Четырнадцать минут сорок восемь секунд длится видеозапись ответа Павла Печенкина на призыв его родителей вернуться от боевиков домой. Он сидит в шапочке, одетый в хороший свитер цвета хаки, с нейлоновыми наплечниками – такие носят американские военные. Говорит он косно, суетливо, как троечник, припадая к бумажке с цитатами, на фоне полотнища с надписями из Корана.

Это мучительное зрелище, очень трудное: здесь работа лжи и психиатрии воочию управляют смыслом фундаментализма. Парень натурально говорит о том, что скоро он припадет к хрустальным и серебряным кубкам с напитками блаженства, и о том, что тротиловый огонь, ждущий его, в семьдесят раз слабей адского огня, в который он бы отправился, останься дома с родителями.

Почему это все говорится теперь, в XXI веке, на русском языке? Фундаментализм так или иначе постигает ту или иную религию, в тот или иной период ее развития. Мученичество и фундаментализм – сущности разные. Как институт мученичество имело место в тот или иной период в той или иной религии. Тертуллиан писал: "Кровь мученика – семя веры". Но в те времена и при тех обстоятельствах субъект веры жертвовал только собой: убийство иноверцев не было его целью. С изобретением живой взрывчатки и окончательным воплощением в зло, в средство легализации ненависти – исламский фундаментализм стал чудовищной проблемой.

Рассуждать о его природе не просто: зло ловко рядится в овечью шкуру мученика и героя. Важно вот что: фундаментализмы, атакующие западную цивилизацию и Россию, хоть и имеют одно зерно, но произрастают на разных почвах. В случае Запада эта почва лжи насыщена разностью между цивилизациями. Запад, благодаря своей экстенсивности, приходит в гости к исламу и получает конфликт. В этом случае его, конфликт, Запад решает с помощью повышения координации движений, становится умнее, ловчее, дипломатичней, просвещенней и несет с собой просвещение. В случае России враг многократно сложней и опасней, ибо он – внутренний. В России почва фундаментализма, напротив, насыщена опасной близостью цивилизаций.

Дичая, общество само порождает область духовного вакуума, который наполняется чем угодно, ибо зло всегда проворней добра. И тут ни о каком искусстве решения конфликта речи не идет. Вместо искусства войны, просвещения предлагается неловкая сила и обреченность духовной пустоте, питающейся коррупцией, этической бессмысленностью, всевозможными пустотными идеологическими оболочками. Внутренний рынок духовных ценностей ничтожен настолько, что практически любая глупость – от гипнотизеров до инопланетян – способна создать конкуренцию любой из трех просвещенных авраамических религий, бытующих на территории отчизны. У колдунов, дающих объявление в газетах, "прихожан" едва ли не больше, чем у церкви. Подавляющая сила (без ума) порождает область зеркального отталкивания, и конфликт превращается в соперничество двух пародирующих друг друга отражений.

Фронт этого конфликта трудно локализовать. Ибо он проходит ровнехонько по амальгаме пустоты, в которую они оба, эти одичавшие отражения, глядятся. Все это более или менее понятно. Как и то, что проблему исламского фундаментализма Россия решить не способна (Запад тоже, но не о нем речь). Эту проблему способен решить только сам ислам. И Россия может ему помочь, наверстывая путь просвещения.

Александр Иличевский – писатель, лауреат премий "Русский Букер" и "Большая книга"