Ссылки для упрощенного доступа

Топтать портрет Пастернака?


Сцена из спектакля Doctor Schiwago. Радио Свобода благодарит театр Регенсбурга за любезно предоставленные снимки. Фото Йохена Кваста
Сцена из спектакля Doctor Schiwago. Радио Свобода благодарит театр Регенсбурга за любезно предоставленные снимки. Фото Йохена Кваста

Премьера русской музыкальной драмы "Доктор Живаго" в Регенсбурге сопровождалась скандалом и завершилась триумфом

В театре баварского города Регенсбург прошла мировая премьера оперы "Доктор Живаго" молодого российского композитора Антона Лубченко, художественного руководителя Приморского театра оперы и балета во Владивостоке. Спектакль, заявленный как "русская музыкальная драма", сопровождался скандалом, но завершился овациями.

Накануне премьеры конфликт Антона Лубченко (автора и дирижера в одном лице) и румынского режиссера Сильвиу Пуркарете, приглашенного театром на постановку оперы, вышел за пределы театра и попал на страницы печати. Лубченко, который должен был дирижировать двумя премьерными спектаклями и приехал в Регенсбург на генеральные репетиции, "остался крайне недоволен" тем, как поставил его оперу классик современного румынского театра Сильвиу Пуркарете. В частности, определенные режиссерские решения 29-летний Лубченко счел "оскорблением русской культуры и России" и отказался продолжать репетиции до тех пор, "пока режиссер не уберет со сцены бутылку водки в любовном дуэте и не перестанет требовать от артиста топтать ногами портрет Пастернака".

С позицией композитора (он же автор либретто) были солидарны российские средства массовой информации. Лубченко пригрозил театру тем, что, в случае невыполнения его требований, он уедет вместе с тремя русскими солистами и сорвет премьеру. Театр подчинился, вернее заставил подчиниться режиссера, который в результате не пришел на премьеру, прошедшую с небывалым в истории театра успехом.

Автор оперы Антон Лубченко в интервью Радио Свобода говорит о своих претензиях к режиссуре и о своей правде и правоте:

Российский автор поехал на Запад, поставил там оперу, в которой Пастернака топчут ногами

– Немцы видят ситуацию по-другому, они вообще, как и румынский режиссер, считают, что ничего антироссийского в их прочтении моего произведения нет. Режиссер, например, говорит, что просто "он так видит". Я же очень надеюсь, что сама пастернаковская история и, может быть, моя музыка в какой-то степени, победят. В либретто и опере есть такая сцена: два писателя разговаривают на похоронах Живаго. Звучат слова из "Охранной грамоты" и из речи Пастернака на вечере памяти Лермонтова в 1934 году. Текст дословно такой: "Для Запада жить представлялось всегда легким и обыденным, нам же, русским, легче сносить татарское иго, воевать и болеть чумой, чем жить". На этих словах по замыслу режиссера писатель должен был бросать оземь портрет, который стоял возле гроба. Режиссер решил, что это похороны не Живаго, а Пастернака. Я в общем против этого отождествления, мне это кажется достаточно банальным ходом. Но само это тем не менее можно пережить. Но бросать портрет и топтать его?! В России открывается год литературы, и запомнилась бы постановка моей оперы в регенсбургском театре только вот чем: российский автор поехал на Запад, поставил там оперу, в которой Пастернака топчут ногами. Вот только это и запомнилось бы, и только об этом стали бы говорить, понимаете?

Антон Лубченко
Антон Лубченко

Одно дело, когда это классика. Все видели классические постановки "Евгения Онегина": Ленский сидит в шубе на пеньке, умирает в березках... После этого могут быть любые авторские прочтения, которые можно принимать или не принимать… Но здесь речь идет о самом первом представлении оперы, которая никогда еще в том виде, в котором написана, поставлена не была. Мне кажется логичным сначала помочь автору высказать то, что он хочет, а потом ты, режиссер, можешь – через год например – ставить все, что ты хочешь на эту тему. Мне тоже не нравится та истерия, которая выплеснулась в СМИ, но, с другой стороны, я вынужден констатировать: если бы не шум в прессе, театр не пошел бы на компромисс, и вообще неизвестно, чем бы все это закончилось, – считает композитор.

Историю конфликта перед премьерой комментирует художественный руководитель регенсбургского театра Йенс Нойендорфф фон Енцберг:

Недавно по немецкому телевидению в фильме о России был показан фрагмент из балета "Щелкунчик" во владивостокском театре, которым Лубченко руководит. Если бы я показал такое у нас, то был бы несомненно уволен: увиденное похоже на первую постановку балета во времена Чайковского – сегодня так архаично не танцуют нигде

– Эта работа официально заказана Антону Лубченко совместно нашим и владивостокским театрами. Заранее было решено: опера будет исполняться у нас на русском языке. В ней частично звучат и оригинальные прозаические тексты Пастернака, и его стихи. Русская музыка – моя большая любовь, я страстно люблю выраженную в музыке русскую душу, русскую меланхолию. По этой причине я и начал проект с Лубченко, начал, так как хотел, чтобы у нас шла современная русская опера, на русском материале и на русском языке. Режиссер Сильвиу Пуркарете и художник Хельмут Штюрмер, оформление которого очень нравится Антону Лубченко, – единая команда, их тандем – один из самых известных в Германии и Европе. Для них характерна большая эстетизация сценических историй. Лубченко и режиссерский тандем встречались до начала работы. Композитор был в восторге, сказал, что счастлив, и рассказал мне тогда, в каком направлении все будет делаться.

В событиях, которые происходили на завершающий стадии работы, сыграли роль особенности личности и положения Лубченко. Недавно по немецкому телевидению в фильме о России был показан фрагмент из балета "Щелкунчик" во владивостокском театре, которым Лубченко руководит. Если бы я показал такое у нас, то был бы несомненно уволен: увиденное похоже на первую постановку балета во времена Чайковского – сегодня так архаично не танцуют нигде. Лубченко, вероятно, находится под сильным давлением. Он написал оперу, в то же время он – руководитель российского театра и его главный дирижер. Из этой истории я понял, что, в отличие от Германии, где мы живем в условиях демократии, в России политические факторы оказывают большое влияние на решения деятелей искусств, на их работу. Именно в этом смысле Лубченко не свободен. Он должен руководить театром, и он знает, что в этом деле он сильно зависит от расположения к нему московских властей, и знает, что он должен эту зависимость публично демонстрировать. Я сожалею, что он использовал нашу ситуацию как политический форум для набора очков перед лицом Москвы, – сообщил в интервью Радио Свобода руководитель регенсбургского театра.

Вот еще одно сетование не изменившего своего мнения о постановке и постановщике и после успешной премьеры Лубченко. Вот что композитор сообщил в переписке с корреспондентом Радио Свобода:

Возле писателей, распивающих водку на похоронах Живаго, зачем-то топчется мужик с балалайкой и медведем, танцующим вприсядку. Причем тут это? И вот так у режиссера почти все

"Если бы режиссер потрудился вникнуть в текст либретто, а также почитать первоисточник, если бы он поставил оперу так, как она написана, – вышел бы гораздо более сложный и откровенный спектакль. Я включил в либретто оперы немало размышлений Пастернака о стране, о ее режиме. Я собирал из разных пастернаковских сочинений самые дерзкие тексты. К примеру, там есть разговор двух писателей на похоронах:

– Мертво, мертво все тут, и нужно поскорей отсюда вон, куда еще не знаю, но больше не могу. Кругом львиные морды, львиные пасти тайно сглатывают за жизнью жизнь. Львиный рык мнимого бессмертия, тогда как все бессмертное у него в руках и взято на крепкую львиную цепь. Не писать нельзя, но ведь и писать правду тоже нельзя!

– Все это чувствуют, но все это терпят. Мы все живем на два профиля. Один радостный, общественный, другой – трагический, личный. В эти страшные годы, когда арестован может быть каждый, у нас трагизм под запретом. Он объявлен пессимизмом и нытьём, а ведь как это неверно! Трагичен каждый порыв, трагична пора полового созревания, но ведь в этом и есть жизнь, жизнеутверждение!

И что в итоге? В постановке этот текст теряется, публика его не замечает, так как в это время возле писателей, распивающих водку на похоронах Живаго, зачем-то топчется мужик с балалайкой и медведем, танцующим вприсядку. Причем тут это? И вот так у режиссера почти все. Все смысловые сцены проиграны, вся многогранность пастернаковской философии сведена к водке, медведям, психушке и зомби".

Борис Пастернак. Фото 1959 года
Борис Пастернак. Фото 1959 года

Премьера в целом, если судить по видеорепортажу, вызывала у публики традиционные симпатии к русской музыке, русской культуре, и уж точно у зрителей спектакля не возникло ощущения, что режиссер своей постановкой оскорбил Россию и ее культуру. Что касается надругательства над портретом Пастернака, то надо не забывать о том, как топтали великого поэта и писателя после публикации его романа за границей и после присуждения ему Нобелевской премии.

Антон Лубченко, несмотря на молодость, хорошо известен в музыкальном мире – в частности, своими смелыми проектами, так или иначе связанными с государственным участием или государственными заказами. Например, в 2010 году по инициативе "Газпрома" Лубченко создал симфонический триптих из трех увертюр-фантазий "Индустриальная трилогия". Каждая увертюра была посвящена одному из проектов "Газпрома". В альбом, наряду с "Индустриальной трилогией", в качестве пролога вошла запись Праздничной поэмы Сергея Прокофьева ''Встреча Волги с Доном'', посвященной строительству Волго-Донского канала. В сезоне 2010-2011 годов по рекомендации Валерия Гергиева Лубченко возглавил Государственный академический театр оперы и балета Республики Бурятия, став самым молодым художественным руководителем оперного театра в истории России. Автор четырех опер, пяти балетов, семи симфоний и множества других произведений в разных жанрах классической музыки.

Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG