Несколько лет назад я перевел стихи Тамар Радцинер (1932-1991), австрийской поэтессы, пережившей Освенцим. В них были такие строки:
Молодой человек
из муниципалитета
настаивал:
"Ну хоть какой-то
документ в Освенциме
у вас был!".
– Господи, – сказала я. – Господи.
Ирония поэтессы понятна. Но и молодой чиновник что-то чуял и был прав: нацистская карательная бюрократия при всех обстоятельствах оставалась бюрократией. Людей не жалели, но документы хранились с тщанием и на суд потомков их передали в удовлетворительном состоянии. Я вспомнил эти стихи, разговаривая с другим австрийцем, одним из руководителей общества "Черный крест". Это организация, которая опекает могилы австрийских солдат и военнопленных, погибших в разных странах во время двух последних мировых войн. О русских, похороненных в Австрии, "Черный крест" тоже заботится, и это реальная забота: поиски в архивах документов, уточнение имен, перезахоронение, все то, что принято называть "увековечиванием памяти". Австриец рассказал мне, что побывал во Львове, и что ему много чего удалось там сделать для соотечественников при содействии городских властей, и что вскоре он поедет с той же миссией в Черновцы. В разговоре я назвал ему имя "московского Сократа", мыслителя Н.Ф. Федорова, мечтавшего воскресить всех умерших "отцов". Это была не утопическая идея. Федоров предлагал вести практическую работу по осуществлению своего замысла непосредственно на кладбищах. Оказалось, что мой австрийский собеседник тоже "федоровец" и относится к мыслителю всерьез.
В ГУЛАГе система учета живых и мертвых существенно уступала нацистской. Мертвых чаще всего складывали в штабеля, а хоронили в ямах и рвах. До сих пор в России каждый год находят массовые захоронения зэков. Когда-то советские патриоты возмущались писателем-современником, назвавшем СССР "раковым корпусом". Но СССР был не только "раковым корпусом", но и гигантским запущенным кладбищем. До сих пор не все жертвы террора и второй мировой войны названы поименно, а братские и индивидуальные могилы не приведены в порядок. Пока этого не произойдет, образ России, мне кажется, будет ассоциироваться с кладбищем. Современные ученые считают, что идея Н.Ф. Федорова "собирания из атомов" и воскрешения усопших имеет самое прямое отношение к нанотехнологии. А она, кажется, на подъеме. Так что напрасно Федорова называли чудаком и фантазером. Его могила на кладбище Скорбященского монастыря тоже, увы, не сохранилась. Летом там гоняют в футбол, а зимой весело колотят клюшками по льду. Стихи Тамар Радцинер по-немецки читает ее дочь Йоанна Радцинер
ZeitZug
Молодой человек
из муниципалитета
настаивал:
"Ну хоть какой-то
документ в Освенциме
у вас был!".
– Господи, – сказала я. – Господи.
Ирония поэтессы понятна. Но и молодой чиновник что-то чуял и был прав: нацистская карательная бюрократия при всех обстоятельствах оставалась бюрократией. Людей не жалели, но документы хранились с тщанием и на суд потомков их передали в удовлетворительном состоянии. Я вспомнил эти стихи, разговаривая с другим австрийцем, одним из руководителей общества "Черный крест". Это организация, которая опекает могилы австрийских солдат и военнопленных, погибших в разных странах во время двух последних мировых войн. О русских, похороненных в Австрии, "Черный крест" тоже заботится, и это реальная забота: поиски в архивах документов, уточнение имен, перезахоронение, все то, что принято называть "увековечиванием памяти". Австриец рассказал мне, что побывал во Львове, и что ему много чего удалось там сделать для соотечественников при содействии городских властей, и что вскоре он поедет с той же миссией в Черновцы. В разговоре я назвал ему имя "московского Сократа", мыслителя Н.Ф. Федорова, мечтавшего воскресить всех умерших "отцов". Это была не утопическая идея. Федоров предлагал вести практическую работу по осуществлению своего замысла непосредственно на кладбищах. Оказалось, что мой австрийский собеседник тоже "федоровец" и относится к мыслителю всерьез.
В ГУЛАГе система учета живых и мертвых существенно уступала нацистской. Мертвых чаще всего складывали в штабеля, а хоронили в ямах и рвах. До сих пор в России каждый год находят массовые захоронения зэков. Когда-то советские патриоты возмущались писателем-современником, назвавшем СССР "раковым корпусом". Но СССР был не только "раковым корпусом", но и гигантским запущенным кладбищем. До сих пор не все жертвы террора и второй мировой войны названы поименно, а братские и индивидуальные могилы не приведены в порядок. Пока этого не произойдет, образ России, мне кажется, будет ассоциироваться с кладбищем. Современные ученые считают, что идея Н.Ф. Федорова "собирания из атомов" и воскрешения усопших имеет самое прямое отношение к нанотехнологии. А она, кажется, на подъеме. Так что напрасно Федорова называли чудаком и фантазером. Его могила на кладбище Скорбященского монастыря тоже, увы, не сохранилась. Летом там гоняют в футбол, а зимой весело колотят клюшками по льду. Стихи Тамар Радцинер по-немецки читает ее дочь Йоанна Радцинер
ZeitZug
