возникли автократии с плохими институтами? Возможно, это влияние фактора ренты. При достижении промежуточного уровня приватизации ранние победители лишены мотивов для продолжения реформ. Им не нужно "спускаться с холма".

Есть и фактор политической ренты. Гарантии доступа к экономической ренте в России даются только политической рентой. Потеряв ее, можно закончить свою карьеру в Лондоне или местах не столь отдаленных, – замечает профессор Андрей Мельвиль. – "Царь горы" не заинтересован в создании качественных институтов общества и развития. Они создают ему угрозу. Улучшение институтов приводит к снижению ренты.

Имитационные институты плохи с точки зрения качества, но отличны для их создателей. Плохое качество – для них достоинство. Это – ловушка. Любое улучшение угрожает лидерам. В данной ситуации реформы невозможны. Это ситуация равновесия.

– Я не мрачный пессимист, – заметил Андрей Мельвиль, – и был бы рад оказаться не прав. Что могло бы поколебать позицию "царя горы"?
Импульс для изменений может приходить "сверху" в результате раскола элит: это было в Испании и СССР. Он может появляться "сбоку" – в ходе подъема новых элит ( Чехословакия, Прибалтика). Перемены могут приходить "извне": через членство в международных организациях, под давлением глобализации, давления на активы элиты, находящиеся вне страны.

Перемены происходят и "снизу" – под давлением оппозиции (Польша). Успешные результаты достигаются только там, где нет насилия, с какой бы стороны оно бы не использовалась, – отметил профессор ВШЭ Андрей Мельвиль. – Продолжение линии "Болотной" – это только ненасильственные действия.

Для России важен опыт 60-х годов в США. Но протест не может долго носить моральный характер. Для его успеха должны выдвигаться конкретные ясные политические требования.




– Владимир Путин построил режим с доминантной партией. За последний год мне стало ясно: Путин начинает отказывается от этой схемы, – сделал вывод Владимир Рыжков. – Путин оставил "Единую Россию" Дмитрию Медведеву, а сам возглавил ОНФ.

Это не просто смена вывески, не какие-то бессмысленные игры. Предполагаю, что это попытка переформатировать режим, превратив его в корпоративистский. Это мнение первым высказал Збигнев Бжезинский, еще в 2002 году опубликовавший статью "Московский Муссолини".

В Европе 20-30-х годов было полтора десятка таких государств, где общество, подававшееся как единая нация, было разделено на профессиональные группы со своими вождями, которые выходили напрямую на лидера. К примеру, в Португалии была суперпрезидентская республика. Губернаторы назначались, цензура была введена "в интересах общей пользы", правящая партия называлась "Национальный союз". Был объявлен союз с католической церковью. Имелась мощная политическая полиция. Аналогичные политические системы были в Италии и Испании.

Что в России? Недавний съезд ОНФ занял 45 минут. Был избран центральный штаб, исполком и принят Манифест ОФН. Цель ОНФ – "рывок страны в будущее", "новая индустриализация и научно-техническое лидерство". Все то же самое было в других корпоративных государствах. Трижды упоминается "солидарность", основа – корпоративизм. Субъект управления – "единый народ". Это концепция отрицает и либеральный плюрализм, и левую классовую борьбу.

– Манифест – тоталитарный текст. Музыка Александрова звучит в нем, – иронизирует Владимир Рыжков. – Мысль "одно государство, один народ, один фюрер" разлита по всему тексту Манифеста ОНФ. Парламент ОНФ не нужен. Не случайно ОНФ объявляет себя "площадкой для выработки решений".

В Центральном штабе ОНФ представлены профсоюзники, предприниматели, активисты партии "Единая Россия" и "Родина", ректоры, самбисты, десантники, главы обществ инвалидов и слепых, врачи, учителя, деятели культуры: писатель, художник, дирижер, танцор, есть и "рабочие" "Уралвагонзавода" Холманских и Трапезников.

– Все это может быть попыткой переформатировать систему с доминантной партией, построить в России корпоративистский режим, – предположил Владимир Рыжков. – Тогда в каждой сфере жизни будут пытаться создать унифицированные мега-организации во главе со своими вождями, а их сообщество будет замещать парламент.
Будет жесткая зачистка тех, кто не захочет встроиться в эти корпорации. Это уже происходит с "неправильными" НКО.

– Надеюсь, что мой прогноз не сбудется, – завершил свой доклад Владимир Рыжков.

Правительство начало атаковать "третий сектор", наступление идет на гражданское общество. Бывший зам руководителя запрещенной Минюстом ассоциации "Голос" Григорий Мельконьянц считает, что позитивных изменений в закон об "агентах" не будет внесено.

Наоборот, будут расширены основания для внеплановых проверок некоммерческих организаций. Осенью пойдет вторая волна проверок НКО. Произойдет ослабление гражданского сектора. НКО будут пытаться собирать средства у российских граждан. Правоохранители продолжат и усилят преследование гражданских активистов и НКО. С этой машиной будет очень сложно справиться, и те НКО, которые думают, что беда их обойдет, ошибаются, – сделал вывод Григорий Мельконьянц.





– "Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая кормушка" – так может сказать Владимир Путин, – заявил правозащитник и журналист Александр Подрабинек. – Идея стабильности у нынешней власти не базируется на консенсусе с обществом, а на балансировании между силами, способными повлиять на власть.

Это нестабильная стабильность. Эта система нуждается в непрерывной ручной регулировке. Ручное управление – занятие утомительное и неэффективное. Оно настроено на одного человека. Оператора системы нельзя заметить без риска для нее. Срок полномочий оператора стремится к бесконечности. Чтобы крепче погонять, системе надо придавать все больше жесткости.

– Стратегия Путина продиктована инстинктом самосохранения, который стремится сохранить режим личной власти. Путин стремится все политические силы сделать максимально управляемыми и безопасными, – считает Александр Подрабинек. – С этим связано давление на НКО. Возрастает число запретов. Это ясный симптом наступления тоталитаризма, когда власть регулирует общественную и пытается регулировать частную жизнь, определять, какие конфессии традиционны или нет, какой секс патриотичен, а какой нет.

Чтобы противостоять этой тенденции, значительная часть общества должна стать оппозицией нарастающей тирании. Другого выхода нет. Опухоль сама собой не рассосется, – подчеркивает Александр Подрабинек. – Власть открыто практикует уголовно наказуемое ограничение прав граждан и репрессии, прибегает к полицейскому произволу и криминальным расправам.

Тем не менее, у либеральной оппозиции есть шансы оказать сопротивление политике Кремля. Рейтинги Путина падают, электорат демократов – 30-40%. Но на улицы в Москве выходили максимум 100 тысяч человек. Либеральной оппозиции следует взглянуть трезво на себя, а не обвинять общество в пассивности.

Последовательный радикальный антикоммунист Александр Подрабинек осудил сотрудничество либералов с представителями власти и союзы с коммунистами и националистами и призвал оппозицию к ребрендингу и самоочищению: "Попытки понравиться всем приводят к потере сторонников, она остается с активистами, но этих сил не хватит для перемен в стране. Это на руку властям: реставрация советских порядков идет семимильными шагами. В эту систему впишутся и коммунисты, и социалисты, и националисты".

– Если сопротивление путинскому курсу будет на нынешнем уровне, режим повысит централизацию, будет воссоздан централизованный репрессивный аппарат, – уверен публицист Александр Подрабинек. – Чуда не будет.

Так, падение цен на нефть ударит по простым людям, поднимет их на бунт ради достатка, а не свободы. Раскол элит пошатнет власть, но приведет лишь к перегруппировке политических сил. Успех реформ сверху маловероятен.
Уход Путина от власти не изменит природу его власти, возможно, он будет заменен более жестким руководителем. Плохое часто заменяется еще худшим. Для перемен нужны всенародные усилия, а не доверие секретарю ЦК или полковнику ГБ.

Единственная возможность перемен – оказывать на власть такое давление, которое превратит ее в инструмент общества. Значительная часть общества готова к переменам, дело за оппозицией.

– Никто не вредит больше общим нашим успехам, чем занявшие место "диких помещиков" "дикие неолибералы" вроде Александра Подрабинека, – возразил депутат Госдумы от партии "Справедливая Россия" Илья Пономарев. – Рабочего класса в Москве нет. На митинги выходят разные политические и социальные силы: есть либералы, их больше, но многие – социалисты, националисты. А вот в провинции, в том же Новосибирске, расстановка совсем иная.

Неправильно воспринимать существующую систему как левую или правую, в России правит популистский бонапартизм. Ему и надо противостоять. Когда "антикоммунистические фундаменталисты" говорят, что "левые или националисты" – пособники режима, они лишают нас всех вместе возможности победить правящий режим.

– 100 тысяч человек не должны выходить в Москве на площади, с лозунгами неолиберальных фундаменталистов, которые оттолкнут 140 миллионов россиян. Требуется общая идейная платформа: надо отсечь вещи, которые нас разъединяют, вроде отношения к истории, и объединиться на конструктивной основе, – заявил оппозиционный депутат Госдумы РФ Илья Пономарев.

Дискуссия второго дня конференции сосредоточилась вокруг темы модернизации.

Директор Центра изучения постиндустриального общества Владислав Иноземцев в своем докладе пришел к неутешительным выводам по отношению к объявленному при президенте Д.А. Медведеве проекту модернизации. Исследователь считает, что уже можно понять, почему он не удался.

Главная причина провала, считает известный экономист, в том, что авторы проекта не понимали идеологии модернизации. В успешных странах, таких как США, вопрос модернизации не стоит. Ведь это - рывок из общества, которое не может справиться с возникшими вызовами, в общество, которое начинает справляться с ними автоматически. То есть результат успешной модернизации - отсутствие последующих модернизаций.

– Если вы научились плавать, вам больше не нужно этому учиться, – говорит Иноземцев. – В России же было много попыток модернизации, и ни одна не была успешной. Власть никогда не была заинтересована в том, чтобы экономика развивалась сама, без этой власти. Успешная модернизация крайне опасна для авторитаризма, поэтому она несовместима с политическим режимом России. Вот и в рамках нынешней системы эта попытка не могла быть реализована.

К тому же настоящая модернизация обычно начинается от чувства безнадежности, – считает Владислав Иноземцев. – Реформы Петра I: попытка вернуться в Европу, преобразования Александра II – вытекали из упадка времен Николая I. Никогда не возникало драйва к модернизации вне контекста догоняющего развития, без понимания, что страна находится в ужасном состоянии. Модернизации всегда начинались в эпоху кризисов. Между тем, в 2008 году в России были высокие темпы роста.

Если в России модернизация началась бы в конце горбачевской эры, у нее был бы шанс. Везде модернизация стартует, когда страшно смотреть назад, когда все хотят перемен. А в России пока смотрят назад.

Модернизация – это повышение эффективности и качества, снижение издержек при улучшении качества. Российская экономика не демонстрирует снижения издержек. Бензин за годы перемен подорожал в 8 раз, газ для населения – в 11. Экономика России живет до тех пор, пока все покупается дороже. На дороги тратят все больше, а строят их меньше. И в этом смысле идея модернизации также противоречила интересам элиты.

Процесс должен опираться на волю большинства. Быть объединяющей общество идеей. В России нет такого консенсуса. Сторонники перемен в России – в меньшинстве. Петровская попытка модернизации или сталинский большой скачок не базировались на национальном консенсусе, это был не лучший путь, и, может быть, лучше таких попыток – вопреки воле большинства – не предпринимать, – подчеркивает В. Иноземцев.

В России и нет никакого вменяемого плана модернизации. Мы не можем выработать стратегию использования своих преимуществ. Все годы, пока Путин находится у власти, идет разговор о "слезании с нефтяной иглы". А доля нефтегазовых доходов бюджета увеличилась с 40 до 56%. Почему Катар и Саудовская Аравия не озабочены сырьевой ориентацией и успешно действуют? – недоумевает Владислав Иноземцев. – А в результате Катар вышибает "Газпром" с европейского рынка газа. Россия добывает меньше нефти, чем в 1989 году. А Казахстан втрое больше. России надо было опираться на нефтегазовый сектор, строить терминалы для экспорта сжиженного газа и торопиться к переходу к мировым ценам на внутреннем рынке. У России нет образа будущего страны и стратегии модернизации. А у Китая и Кореи они были.

– Сегодня модернизации в России не предвидится. Экономическая и политическая система Путина прочна, – сделал прогноз Иноземцев и подчеркнул:

– Если цены на нефть упадут – будет катастрофа, но желать ее неприлично, а пока конъюнктура для режима хорошая. Сейчас предпосылок для политической и экономической модернизации в России нет.

Она в России состоится – но когда народ поймет, что она нужна. Катастрофический опыт Венесуэлы – возможное будущее России. Когда-нибудь она одумается, пойдет по бразильскому варианту и станет успешной страной. Так и Россия. Начать модернизацию никогда не поздно. Обычно начинается экономическая модернизация, а потом за ней следуют политические реформы.

– Это наш выбор, а не Вашингтона: тратить на Олимпиаду в Сочи 10 бюджетов поддержки сельского хозяйства. У нас не руки связаны, а мозги не работают, – закончил свое выступление Владислав Иноземцев.

Сопредседатель Партии народной свободы Владимир Рыжков обратил внимание на опрос Гэллапа, проводившийся в России в марте 2013 года. Опрашивали городское население. Перемен сейчас хотело бы 40% опрошенных.

Но из них – примерно треть опрошенных хотят не модернизации, а реставрации советских порядков. Такие настроения особенно сильны в малых и средних городах, созданных вокруг одного крупного предприятия.

Данные социологов подтверждают, что в России значительной части населения, выступающей за современную модернизацию, пока нет.

Однако Владислав Иноземцев указал на один из возможных драйверов изменений в России:

– Сегодня в Сибири живет 20% населения России, чего не было никогда, 76% нефти и газа добывается в Сибири. Это 50,5% доходов бюджета России. Колония стала сильнее метрополии.

Нынешняя Россия – это несостоявшиеся "Англо-Америка" или "Порто-Браз". Очень странная конструкция, которая несет внутри себя серьезные проблемы. Такое чудо долго не живет...

– Большая автономия Сибири не является опасной для России. Распад государств в XX веке проходил по национальному признаку, – считает Владислав Иноземцев. – Сибирь может выступить инициатором серьезных перемен в России, потребовав более существенной доли средств на свое развитие и способствуя восстановлению федерализма в стране.