Самое значительное культурное событие последних дней – трехчастная телевизионная беседа Евгения Евтушенко с Соломоном Волковым. Инициатива беседы принадлежала Евтушенко, и это уже интересно. Одна из лучших, если не лучшая и бесспорная книга Волкова – его "Разговоры с Иосифом Бродским". Все знатоки и друзья Бродского в один голос признали в собеседнике Волкова подлинного Бродского. Заговорили об Эккермане, которого нашел русский Гете. И тут, конечно, не мог не возникнуть Евгений Евтушенко, по собственному его представлению делящий с Бродским место и славу лучшего поэта нашего времени. Заполучить Волкова для соответствующих разговоров означало сравняться с Бродским и в этом отношении. Ведь Соломон Волков нынче – марка, знак качества: те, кого он удостаивает беседы, сразу же повышаются в ранге.
Я начал с этой темы – Евтушенко и Бродский, потому что она самая значительная, самое интересное, о чем говорилось в трехчасовой беседе. Понятно, что этот сюжет шел последним, как и положено в тех случаях, когда надо что-то подчеркнуть и выделить. Но и первые две передачи не лишены интереса, хотя всё или почти всё сказанное там было уже известно из автобиографической книги Евтушенко "Волчий паспорт". Даже о беседе с Робертом Кеннеди в ванной комнате при включенном душе. Впрочем, я, должно быть, чего-то не запомнил из той книги, потому что признания Кеннеди, что это США выдали советским властям тайну Синявского и Даниеля, кажется, в книге не было. Мотивировка этого хода блестящая: подорвать позиции "железного Шурика" Шелепина, рвавшегося к власти и задумывавшего ресталинизацию. Какой же ты вождь, если с собственным ведомством КГБ не управляешься и зависишь от американских подсказок!
Это интересно, и было еще кое-что стоящее внимания в первых двух частях телепередачи, но тут надо сказать, что она была, как раз в этих первых двух частях, очень плохо построена, срежиссирована и смонтирована. Повис сюжет о предполагавшемся самоубийстве Евтушенко: он был дан после рассказа о чехословацких событиях, тогда как именно в эти дни Евтушенко проявил себя геройски, отправив властям несколько негодующих телеграмм и написав стихотворение "Танки идут по Праге". Суицидальные настроения овладевали Евтушенко после скандала, произведенного Хрущевым на встрече с деятелями советского искусства, то есть это относится к 1963-му, а не к 1968 году, а в телепередаче они были переставлены, и этот сюжет повис. Очень грубо, бестактно был выбран прием: бить камнем по стеклу очередного портрета очередной жены Евтушенко, когда он с ней расставался. Вообще клубнички было больше чем надо; видимо, таково требование нынешнего телевидения, когда оно имеет дело со звездами.
Но все это цветочки; ягодки и, так сказать, плоды были продемонстрированы и собраны в третьей части, когда пошла речь о Бродском и о взаимоотношениях его с Евтушенко. Евтушенко обнародовал сенсационный документ: письмо Бродского руководству нью-йоркского Квинс-колледжа с настоятельной рекомендацией не давать Евтушенко работы в этом учебном заведении, поскольку он, Евтушенко, недружественно относится к Соединенным Штатам, что и доказывалось цитацией стихотворения, написанного Евтушенко по поводу убийства его собеседника Роберта Кеннеди. Конечно, писать это письмо не стоило. Мало того, что это было нравственно сомнительно, – это было даже бесполезно, учитывая огромную популярность и влияние, приобретенные Евтушенко в Америке. Нечто по Фуше: хуже, чем преступление, – ошибка. И надо понять, почему Бродский, человек помимо прочих его достоинств исключительно умный, пошел на это.
Это сюжет, выходящий за рамки личных отношений двух знаменитостей, он сверхличен, общекультурен. Столкнулись два измерения современной культуры: подлинной, высокой – и массовой, популярной, народной, если хотите, а если хотите – эстрадной. Причем столкновение произошло в обстановке, крайне неблагоприятной для высокой культуры: она теряет позиции, она в арьергарде. Кто-то сказал, и правильно, что Бродский – культурный парадокс: великий поэт, родившийся в эпоху исчезновения поэзии. Если не исчезновения, то утраты высшего культурного статуса, стихов-то пишут не меньше, если не больше, чем когда-либо, а Евтушенко больше всех. Он плодовит, как Бальмонт. А теперь вспомните Блока: можно их поставить рядом? Так и Бродский с Евтушенко, один опровергает другого, они генетически несовместимы, их клетки отторгают друг друга. Бродский отнюдь не был лишен славы, а в отношении возданных ему почестей и превзошел Евтушенко (Нобелевская премия). Но само существование Евтушенко в качестве знаменитого поэта не могло не раздражать Бродского, он опошлял для Бродского само понятие поэтической славы. Создалась ситуация, когда гениальный поэт брался за одну скобку с поп-звездой.
Шаляпин в компании Лепса в одной артистической уборной.
Помянутый Блок однажды сказал Ахматовой, поэтессе немалой: вы пишите так, как будто стоите перед мужчиной, а нужно стоять перед Богом. Женственная, кокетливая природа Евтушенко заставляла и заставляет его флиртовать со всеми, даже с Лениным и Фиделем Кастро. "Фидель, возьми к себе меня солдатом армии свободы!" Ну как мог относиться к подобным стишкам, к такому человеку Бродский, разговаривавший с Небожителем?
Вот эта, если угодно, метафизическая досада стояла за акцией Бродского, и так это нужно понимать. Говорят: понять – значит простить. Бродский в нашем прощении не нуждается, но понять его можно.
Впрочем, достоинств Евтушенко никто не отрицает. Он – трепетная лань.
Борис Парамонов – нью-йоркский писатель и публицист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции РС
Я начал с этой темы – Евтушенко и Бродский, потому что она самая значительная, самое интересное, о чем говорилось в трехчасовой беседе. Понятно, что этот сюжет шел последним, как и положено в тех случаях, когда надо что-то подчеркнуть и выделить. Но и первые две передачи не лишены интереса, хотя всё или почти всё сказанное там было уже известно из автобиографической книги Евтушенко "Волчий паспорт". Даже о беседе с Робертом Кеннеди в ванной комнате при включенном душе. Впрочем, я, должно быть, чего-то не запомнил из той книги, потому что признания Кеннеди, что это США выдали советским властям тайну Синявского и Даниеля, кажется, в книге не было. Мотивировка этого хода блестящая: подорвать позиции "железного Шурика" Шелепина, рвавшегося к власти и задумывавшего ресталинизацию. Какой же ты вождь, если с собственным ведомством КГБ не управляешься и зависишь от американских подсказок!
Это интересно, и было еще кое-что стоящее внимания в первых двух частях телепередачи, но тут надо сказать, что она была, как раз в этих первых двух частях, очень плохо построена, срежиссирована и смонтирована. Повис сюжет о предполагавшемся самоубийстве Евтушенко: он был дан после рассказа о чехословацких событиях, тогда как именно в эти дни Евтушенко проявил себя геройски, отправив властям несколько негодующих телеграмм и написав стихотворение "Танки идут по Праге". Суицидальные настроения овладевали Евтушенко после скандала, произведенного Хрущевым на встрече с деятелями советского искусства, то есть это относится к 1963-му, а не к 1968 году, а в телепередаче они были переставлены, и этот сюжет повис. Очень грубо, бестактно был выбран прием: бить камнем по стеклу очередного портрета очередной жены Евтушенко, когда он с ней расставался. Вообще клубнички было больше чем надо; видимо, таково требование нынешнего телевидения, когда оно имеет дело со звездами.
Но все это цветочки; ягодки и, так сказать, плоды были продемонстрированы и собраны в третьей части, когда пошла речь о Бродском и о взаимоотношениях его с Евтушенко. Евтушенко обнародовал сенсационный документ: письмо Бродского руководству нью-йоркского Квинс-колледжа с настоятельной рекомендацией не давать Евтушенко работы в этом учебном заведении, поскольку он, Евтушенко, недружественно относится к Соединенным Штатам, что и доказывалось цитацией стихотворения, написанного Евтушенко по поводу убийства его собеседника Роберта Кеннеди. Конечно, писать это письмо не стоило. Мало того, что это было нравственно сомнительно, – это было даже бесполезно, учитывая огромную популярность и влияние, приобретенные Евтушенко в Америке. Нечто по Фуше: хуже, чем преступление, – ошибка. И надо понять, почему Бродский, человек помимо прочих его достоинств исключительно умный, пошел на это.
Это сюжет, выходящий за рамки личных отношений двух знаменитостей, он сверхличен, общекультурен. Столкнулись два измерения современной культуры: подлинной, высокой – и массовой, популярной, народной, если хотите, а если хотите – эстрадной. Причем столкновение произошло в обстановке, крайне неблагоприятной для высокой культуры: она теряет позиции, она в арьергарде. Кто-то сказал, и правильно, что Бродский – культурный парадокс: великий поэт, родившийся в эпоху исчезновения поэзии. Если не исчезновения, то утраты высшего культурного статуса, стихов-то пишут не меньше, если не больше, чем когда-либо, а Евтушенко больше всех. Он плодовит, как Бальмонт. А теперь вспомните Блока: можно их поставить рядом? Так и Бродский с Евтушенко, один опровергает другого, они генетически несовместимы, их клетки отторгают друг друга. Бродский отнюдь не был лишен славы, а в отношении возданных ему почестей и превзошел Евтушенко (Нобелевская премия). Но само существование Евтушенко в качестве знаменитого поэта не могло не раздражать Бродского, он опошлял для Бродского само понятие поэтической славы. Создалась ситуация, когда гениальный поэт брался за одну скобку с поп-звездой.
Шаляпин в компании Лепса в одной артистической уборной.
Помянутый Блок однажды сказал Ахматовой, поэтессе немалой: вы пишите так, как будто стоите перед мужчиной, а нужно стоять перед Богом. Женственная, кокетливая природа Евтушенко заставляла и заставляет его флиртовать со всеми, даже с Лениным и Фиделем Кастро. "Фидель, возьми к себе меня солдатом армии свободы!" Ну как мог относиться к подобным стишкам, к такому человеку Бродский, разговаривавший с Небожителем?
Вот эта, если угодно, метафизическая досада стояла за акцией Бродского, и так это нужно понимать. Говорят: понять – значит простить. Бродский в нашем прощении не нуждается, но понять его можно.
Впрочем, достоинств Евтушенко никто не отрицает. Он – трепетная лань.
Борис Парамонов – нью-йоркский писатель и публицист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции РС
