8 марта в Испании. Принят закон о равноправии полов
Ирина Лагунина: Правительство Испании сделало в канун 8 марта подарок испанским женщинам. Принят проект так называемого Закона о равноправии полов, который ставит целью преодолеть ситуацию, во многом унаследованную от тоталитарного режима умершего 30 лет назад генерала Франко. Рассказывает наш мадридский корреспондент Виктор Черецкий.
Виктор Черецкий: Идеологи франкизма делали ставку на сохранение в стране средневековой морали. А посему женщинам предписывалось сидеть дома, готовить обед, воспитывать детей и посещать церковь - чем чаще, тем лучше. Работать по найму замужним дамам запрещалось. Многие сферы общественной деятельности для них были полностью закрыты. Высшее образование получали единицы. Женщинам из состоятельных фамилий учиться было делом зазорным: поступление в университет считалось верхом эмансипации.
Рассказывает ветеран женского движения Аделина Роспиде:
Аделина Роспиде: Замужняя женщина, к примеру, не имела никаких прав. Она не могла даже распоряжаться имуществом, которое получала от родителей. Ее полным господином был муж. Женщина не имела права получить заграничный паспорт без согласия мужа, работать по найму и даже иметь свой собственный счет в банке. Женщина, работающая в торговле, не могла подписывать финансовые документы, даже если магазин перешел ей по наследству. Уделом женщины был дом и церковь.
Виктор Черецкий: Юридическое неравенство было уничтожено после смерти диктатора и краха его режима. Однако преодолеть наследие прошлого в реальной жизни оказалось не просто. В сознании многих испанцев-мужчин отношение к женщине как к зависимому и не равному им существу по-прежнему доминирует. Это проявляется и в семье, и на работе. Среди женщин, к примеру, выше процент безработицы, а зарплата, как правило, на 20-30 процентов ниже, чем у мужчин.
Мария Тереса Фернандес де ла Вега, первый заместитель председателя правительства Испании:
Мария Тереса Фернандес де ла Вега: Изменить наши вековые, патриархальные традиции трудно. Для этого должны приложить немало усилий все, кто в этом заинтересован, в первую очередь, власти. К делу надо подключить и нашу систему воспитания, и средства информации. Изменения должны коснуться трудовых отношений, науки и так далее. Всем этим и намерено заняться правительство. Но, в первую очередь, оно должно изучить, чем и как можно помочь нашим женщинам.
Виктор Черецкий: Находящееся ныне у власти правительство соцпартии под давлением влиятельных феминистских организаций поставило своей целью искоренить неравенство. Социалисты начали со своих рядов. В партийном руководстве – половина постов у женщин, аналогичная картина – в кабинете министров. В министерствах и ведомствах среди руководителей среднего звена также много женщин.
Впрочем, испанские женщины проявляют себя буквально во всех сферах жизни – и в политике, и в общественной жизни, и в экономике, и, разумеется, в искусстве. Самой влиятельной женщиной-политиком считается первый зампред правительства – Мария Тереса Фернандес де ла Вега, которая только что объясняла, какие изменения стоит провести в испанском обществе. В среде политической оппозиции самую заметную роль играет глава мадридского автономного сообщества Эсперанса Агирре, бывшая министр культуры. Ее даже называют за твердый характер, по аналогии с Маргарет Тэтчер, «испанской железной леди». Ну а среди общественных деятельниц наибольшей популярностью пользуется Пилар Манхон, председатель ассоциации жертв теракта, устроенного исламскими экстремистами 11 марта 2004 года в мадридских электричках. Именно усилиями этой женщины, потерявшей во время трагедии сына-студента, в Испании были предотвращены проявления ксенофобии по отношению к мусульманам. Пилар Манхон:
Пилар Манхон: Мы не должны испытывать чувство ненависти. У нас итак достаточно горя, для ненависти нет места и сил. Мы никогда не пытались никому отомстить, не требовали закрыть мечети или чего-то в этом роде. У нас в обществе нет проявления ксенофобии. Правда, порой кого-то может охватить отчаяние, вполне оправданный гнев. Ведь многие из нас ежедневно спрашивают себя, за что нам выпало такое горе.
Виктор Черецкий: Помимо политики и общественной деятельности многие испанки проявляют себя в бизнесе. Бизнес-леди номер один в Испании считается Эстер Коплович, дочь иммигранта из Польши, которая обладает огромным состоянием и работает в сфере финансов и строительства.
Проявляют себя испанки и в некоторых областях, которые традиционно считаются «неженскими». К примеру, в испанской армии женщины уже составляют 14% личного состава - это самый высокий процент в Евросоюзе. Недавно принят закон, открывающий широкий доступ женщинам в жандармерию и полицию.
Мария Тереса Фернандес де ла Вега: Полное равноправие женщин должно быть установлено на работе, дома, в общественной и личной жизни. С этой целью принимаются 53 конкретных мер. Речь идет также о защите достоинства женщины.
Виктор Черецкий: Что касается 8 марта, то в этот день испанским женщинам цветы и конфеты не дарят, с праздником не поздравляют. Это не праздник, а день борьбы за женское равноправие. Так что публикация проекта нового закона о равноправии в эти дни была вполне уместной.
По этому проекту отныне на выборах любого уровня партии обязаны включать в списки кандидатов половину женщин. Закон поощряет частные предприятия, берущие на работу женщин и включающие их в административные советы, а также наказывает предпринимателей за сексуальные домогательства или увольнения беременных.
Альмудена Фонтеча, секретарь Всеобщего союза трудящихся, одного из ведущих профсоюзов страны:
Альмудена Фонтеча: Мы удовлетворены тем, что правительство отозвалось на требования профсоюзных и общественных организаций. Проект закона нас вполне устраивает. Он гарантирует воплощение в жизнь принципа равенства.
Виктор Черецкий: Если трудовую деятельность женщин, особенно в государственных учреждениях, власти могут взять под контроль, приняв соответствующие нормативы, то в частном секторе и в быту бороться с неравенством женщин правительству значительно труднее.
Альмудена Фонтеча: Женщинам в силу того, что они женщины, приходится взваливать на себя все заботы по дому и это, как известно, отражается на их профессиональной деятельности. Предприниматели берут их на работу с меньшей охотой и на худших условиях, мотивируя это тем, что женщинам приходится разрываться между работой и домом, и отдачи от них меньше.
Виктор Черецкий: В попытке решить эту проблему власти включили в новый Закон о равенстве положение, обязывающее мужчин брать отпуска по уходу за детьми, так чтобы они могли хоть частично делить с женами семейные заботы. В частности, отныне отпуск в виду рождения ребенка положен не только женщине – 8 дней может взять и отец новорожденного.
Трудной и нерешенной остается проблема насилия в семьях, то есть избиения женщин их мужьями. В прошлом году по этому поводу было подано около 60 тысяч заявлений в полицию. Судья Монтсеррат Комас, руководитель Центра борьбы с насилием в семьях:
Монтсеррат Комас: Всем, кому известны случаи избиения женщин, должны сообщать о них, чтобы помочь им сохранить свою свободу, а порой и свою жизнь. Женщины, подвергаемые насилию, не должны терпеть эти издевательства. Они должны обращаться в компетентные органы, чтобы государство могло защитить их.
Виктор Черецкий: В последние годы власти ужесточили наказания за избиения на бытовой почве. Увеличены тюремные сроки и штрафы. Монтсеррат Комас:
Монтсеррат Комас: Преступлением по новому законодательству считаются даже угрозы в адрес женщин, когда они исходят от мужа или сожителя. Угрозы наказуемы шестью месяцами тюрьмы. Речь идет о том, чтобы искоренить дискриминацию, а посему усиление мер борьбы со злом вполне оправдано, учитывая, что, к примеру, угрозы звучат в адрес женщин, которые не в состоянии им противостоять.
Виктор Черецкий: Кроме того, по решению суда на драчливых мужчин, норовящих навестить и избить свою бывшую подругу, надевают специальные электронные браслеты. Так что, если обладатель подобного браслета приближается к своей жертве, имеющей специальный микро-радар, полиция немедленно получает сигнал об опасности. Если и браслет не помогает, то нарушителя судебного постановления ждет тюрьма. Монтсеррат Комас:
Монтсеррат Комас: Невыполнение постановления является само по себе преступлением, однако, ранее на это закрывали глаза. Теперь за содеянное придется отвечать, учитывая, что, в общем, речь идет о тяжких преступлениях, связанных с нарушением конституционных прав женщин – права на жизнь, на свободу, на физическую неприкосновенность и так далее. Так что теперь наказание соответствуют тяжести проступка.
Виктор Черецкий: Впрочем, у испанских женщин есть и проблема, решить которую практически невозможно даже с помощью государства и полиции. Речь идет о повальном увлечении испанских мужчин в последние годы женщинами-иностранками - иммигрантками из Латинской Америки и Восточной Европы. Сердца испанцев – и молодых и пожилых - не выдерживают натиска мулаток и блондинок, у которых, к тому же, и характер оказывается более покладистым. Рассказывает мадридский пенсионер Хуан Антонио Миранда, женившийся несколько лет назад на сибирячке Галине:
Хуан Антонио Миранда: Я с русской женой очень счастлив, а с испанкой никогда счастья не испытывал. У каждого, разумеется, жизнь складывается по-разному – у меня с Мари-Кармен жизнь не сложилась, хотя у нас с ней двое детей. Но на старости лет проведение мне послало Галину. Русские женщины совсем иные. Я знаю нескольких. Они добры, отзывчивы, обладают спокойным характером, очаровательны.
Виктор Черецкий: И все же чем испанцев не устраивают свои соотечественницы?
Говорят, что за годы борьбы за свои права, против унижения и побоев, у большинства испанок выработался особый характер, который теперь передается, чуть ли не по наследству. Свободу и независимое положение в семье они ценят больше всего. Между тем, увлечение испанцев иностранками в некоторых районах страны приобрело масштабы трагедии. Так, жительницы одного из поселков провинции Альмерия, на юго-востоке Испании, недавно взбунтовались и потребовали от мэра и центрального правительства принятия конкретных мер против россиянок. Они приезжают в поселок на сельскохозяйственные работы и за сезон успевают овладеть сердцами местных парней и даже отбить мужей у испанских жен. Про поселок в Испании ходят байки. Одна из них гласит, что местных священник, когда женит молодые пары, вместо традиционного «жить вам вместе, пока смерть вас разлучит» - говорит «пока русская вас не разлучит»...
Ну а испанские женщины? Как они отвечают на вызов судьбы? В последнее время здесь появилась мода «экспортировать» спутников жизни с Кубы. Десятки тысяч испанок отправляются ежегодно с этой целью на Остров Свободы. Найти жениха там довольно просто, причем, женщинам любого возраста. Молодых кубинцев возраст испанских невест не смущает. Так что, когда 70-летняя популярная актриса Маруха Диас привезла себе 20-летнего Диньо, никто не удивился, так же как и сватовству 80-летней кинозвезды Сары Монтьель с ее 35-летним кубинским поклонником Антонио Эрнандесом. Любви, как известно, все возрасты покорны!
Европейский суд и этика рождения человека
Ирина Лагунина: Уникальное дело слушалось во вторник в Европейском суде по правам человека. Подданная Великобритании Натали Эванс обратилась в Европейский суд по правам человека с просьбой разрешить использование замороженных пять лет назад эмбрионов, созданных с помощью ее собственных яйцеклеток, вопреки запрету ее бывшего партнера, чья сперма была использована в создании этих эмбрионов. Рассказывает наш корреспондент в Лондоне Наталья Голицына.
Наталья Голицына: В 2001 году жительница английского городка Троубридж 34-летняя Натали Эванс подверглась онкологической операции, в процессе которой у нее были удалены яичники. Перед операцией с помощью ее яйцеклеток и спермы ее тогдашнего партнера Хауэрда Джонсона были созданы и заморожены шесть эмбрионов. Британский закон разрешает использовать их для искусственного рождения ребенка в случае, если его потенциальные родители не способны иметь детей естественным путем. Партнеры вскоре разошлись, и Хауэрд Джонсон категорически воспротивился размораживанию эмбрионов и рождению ребенка, объясняя это тем, что не намерен «взваливать на себя финансовое и эмоциональное бремя отцовства». По закону, в случае дальнейшего развития эмбриона и рождения ребенка, ему пришлось бы нести за него юридическую ответственность. Натали Эванс обратилась с иском в лондонский высокий суд - с тем, чтобы получить разрешение использовать эмбрионы для рождения ребенка вопреки запрету бывшего партнера, но суд отказал ей в этом. Она обжаловала этот вердикт в Апелляционном суде, но там ее иск не был удовлетворен, а в рассмотрении ее дела в палате лордов, которая выполняет в Британии функции Верховного суда, ей было отказано. Лишь после этого она обратилась в Европейский суд по правам человека, настаивая на том, что на родине было нарушено ее право на создание семьи, гарантированное Европейской конвенцией по правам человека. Свой иск Натали Эванс сопроводила логическим умозаключением: если бы она была беременна, тогда для рождения ребенка разрешения Джонсона бы не потребовалось. Тем не менее, семь судей Европейского суда, выразив сочувствие Натали Эванс, большинством голосов (пять к двум) отклонили ее иск. Согласно их вердикту, восьмая статья Европейской конвенции по правам человека, согласно которой Натали Эванс имеет право на семью и детей, не была нарушена британскими судами. Одновременно судьи пришли к выводу, что законсервированные в 2001 году эмбрионы не обладают правом на жизнь, указав при этом на необходимость усовершенствования британского закона об искусственном оплодотворении. Положение Натали Эванс осложняется еще и тем, что британский закон разрешает хранить замороженные эмбрионы не более пяти лет, и в октябре 2006 года эмбрионы Эванс и Джонсона будут уничтожены.
Ирина Лагунина: Рассказывала наш корреспондент в Лондоне Наталья Голицына. Сейчас Натали Эванс намерена обжаловать решение Европейского суда по правам человека в последней доступной европейцам инстанции.
Натали Эванс: Я, как и раньше, буду делать все возможное, чтобы мне разрешили попытаться родить собственного ребенка, используя мои эмбрионы. Мне сказали, что я должна обратиться в Верховную Палату Европейского суда, чтобы там тоже рассмотрели мое дело. И я собираюсь сделать это.
Ирина Лагунина: Натали Эванс. Могло ли быть другое решение Европейского суда. Мы беседуем с директором неправительственной британской организации КОРЭ – Комментарий к репродуктивной этике – Жозефиной Кинтавалле.
Жозефина Кинтавалле: Мы ожидали, что решение будет именно таким. Традиционно Европейский Суд поддерживает местное национальное законодательство. А ведь это – не открытый вопрос, это – вопрос, описанный в нашем законе об Искусственном оплодотворении и эмбриологии. Более того, во многих европейских странах, где есть подобное законодательство, подходы к проблеме использования эмбрионов различны. В Италии, например, замораживать эмбрионы вообще запрещено, если только речь не идет о жизни и смерти. Итальянским эмбрионам даны права, равные правам человека. Их нельзя уничтожить просто по желанию пары. Так что если бы Европейский суд не поддержал британское законодательство, то он вступил бы на очень зыбкую почву. Именно поэтому решение этой дилеммы должно прийти от нас самих, от нашего британского закона, а не из Европейского суда.
Ирина Лагунина: А как можно в принципе решить эту моральную проблему?
Жозефина Кинтавалле: Есть два варианта. Один из партнеров может изменить свое решение. В данном случае ведь мужчина изначально пошел на создание эмбриона, но потом изменил свое решение. Так может, он изменит его еще раз? Второе решение состоит в том, что надо изменить законодательство. Это не поможет Эванс, но поможет другим в будущем. Можно, например, записать в законодательстве, что если уж эмбрион создан, то менять решение нельзя.
Ирина Лагунина: Собственно, на это первое решение и надеется сейчас больше всего Натали Эванс.
Натали Эванс: Я по-прежнему не хотела бы решать этот спор через суды. Говард, может быть, думает, что сейчас уже слишком поздно менять решение. Нет, не поздно. Говард, пожалуйста, подумай об этом.
Ирина Лагунина: Жозефина Кинтавалле, британская группа КОРЭ, вы сказали, что надо изменить законодательство в этой области. Мы в этой сложной ситуации увидели один изъян в законе. Действительно, сложно не испытывать сочувствия к Натали Эванс. Я вновь приведу ее слова после заседания суда в Страссбурге:
Натали Эванс: Я думаю, он не прав. Знаете, я говорила об этом и раньше. Я просто хотела бы, чтобы он оценил, просто подумал бы обо всех последствиях. Я знаю, он думает о последствиях для себя. Но ведь есть последствия и для меня. Он может иметь ребенка, который будет генетически его. А я не могу.
Ирина Лагунина: Жозефина, так что надо менять в законе?
Жозефина Кинтавалле: Этот закон становится сложным всякий раз, когда ситуация выходит за границы обычной. Например, что если одинокая женщина создаст эмбрион, используя сперму донора. Должен ли донор обладать теми же правами, как бывший партнер Натали Эванс. Сейчас донор никакими правами не обладает. Но тогда почему такая разница в правах? Этот закон очень запутанный. Мы пытаемся сейчас внести в него изменения, чтобы он был несколько более логичным.
Ирина Лагунина: Одно из возможный решений, как считает Жозефина Кинтавалле и ее организация, это вообще не создавать эмбрионы в тех случаях, когда женщине грозит операция по удалению раковой опухоли, как та, через которую прошла Натали Эванс. В таких случаях, когда речь идет о будущей способности женщины вообще иметь детей в принципе, лучше сохранять яйцеклетки, а не эмбрионы. Однако и здесь возникает проблема. Доктор Дикинсон Коуван – один из ведущих британских специалистов в области искусственного оплодотворения, создавший первую клинику еще в начале 1980 годов.
Дикинсон Коуван: Допустим, одинокая девушка вынуждена сделать операцию по удалению яичников или лечится от рака, и хотела бы сохранить яйцеклетки или ткань для будущего? Естественно, это было бы намного легче. Но, к сожалению, пока все попытки были исключительно неудачными. О них пишут в газетах так, как будто это – ежедневная практика. Но это не так. За последнюю четверть века число женщин, забеременевших таким образом, можно пересчитать на пальцах.
Ирина Лагунина: Итак, на данный момент эмбрионы – самый надежный путь обеспечить женщине возможность беременности в будущем, что бы с ней ни произошло. И вероятно, пока придется все-таки решать проблемы этического характера, связанные именно с этой технологией воспроизводства человека. Недавно группа итальянских женщин выступила с акцией протеста против практики Великобритании. 3 тысячи итальянских женщин – усыновили или удочерили (трудно здесь подобрать слово) – усыновили британские эмбрионы, чтобы спасти их от уничтожения. В самой Италии, рассказывает Жозефина Кинтавалле, усыновление эмбриона возможно только с согласия его, скажем так, родителей. Но когда был принят этот закон, выяснилось, что зачастую клиники давно уже потеряли связь с парой, которая произвела эмбрион. И Италия – не исключение.
Жозефина Кинтавалле: Сказав все это, я должна добавить, что по всей Европе и по всему миру скопились миллионы замороженных эмбрионов, у которых просто нет будущего, нет судьбы.
Ирина Лагунина: Жозефина Кинтавалле, директор британской организация КОРЭ, которая занимается этическими вопросами искусственного воспроизводства людей.
Международное право в эпоху борьбы с террором.
Ирина Лагунина: В какой мере международное право, международные соглашения и решения международных организаций являются обязательными к исполнению? Пользуются ли международные обязательства страны приоритетом по отношению к национальному законодательству? И что делать, если международные и национальные законы вступают в противоречие? Эти вопросы в последнее время активно обсуждаются американскими правоведами и политологами. Недавно одна из таких дискуссий состоялась в Американском институте предпринимательства. Рассказывает Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: Споры о правовом статусе международных органов идут в США не первый день. Они связаны с общей неудовлетворенностью деятельностью Организации Объединенных Наций и ее специализированных учреждений, таких как Комиссия по правам человека. США вносят львиную долю в бюджет ООН, но сплошь и рядом не могут обеспечить принятие необходимых им решений. Американская юридическая доктрина никогда не признавала приоритет международного права - бесспорным приоритетом в этой стране пользуется Конституция. Любой международный договор будет признан недействительным, если Верховный Суд вынесет решение о его неконституционности. Многие международные конвенции США подписали с оговорками и ссылками на национальное законодательство. Но особенно остро вопрос взаимоотношения международного и национального права встал в связи с глобальной войной с террором. Ни международная, ни американская системы правосудия оказались к ней не готовы. Американские должностные лица заговорили о "войне нового типа", к которой неприменимы Женевские конвенции о законах и обычаях войны и, в частности, об обращении с военнопленными. Американские органы правосудия не могут добиться от европейских стран экстрадиции подозреваемых в терроризме, потому что в Америке им может быть вынесен смертный приговор, а в Европе смертная казнь повсеместно отменена. Наконец, Америка не признает юрисдикцию Международного уголовного суда, потому что считает, что он не гарантирует обвиняемому его права в том же объеме, в каком они гарантированы американскому гражданину Конституцией США.
Однако война с террором затягивается. Не исключено, что она продлится еще не один десяток лет. Ни мировое сообщество, ни американское правосудие не могут так долго оставаться в правовом вакууме, в "серой зоне" международного права.
Обо всем этом шла речь на недавней конференции, организованной одним из вашингтонских "мозговых центров" - Американским институтом предпринимательства. Один из ее участников, военный юрист, адмирал в отставке Джон Хатсон, говорил о том, что войне с террором необходима полная юридическая ясность.
Джон Хатсон: Поражение в войне с террором станет для нас катастрофой. Надеюсь, все мы согласны с тем, что войну с террором необходимо выиграть, что надо сделать все возможное, чтобы выиграть ее. Но возникает вопрос: а что это значит - "выиграть войну с террором"? Если в стремлении к военной победе мы потеряем свою душу, мы, в конечном счете, проиграем войну. Мы решили, что террор для нас больше не уголовное преступление, что мы будем с ним воевать. Полагаю, это правильный выбор. Мы, возможно, должны были принять это решение, но, как часто случается, мы не продумали его по-настоящему, не учли все последствия.
Владимир Абаринов: Джон Хатсон подходит к войне одновременно и с практической стороны, как профессионал, и с философской.
Джон Хатсон: Существует одно непреложное правило в международных отношениях. Всего одно. Это единственное правило, на которое всегда можно положиться, заключается в том, что государства всегда делают то, что отвечает их собственным интересам. Они могут ошибаться. Они могут заблуждаться. Они могут проявлять недальновидность. Но они всегда делают то, что им, как они считают, выгодно. Мы верим, что нашим интересам отвечает этот эпохальный сдвиг от квалификации теракта как уголовного преступления к квалификации его как акта войны. Думаю, это правильно, но этот сдвиг влечет за собой некоторые последствия, с которыми мы теперь должны иметь дело. Одно из них состоит в том, что война означает полный крах международных отношений. Второе - война всегда может выйти из-под контроля, поэтому, чтобы воевать, нужны предсказуемость и надежность. А третье - это ошибка, которую снова и снова совершают американцы. Война сама по себе - не решение проблем. Война лишь позволяет выиграть время и пространство, необходимые для действительного решения проблем - экономических, социальных, культурных, религиозных - любых реальных проблем. Но если мы считаем победу в войне своей конечной целью, а теперь это война идеологий, мы будем воевать снова и снова. Мы никогда не выиграем войну с террором. Мы должны понять, почему они ненавидят нас.
Владимир Абаринов: По мнению адмирала Хатсона, никакого исключительного правового режима война с террором отнюдь не требует.
Джон Хатсон: Еще одно свойство войны состоит в том, что это - прелюдия мира. Мы должны держать свой порох сухим, потому что мир - это прелюдия войны. Платон сказал, что война бывает последней только для погибших. Еще одна наша ошибка - это наше убеждение в том, что эта война последняя, что она положит конец всем войнам, а потому мы будем воевать до победного конца. Но многие военные - старшие офицеры, отставники - заглядывают за горизонт и понимают, что эта война не закончится в 2008 году. Нам необходимо сохранить коалицию, потому что это - единственный способ воевать в будущем. И еще одно: эта война - совсем не самая страшная из всех, в каких мы участвовали. Она, наверно, на седьмом или восьмом месте. Война за независимость, война 1812 года, Гражданская война, Первая мировая, Вторая мировая, Корейская, Вьетнамская... А теперь вот эта. Просто эта война - наша, первая в 21-м веке. Но мы не должны потерять на ней свою душу, потому что нам надо жить и воевать снова. Соединенным Штатам принадлежит уникальная роль лидера. Мы считаем себя лидером мирового сообщества, хотим, чтобы другие народы шли за нами. Но, принимая на себя эту ответственность, мы отвечаем и за то, чтобы вести их в верном направлении. Не надо придумывать новые международные законы. Не надо придумывать новые национальные правила. У нас сколько угодно законов, имеющих отношение к войне с террором. Что нам действительно требуется - это смелость применять эти уже существующие законы. Начиная со Второй мировой войны у нас была военная доктрина. Со Второй мировой и по сегодняшний день военные знали правила. Мир знал, каковы, по мнению Соединенных Штатов, эти правила. Сегодня ситуация изменилась. Нам теперь будет все труднее собирать коалицию для участия в войнах, а воевать нам еще обязательно придется. Численность вооруженных сил США составляет сейчас 1 миллион 600 тысяч человек. В Сухопутных силах полмиллиона солдат. Это столько же, сколько воевало во Вьетнаме. Мы не сможем больше воевать без коалиции, а коалиция требует предсказуемости и надежности. Мы в состоянии решить эту проблему. Труба зовет нас. Конгресс и администрация должны понять, что просто посадить в клетку 500 человек на Гуантанамо или где-то еще - это еще не значит выиграть войну с террором.
Владимир Абаринов: Хатсону энергично возражал другой выступавший - бывший федеральный прокурор Эндрю Маккарти, который расследовал взрыв Всемирного торгового центра в Нью-Йорке в 1993 году.
Эндрю Маккарти: Я категорически не согласен с утверждением адмирала Хатсона о том, что мы можем утратить нашу душу, а также, что должностные преступления в военных условиях, а они случаются на любой войне, вырастают до масштабов национальной проблемы и свидетельствуют о том, что мы как народ теряем свое самосознание и свои идеалы. Я не согласен и с тем, что война - всего лишь средство выиграть время и территорию, а тем временем искать политическое решение. Полагаю, довольно часто, и пожалуй, в большинстве случаев цель войны была совершенно ясна в момент ее начала, и с сознанием этой цели войны и велись. Возможно, многие проблемы, возникшие в ходе нашей войны с террором, объясняются на самом деле отклонением от четкой цели, которую мы видели перед собой после терактов 11 сентября. Думаю, цель войны с террором - искоренение воинствующего ислама до той степени, когда он утратит способность применять силу. Я не представляю себе иного варианта окончания войны или решения проблем, которые привели к ней. С моей точки зрения, это и есть определение победы.
Владимир Абаринов: Эндрю Маккарти занимает на редкость жесткую позицию по отношению к международному праву.
Эндрю Маккарти: Не думаю, что мы должны чересчур изводить себя вопросом, за что они нас ненавидят. Я не вижу, как ответ на этот вопрос способен кардинально изменить нас. Не думаю, что, если я пойму, почему экстремисты джихада совершают теракты против тысяч ни в чем не повинных мирных людей, я буду иначе к ним относиться. Проблема с международным правом и законами войны состоит в том, что они исходят из диаметрально противоположных представлений о природе права, природе войны и даже из разного представления о мире. Думаю, законы войны принадлежат к нашим базовым цивилизационным ориентирам, которые сейчас приходится приспосабливать к грубой реальности, в том числе к осознанию того факта, что мир - опасное место, что есть зло хуже войны и что, хотя мы никогда не хотели войны, нам приходится воевать, потому что есть причины, по которым мы должны выигрывать войны. Современное международное право, напротив, исходит из представления, которое я считаю фикцией, что мир - это единый политический организм. Что якобы у того, что называется международным сообществом, один на всех набор гуманитарных норм. Оно гальванизирует теорию о том, что, хотя человеческим существам мало свойственно самосовершенствование, существует инструмент, с помощью которого человека можно усовершенствовать, и инструмент этот - международное право. И что оно может не только создать идеального человека, но и идеально защитить его. Тогда как на самом деле мир - это зачастую джунгли, и живущим в нем необходимы средства для победы реального добра над реальным злом. По-моему, международное право, во всяком случае, в его современном понимании, требует отказа от малейшего сомнения. Оно исходит из того, что прекрасные законы способны справиться с угрозами в условиях, когда власть закона не установлена, когда нет единого государства, обладающего монополией на применение силы, и когда нет и вряд ли когда-нибудь будет консенсуса по вопросу о том, какие основания для применения силы следует считать законными или какие методы войны законны. Мы живем в эпоху расшатавшихся основ, но я считаю, что современное международное право вообще не ставит целью обеспечить безопасность государств. Скорее уж оно стремится заменить государства тем, что некоторые исследователи называют "постнациональный порядок". Это порядок, при котором суверенные прерогативы на самооборону и самоопределение зависят от капризов транснациональных бюрократов и наднациональных трибуналов. Только при таком порядке становится возможным, что стена безопасности, возведенная Израилем и сократившая число терактов на 90 процентов, рассматривается как нарушение закона. Интересно, что когда ООН выносила это решение, всякий, кто попадал в пробку на Ист-сайде Манхэттена, видел, что как раз в это время ООН строила стену безопасности вокруг собственной штаб-квартиры. Я считаю, только при таком порядке возможен ответ на терроризм, который не только не обеспечивает защиту мирному населению, но защищает права террористов.
Владимир Абаринов: После этого выступления слово взял Мортон Халперин - выдающийся американский эксперт в области международного права, много лет проработавший в различных федеральных ведомствах, в том числе в государственном департаменте.
Мортон Халперин: Если террористы и мятежники вне закона, возникает, как мне кажется, фундаментальный вопрос: а кто решает, кого считать террористом и мятежником? Я уверен, что наше государство основано людьми, которые понимали, что самое опасное, что можно сделать - это дать тем, кто находится у власти, право навешивать на других ярлыки террориста, мятежника, агента иностранного государства и бросать их в тюрьму, не утруждая себя соблюдением законности, потому что, якобы, с террористами и мятежниками должно обращаться иначе, нежели с обычными гражданами. В конечном счете нам нужны надлежащая судебная процедура, власть закона и правила определения, кто террорист, кто мятежник и кто находится в состоянии войны с Соединенными Штатами. Если мы не в состоянии соблюдать законность, я считаю, мы подвергаем себя опасности. На протяжении нашей истории у нас были правительства, разоблачавшие врагов и иностранные заговоры, и я не думаю, что мы должны доверять президенту или генеральному прокурору решения о том, кто враг. Даже если мы знаем, что кто-то - наш враг, я считаю ложной дилеммой выбор между национальной безопасностью и гражданскими свободами. Я много лет работал с ФБР и ЦРУ над законами о разведке, о тайной слежке, об использовании секретных материалов в уголовном судопроизводстве. И в каждом случае мы получали закон, который пользовался поддержкой как разведсообщества, так и правозащитников, потому что мы исходили из правильной предпосылки, а именно - мы находили возможность сохранить в неприкосновенности наши фундаментальные конституционные принципы и в то же время предоставить правительству полномочия, необходимые для интересов национальной безопасности. Если мы подходили к обоим аспектам всерьез и всерьез прилагали силы к поиску решения, мы сохраняли и то, и другое. На мой взгляд, объявить мир опасным местом - это слишком просто - и опасно. Ядерное оружие было во много раз опаснее террористов, однако мы смогли защитить свои гражданские свободы. Я уверен, что мы сможем делать это и впредь, если только подойдем к обеим задачам серьезно. Если мы этого не сделаем, если мы попросту скажем, что только национальная безопасность имеет значение, у нас не будет ни безопасности, ни свободы.
Владимир Абаринов: Сбалансированный подход к вопросам безопасности и гражданских прав находит широкую поддержку среди американцев. Они понимают, что война с террором - дело долгое, и не хотят жить в условиях необъявленного чрезвычайного положения.
Привилегии на дорогах: кому больше дано, с того больше спросится.
Ирина Лагунина: Дорожные происшествия с участием высокопоставленных чиновников и граждан – становятся, как правило, объектом пристального расследования и судебного разбирательства. Во всяком случае, в Польше – по следам инцидентов с депутатами и министрами – принимаются довольно строгие меры. Там действует правило: кому многое дано – с того многое спрашивается. В России, как показывает, практика – действует пока иное правило. Над темой работал Владимир Ведрашко.
Владимир Ведрашко: За много лет вождения автомобиля по улицам Праги я всего лишь один раз видел сколько-нибудь заметный на дороге правительственный кортеж, для проезда которого из первой милицейской машины -- она ехала по осевой линии – высовывалась рука с полосатым жезлом. В тот миг стало ясно, что надо замедлить движение и, по возможности прижаться к обочине. Дело происходило неподалеку от Пражского Града - резиденции главы чешского государства. И ехал в машине не президент Чехии, а высокий иностранный гость, женщина.
Когда уже через несколько секунд (!) я понял, что можно снова набирать скорость, -- а я и остановиться-то как следует не успел – то осмотрелся по сторонам и убедился: действительно, все водители уже начали нормальное движение.
Условный рефлекс – страшная штука. В Москве я живу близ Киевского шоссе -- и что такое задержки транспорта в связи с проездом российских руководителей по так называемой правительственной трассе к аэропорту Внуково – знаю не из газет. Самый распространенный вид дорожного регулирования – отправлять поток машин в объезд на соседнее шоссе. Ну, или можно подождать минут 15-20 пока трасса освободится.
И жизнь показывает, что лучше подождать.
Диктор: Автокатастрофа, унесшая жизнь губернатора Алтайского края Михаила Евдокимова, его водителя Ивана Зуева и охранника Александра Устинова, произошла 7 августа 2005 года на 318-м километре трассы М-52 (Новосибирск - Ташанта) у поворота на село Плешково.
В изложении газеты "Известия", события развивались следующим образом. Губернаторский "Мерседес-500" на скорости около 200 км в час летел по трассе Барнаул-Бийск. У поворота к селу Плешково "Мерседес" попытался обогнать с левой стороны поворачивавшую также налево, по направлению к селу, и перекрывшую дорогу "Тойоту Марино", за рулем которой сидел работник местного отделения железной дороги Олег Щербинский. Если бы водитель Евдокимова -- Иван Зуев -- принял решение обогнать "Тойоту" справа, "Мерседес" в худшем случае вылетел бы на поле пшеницы и пассажиры скорее всего отделались бы легким испугом. Однако Зуев повернул влево. "Мерседес" "чиркнул" "Тойоту" по касательной, вылетел в кювет и врезался в придорожную березу. Водитель Иван Зуев, охранник губернатора Александр Устинов и сам губернатор Михаил Евдокимов погибли мгновенно. Жена губернатора Галина Евдокимова осталась жива чудом. По поручению заместителя генпрокурора РФ Валентина Симученкова расследованием уголовного дела, возбужденного по факту гибели губернатора, занялась следственная бригада отдела Генпрокуратуры в Сибирском Федеральном Округе.
Как заметило издание "Газета", поначалу результаты следствия казались легко предсказуемыми: все говорило в пользу того, что в аварии виновен водитель губернатора Зуев. Во-первых, он намного превысил все мыслимые ограничения скорости (после ДТП первый заместитель начальника ГУ МВД по Сибирскому федеральному округу Анатолий Варнавский сообщал, что «Мерседес» ехал со скоростью 180-200 километров в час).
Во-вторых, напоминает издание, в месте, где произошло столкновение автомобилей, правилами запрещено совершать обгон, а водитель губернатора, несмотря на сплошную разделительную полосу, выехал на встречную полосу и пытался слева обойти "Тойоту".
Однако, как выяснилось, в прокуратуре, заявившей, что следствие по делу о гибели губернатора Алтайского края Михаила Евдокимова завершено, придерживаются на этот счет иного мнения. Как сообщил РИА "Новости" представитель Генпрокуратуры РФ в Сибирском федеральном округе, "обвинение в нарушении правил дорожного движения предъявлено водителю иномарки, с которой столкнулся "Мерседес" алтайского губернатора".
Владимир Ведрашко: Так началась в конце прошлого года эта затянувшаяся история с расследованием причастности водителя «Тойоты» Олега Щербинского к гибели государственного чиновника.
22 марта 2006 года общественные организации, объединяющие российских водителей и – часто – одиночные водители, не состоящие ни в каких организациях – собираются провести в разных регионах страны очередную всероссийскую акцию в защиту Олега Щербинского.
Вот еще некоторые подробности к этому делу от корреспондента Радио Свобода на Алтае Олега Купчинского.
Олег Купчинский: Щербинский получил четыре года с отбыванием наказания в колонии-поселении. Автолюбитель вначале не хотел подавать апелляцию, поскольку повторное рассмотрение дела может затянуться на несколько месяцев, а время пребывания в следственном изоляторе не засчитывается в срок отбывания наказания. Однако, по словам его жены Светланы, на решение Щербинского повлияла поддержка автолюбителей из многих городов страны. Они открыли для Олега специальный счет, на который перечисляются деньги.
На поддержку Щербинского была направлена и всероссийская акция «Нет мигалкам!». Она началась с пикета на центральной площади Барнаула. Там собралось около тысячи человек. Это были автолюбители и железнодорожники – коллеги Щербинского. На многих автомобилях были прикреплены черные траурные ленточки с надписью «Все мы Щербинские», люди держали самодельные плакаты с такими надписями: «Карманный суд – источник повышенной опасности», «Водитель, будь бдителен – за рулем чиновник», «Мы платим налоги и требуем защиты».
Организаторы пикета заявили, что признав Щербинского виновным в гибели Евдокимова, суд тем самым признал за чиновниками право грубо нарушать правила дорожного движения. Они намерены добиваться запрета установки спецсигналов на любые автомобили кроме машин оперативных служб. Судья Галина Щегловская заявила, что вина водителя подтвердилась и доказано материалами дела. По мнению районного суда, Щербинский допустил преступную небрежность, хотя имел возможность предупредить столкновение. Однако адвокаты Щербинского говорят о его невиновности. По словам Андрея Карпова, в кассационной жалобе они лишь повторяют аргументы и ходатайства, к которым не прислушался суд первой инстанции, в частности, что следствие проведено некачественно и односторонне. Адвокаты настаивают на проведении дополнительных экспертиз и тестов. Они могли бы установить точную скорость, с которой двигался губернаторский «Мерседес», а также определить возможные последствия аварии в случае, если бы губернатор с сопровождающими были бы пристегнуты ремнями безопасности.
Кроме того, адвокаты просили суд допросить заместителя генерального прокурора в Сибирском федеральном округе Валентина Симученкова, который заявлял, что считает виновным в трагедии также Ивана Зуева, водителя Евдокимова. Адвокат Карпов сказал, что Зуев ехал с огромной скоростью, звуковой сигнал в машине губернатора был выключен, а документы на использование проблескового маячка просрочены.
Владимир Ведрашко: Отношения между гражданами и чиновниками в связи с нарушениями последними правил дорожного движения – это всегда острая и болезненная тема в тех странах, где чиновники забывают о том, что закон – един для всех.
Давайте послушаем репортаж корреспондента Радио Свобода в Варшаве – Алексея Дзикавицкого.
Алексей Дзикавицкий: Согласно Закону о дорожном движении, автомобили скорой помощи, полиции, пожарной охраны, военной жандармерии, химической охраны, пограничной службы или тюремной системы, которые принимают участие в акциях по спасению человеческой жизни или в других, операциях, требующих немедленного прибытия на место происшествия, имеют право привилегированного движения по дорогам.
Право не подчиняться знакам, сигналам светофора, но при соблюдении особой осторожности и с включенным специальным звуковым и световым сигналом, имеют право также колоны автомобилей, которые перевозят высших государственных руководителей – их обычно сопровождает кортеж автомобилей Бюро охраны правительства.
Такие колоны, например, в Варшаве – не встречаются слишком часто, а если встречаются, то, скорее в районе президентского дворца, канцелярии премьер-министра или по дороге в аэропорт.
Наиболее известным случаем аварии правительственного кортежа в Польше была авария в марте 2004 года, когда кортеж премьер-министра, в котором ехали также несколько депутатов и воевода Малополського воеводства, правительственный автомобиль BMW на международной автостраде в районе города Бохня, огибая стоящий на обочине легковой автомобиль, зацепился за его прицеп. BMW отбросило на противоположную полосу дороги, где он столкнулся с другим автомобилем и заблокировал проезжую часть - остальные правительственные машины не успели затормозить. В результате было ранено 10 человек. Самого премьера – тогда Лешка Миллера – в автомобиле не было, он полетел на место встречи вертолетом.
В результате разбирательства обвинения в неосторожном управлении автомобилем были предъявлены водителю правительственного BMW – сотруднику бюро охраны правительства, который, как оказалось, был еще и в состоянии алкогольного опьянения.
Процесс еще не закончен, однако согласно закону, водителю грозит до 3 лет лишения свободы.
Неоднократно случалось, что депутаты парламента, не имея на это права, вели себя на дорогах так, как будто ехали в правительственном кортеже.
Депутат Сейма от Союза левых демократов Рената Шинальска в состоянии алкогольного опьянения сбила пешехода на пешеходном переходе, а после задержания, согласилась на исследования прибором для проверки содержания алкоголя организме только через четыре часа.
Суд был непреклонен:
Судья: Не подлежит сомнению, что во время совершения дорожно-транспортного происшествия депутат была в состоянии алкогольного опьянения, что является грубым нарушением правил дорожного движения. Суд приговорил обвиняемую к 2 годам тюремного заключения с отсрочкой на 5 лет.
Алексей Дзикавицкий: Пришедшие к власти осенью минувшего года правые лишили также депутатов и судей права пользоваться иммунитетом, когда полиция имеет веские основания подозревать, что они находятся в состоянии опьянения.
Людвиг Дорн: Полицейские будут иметь право в таком случае силой заставить данного депутата пройти тест на наличие алкоголя в крови, при этом, немедленно сообщив о создавшейся ситуации спикера Сейма.
Алексей Дзикавицкий: Заявил вице-премьер Людвиг Дорн. В отставку из-за участия в дорожно-транспортном происшествии, ушел и бывший министр юстиции Польши Марек Садовский.
Владимир Ведрашко: Как закончится дело Олега Щербинского, уйдет ли кто-то в отставку, как это произошло в Польше? Время покажет. Как бы то ни было, акции солидарности с Олегом Щербинским показывают, что в России возможно и проявление солидарности между людьми. Явление, почти не замеченное до настоящего
времени.
