Ссылки для упрощенного доступа

Лера


Земная жизнь одна минута

Падения от "Да" до "Нет".

Лишь тот поймет его секрет,

Кто не раскроет парашюта.

Андрей Грязнов

Она стояла на перекрестке на Пушкинской с авоськой, наполненной всякими сладостями. Авоська, если кто не знает, это такая а-ля рыбацкая сеть в руках, но более крупной вязки, так что утаить, что там внутри, невозможно. Понятия не имею, откуда взялось это название, но в свое время на пике дефицита оно звучало очень точно: авось что-то полезное в эту сеть и попадет – для дома, для семьи. Как все люди с серьезным дефектом зрения, Новодворская казалась трогательно-нерешительной на этом перекрестке. И пронзительно-беззащитной. Я перебежала к ней поверху, игнорируя красный свет светофора, и подкралась сбоку.

Наташа, сказала Лера своим гортанным, как будто застревающим на выходе голосом, вот кстати – я тут вас помянула в книге. Я сжалась. В тот момент начала 90-х я вообще чувствовала себя газетным корабликом, который бросили в бурную реку, состоящую исключительно из порогов. И на каждом спотыкалась, потому что разобраться в сложных судьбах и взаимоотношениях диссидентов было мне не под силу. Делаешь интервью с одним, получаешь пинок от другого, не менее уважаемого и легендарного. "Лера, может, лучше не надо было меня поминать?" – жалко отреагировала я, то ли держась за нее, то ли поддерживая ее, пока мы переходили дорогу.

В этом "Лера" не было никакого амикошонства. Она так хотела, а я какое-то время привыкала так к ней обращаться. Аргумент, что Лера немногим старше меня, так что ничего удивительного в этом обращении по имени (но всегда на "вы" с обеих сторон), у меня даже не возникал. Она была старше меня на всю свою биографию: на листовки в 1969-м, на аресты, на психушку, на прочитанное ею и до сих не прочитанное мною. В 19 лет девушки обычно крутят романы и разбрасывают разве что кокетливые взгляды. А она через год после подавления "пражской весны" написала в листовке, которую разбросала в Кремлевском дворце съездов:

Спасибо, партия, тебе

За все, что сделала и делаешь,

За нашу нынешнюю ненависть

Спасибо, партия, тебе!

Спасибо, партия, тебе

За все, что предано и продано,

За опозоренную Родину

Спасибо, партия, тебе!

Спасибо, партия, тебе

За рабский полдень двоедушия,

За ложь, измену и удушие

Спасибо, партия, тебе!

Спасибо, партия, тебе

За все доносы и доносчиков,

За факелы на пражской площади

Спасибо, партия, тебе!

За рай заводов и квартир,

На преступлениях построенных,

В застенках старых и сегодняшних

Изломанный и черный мир...

Спасибо, партия, тебе

За ночи, полные отчаянья,

За наше подлое молчание

Спасибо, партия, тебе!

Спасибо, партия, тебе

За наше горькое неверие

В обломки истины потерянной

В грядущей предрассветной мгле...

Спасибо, партия, тебе

За тяжесть обретенной истины

И за боев грядущих выстрелы

Спасибо, партия, тебе!

Лера об этом не знала, но всякий раз после разговора с ней я утыкалась в книги или статьи, которые она цитировала, и сокрушалась, что я же вот это тоже читала, но почему-то не выцепила, не запомнила, прошла мимо. А что-то не читала, а как я могла это не читать?!

Я вообще не понимаю, как человек, занимающийся политикой, может быть свободным, но она так сложила свою жизнь, что если бы в России вдруг почему-то решили создать статую свободы, то она – Свобода – должна была бы обладать чертами Новодворской

Парадоксально, что я во всех деталях запомнила именно ту встречу, хотя было много других. Как Лера была одета, какие были очки, какие пирожные ели, как и что она говорила, по поводу чего шутила. Но я напрочь, совсем не помню, по поводу чего она меня упомянула в своей книге "По ту сторону отчаяния". Заметка, скорее всего, была о последней психиатрической экспертизе и последнем аресте Новодворской. Все это уже в разгар перестройки. Она написала буквально следующее: "Здесь негодование радикалов разделили даже "Московские новости" (это доброе дело зачтется Наталии Геворкян, она ведь и Сергею Кузнецову помогла)…" Как я помогла Сергею Кузнецову, тоже не помню, хотя помню, что Кузнецова, члена Демократического Союза, посадили тоже в перестройку, в 1988 году, по сфабрикованному делу.

Сейчас, когда те события и те заметки вытеснены из памяти множеством иных событий и иных заметок, я понимаю, что она прекрасно могла обойтись без этой скобки. А вчера, перечитывая ночью книгу, я вдруг подумала, что Лера таким скобочным образом вписала и меня в свою биографию и в каком-то смысле в историю. Я всегда улыбалась в ее присутствии, черт знает почему. И остро чувствовала рядом с ней собственную ограниченность.

Я вообще не понимаю, как человек, занимающийся политикой, может быть свободным, но она так сложила свою жизнь, что если бы в России вдруг почему-то решили создать статую свободы, то она – Свобода – должна была бы обладать чертами Новодворской. Конечно, она была юродивой в высоком смысле слова, который и предопределяет эту недостижимую свободу (в том числе и слова) и предполагает правду в глаза царям.

Увы, не откликнется на ее смерть Борис Ельцин, к которому она относилась, как мне кажется, страстно. От нее досталось Горбачеву (не говоря уже о его предшественниках) и Путину. Горбачев, надеюсь, еще скажет. Путин уже выразил соболезнования. Помню, в каком-то интервью Новодворскую спросили: "Правда ли, что Путин тебя терпеть не может?" Она ответила совершенно безмятежно на равных: "Я его тоже терпеть не могу".

Это неправда, что свято место пусто не бывает. Вот оно осталось. На следующий день после ее смерти как-то ничего не хотелось писать. Опубликовала в фейсбуке фотографию: кафе под окнами моего дома. Распахнутые двери. Стул почти на улице. Пустой. Обычно на нем почему-то сидят какие-то необычные, своеобразные персонажи. Фрики, ну да, такие, не сливающиеся с толпой, отдельные. Лера бы хорошо и правильно на нем смотрелась. Ела бы прекрасный торт, поправляла очки, ругала бы меня за мою жизнь за границей и любила бы Париж. А я бы улыбалась, не соглашалась, соглашалась и снова улыбалась. "Революционерка с котом!", как она однажды над собой посмеялась, о себе уже все написала. Никто не сделает это лучше, беспощаднее и талантливее, чем она сама.

И я, конечно, пишу, не о ней, а о себе, которой выпала радость знакомства. У меня нет никакого объяснения, почему после известия о смерти Леры мой фейсбук взорвался любовью и нежностью. Может быть, от того, что мало кто из известных нам людей прожил этот миг, который равен жизни, так ни разу и не раскрыв парашют.

Наталья Геворкян – журналист

Прощание с Валерией Ильиничной Новодворской - в 10 часов утра 16 июля в Сахаровском центре. Радио Свобода планирует прямую видеотрансляцию.

XS
SM
MD
LG