Иван Толстой: Сегодня мы будем говорить о таком поиске корней, который приводит к открытию целого семейного, забытого мира. Жил себе в Москве и живет инженер-строитель Александр Колмогоров, и вдруг достались ему от родственника какие-то старые бумаги. Залез он в них – и открыл историю своей семьи. Да такую, что похожа она на приключенческий роман, вернее, на множество приключенческих романов. Потому что дело происходило в России конца XIX и первой половины ХХ века, когда без драматических приключений прожить не удавалось.
Книга Александра Колмогорова называется «Мне доставшееся: семейные хроники Надежды Лухмановой». Она выпущена московским издательством «Аграф» в серии «Символы времени». Название «Мне доставшееся» подобрано с многозначным смыслом: это действительно то, что досталось автору – по документальному и генетическому наследству – от внезапно свалившихся на него предков и разнообразной родни (а большую часть жизни Колмогоров прожил, ни сном, ни духом не ведая о своем генеалогическом древе), но в названии зашифрован еще и важнейший для рода Колмогоровых топоним – город Тюмень, что по-мансийски и означает «Моё владение, мне доставшееся».
Писатели, балерины, генералы, капитаны дальнего плавания, дипломаты – все они пройдут перед читателем колмогоровской книги, включая знаменитого литературного критика и поэта Георгия Адамовича.
Богат и славен автор наш, его родня необозрима. Сегодня мы только прикоснемся к некоторым судьбам. И рассказывать о них будет сам Александр Григорьевич Колмогоров.
Александр Колмогоров: В 1999 году мой двоюродный брат Борис Вопияков, по матери – Колмогоров, передал мне небольшой семейный архив падчерицы нашего прадеда Александра Филимоновича Колмогорова. Архив он вывез из мятежного Грозного и передал мне уже по возрасту своему. Мне было уже за 50 лет, я ничего почти о своей семье не знал, потому что у меня мать была ярая большевичка, член партии с 1939 года, рос я без отца, мы жили вдвоем, мать от меня скрывала и никогда не разрешала моим тетям что-то рассказывать о своей семье, поэтому я рос, не зная ничего о своих предках. И вот когда этот архив попал ко мне в 1999 году, я начал им заниматься и это оказалось очень увлекательным и интересным делом. Я два года разбирал те материалы, которые оказались в этих картонных коробках, которые брат вывез из Грозного. Материал мне показался очень интересным.
Я с детства мечтал быть историком, с детства увлекался нумизматикой и историей. Но так сложилась судьба, мать у меня была инвалид с детства, мы жили вдвоем, без отца, мне пришлось рано встать на ноги, я пошел учиться в строительное училище, стал рабочим и потом только выучился на инженера-строителя. И так на горло собственной песне я наступил, историк из меня не получился. Но когда этот архив я увидел и два года позанимался его разбором, там оказались очень интересные материалы. Я занялся поисками своих родословных корней в библиотеках и архивах Москвы, потом пришлось дважды съездить в Пушкинский Дом по приглашению, потом два раза в тюменские архивы - туда, где жила наша семья. Потом в архив города Сочи два года я ездил. И материал стал накапливаться как снежный ком.
Я узнал, что я - правнук русской писательницы Надежды Александровны Лухмановой. Это ее псевдоним, на самом деле это Надежда Александровна Байкова из обедневшего дворянского рода Байковых. Надежда Александровна начала заниматься литературой очень поздно, ей было за 50 лет. Первая ее книга в России вышла в 1893 году, это был очень известный роман, воспоминания из институтской жизни (она закончила Павловский институт в Петербурге) - «Девочки. Воспоминания из институтской жизни». Вторая ее книга - «Очерки из жизни в Сибири» - появилась в 1894 году. Надежда Александровна написала за свою жизнь около 20 книг. Она стал известным драматургом. Около 20 ее пьес шли на сценах Петербурга, Москвы, Тюмени, Кронштадта, Екатеринбурга, Перми. Надежда Александровна была женщиной не экстравагантной, но ее называют «неистовая Надежда». Так сложилась ее судьба, что она выходила замуж 4 раза. Два гражданских брака и два официальных. Но два гражданских брака были расторгнуты Синодом - она была осуждена на всегдашнее безбрачие после брака с первым своим мужем Афанасием Лухмановым, который происходил из семьи очень известных московских купцов. Дмитрий Александрович Лухманов - известный московский библиограф, библиофил, нумизмат, антиквар, у него лавка была в 1800 году во флигеле дома Пашковых. Потом у меня есть в книге такие выдержки, фрагменты из пушкинского «Современника» 1820 года о том, какими богатствами обладал он. Он построил несколько храмов в Косино, которые ныне действуют, и там же был похоронен в 1841 году. Он был два раза женат, и его младший сын Афанасий Лухманов, ротмистр, адъютант начальника корпуса внутренней стражи, очень поздно, в 43 года, женился на Надежде Александровне. Ей было 23 года, она только закончила Павловский институт. Венчание было в Берлине, в посольской церкви. Я нашел документы об этом венчании: как выглядела церковь, что в ней находилось, какие там были алтари, какие там были Евангелия. Свадьба была в 7 вечера. А потом Афанасий Лухмахнов увез Надежду Александровну в Париж. Они два года путешествовали. Но потом вернулись и как-то жизнь у них не заладилась. Детей у них не было.
Надежда Александровна влюбилась в молодого офицера подпоручика Виктора Михайловича Адамовича, который потом стал начальником Московского военного госпиталя, дослужился до звания генерала. Но, вернулся Лухманов, Надежда Александровна оказалась беременной первым своим сыном, муж Лухманов затеял бракоразводный процесс. Он был очень громким, на весь Петербург и на всю Москву, где он обвинил жену дворянку (он сам был дворянин, получил дворянство в 1861 году с гербом, выслужил как военный чин) в прелюбодеянии. И Надежду Александровну Синод осудил на всегдашнее безбрачие.
Она признала, что нарушила святые заветы церкви о браке. У нее в это время уже родились еще двое детей от Виктора Михайловича Адамовича, который увез ее в Москву, и она жила очень долго в Москве. Брак с Виктором Михайловичем Адамовичем не мог быть зарегистрирован, потому что он был военный, он был уже уездно-воинским начальником московским, жили они в Подольске, потом в Москве. Он не мог с ней брак зарегистрировать, хотя у них было уже трое детей. И Надежда Александровна оставила Виктора Михайловича Адамовича и стала преподавать французский язык студентам Московского университета.
А мой прапрадед (фамилию я ношу по матери – Колмогоров) был очень известным тюменским купцом первой гильдии. Филимон Степанович Колмогоров. Тюмень тех лет была кожевенным краем. И Тобольская губерния славилась своим кожевенным производством. По данным военного ведомства, на 1871 год Тобольская губерния занимала второе место в империи по производству кож. Тюмень занимала третье место среди населенных пунктов в России по добыче кож. А Колмогоров входил в пятерку самых крупных кожевников Российской империи. У него было четыре сына, троих из них он после окончания Казанской гимназии отправил, на удивление городу того времени, учиться в Московский университет. И все три брата Колмогоровы окончили Московский университет в одно время - в 1875-79 годы. И самому младшему из них (и двум другим братьям) Надежда Александровна преподавала французский язык.
И вот возникли любовные контакты любовные с Надеждой Александровной, которая была на 16 лет старше этого Александра Колмогорова. У них родился сын Григорий. Но все дети Надежды Александровны, так как они родились вне брака, были незаконнорожденные. Александр Филимонович закончил физико-математический факультет Московского университета. Привести к отцу в старообрядческую, патриархальную Тюмень невенчанную жену с четырьмя детьми он не мог, поэтому он заключил с отцом компромисс через московское купечество. В Москве было сообщество московских купцов, которое возглавлял Чукмалдин, купец из Тюмени. Они организовали такое сообщество и помогали студентам сибирских вузов, которые оказывались в Москве и в Петербурге. И вот этот Чукмалдин помог уговорить отца Александра Филимоновича Колмогорова, моего прадеда, чтобы он позволил сыну закончить после Московского университета еще и Институт инженеров путей сообщения в Петербурге. Александр Филимонович забрал Надежду Александровну с дочерью и увез их в Петербург, где они прожили еще три года. Надо было решаться, ребенок незаконнорожденный, и Александр Филимонович вступил в тайный брак с Надеждой Александровной. Они обвенчались, тайно и без свидетелей, в церкви Егерского гвардейского полка, который строил архитектор Тон, который построил Храм Христа Спасителя. У меня есть документ с этими данными, где священник зарегистрировал их брак. Причем у Надежды Александровны никаких документов не было, она представила свидетельство об окончании Павловского института. А Александр Филимонович Колмогоров получил звание действительного студента Московского университета и, отбыв летние сборы в гвардейской батарее, получил документ вольноопределяющегося, состоящего в запасе войск. И вот по этим двум документом их брак был зарегистрирован. Александр Филимонович взял жену с падчерицей своей, Марией Адамович, и увез их в Тюмень. И в Тюмени они прожили три года. И в книге есть очень интересная глава «Тюмень глазами петербурженки» –она, повидавшая Берлин, Париж, Женеву, жившая с мужем в Москве, в Петербурге, - с чем она столкнулась в этой Тюмени. Через три года она оставила мужа, ребенка молодого, и уехала назад, в Петербург. И стала работать в редакциях нескольких газет, в газете «Правда», в «Русском богатстве».
Александр Колмогоров: Тогда была такая газета. Это не партийная газета, не политическая.
Иван Толстой: А что, брак ее не заладился?
Александр Колмогоров: Не заладился. Вроде, когда она уезжала в 1885 году из Тюмени, ничего не предвещало, что она не вернется. Она просто хотела в Петербург перетащить своего мужа, который там закончил Институт инженеров путей сообщения, за три года получил какую-то практику, там находились знакомые Александра Филимоновича, с кем он учился, и Надежда Александровна надеялась перетащить мужа с сыном Григорием, уехать на родину, где она родилась, где она окончила Павловский институт. Есть целый ряд писем в книге, где она пишет о том, как она будет возвращаться в Тюмень.
Но в это время произошло событие - умер ее первый муж, Афанасий Лухманов. Афанасию Лухманову после смерти отца, Дмитрия Александровича Лухманова, который умер в 1841 году, досталось миллионное состояние, потому что отец владел Охотным рядом и Монетным двором в Москве. Он скупил эти разрушенные строения у полицмейстера города Москвы Каверина в 1814 году, когда после пожара 1812 года эти строения стояли разрушенные, все было взорвано. Он скупил это все, отстроил, сдал внаем лавки Охотного ряда и составил себе громадное состояние. И вот когда он умер, он оставил все детям, но львиную долю, пять двенадцатых, оставил младшему сыну Афанасию. Афанасий умер очень рано, в 1882 году, и Надежде Александровне адвокаты московские внушили мысль, что так как у нее первый сын родился, когда брак еще не был расторгнут с Афанасием Лухмановым, они берутся, за будущие проценты от выигрышного дела, убедить суд, что это сын Афанасия Лухманова. И Надежда Александровна так в это поверила, что она решила не возвращаться больше в Тюмень и затеялась наследственными делами первого мужа. Суды тянулись несколько лет, с 1988 по 1891 год. Надеждой Александровной занималась Московская судебная палата, Петербургская, Сенат. Она первое дело проиграла, второе выиграла, в третий раз Сенат вынес свое решение в пользу Лухмановых. И она проиграла. А в это время ее старший сын Дмитрий Викторович Лухманов, по отцу – Адамович, когда адвокаты выиграли второе дело, он взял и поменял документы на Лухманова, сменил даже отчество. То есть рассорился с отцом, Виктором Михайловичем Адамовичем, остался в истории как Дмитрий Афанасьевич Лухманов, который впоследствии стал очень известным капитаном дальнего плавания. Он объехал весь земной шар, плавал на Амуре, на Каспии, кончил мореходные классы в Керчи, потом продолжал образование в Петербурге, там тоже мореходные классы закончил, плавал на Волге, плавал по Черному морю на паруснике.
Иван Толстой: Это уже какие годы?
Александр Колмогоров: Это уже 1910-е. Был помощником начальника нескольких портов в Мариуполе, на Каспии (это город Махачкала, а тогда другое название было). Стал писать книги. В 1903 году написал первый сборник «Морские рассказы». Потом ему предложили должность морского агента Доброфлота в Гонконге, в Нагасаки, потом он возглавил Доброфлот в период гражданской войны на Дальнем Востоке. Вернулся в Москву, потом в Петербург. Преподавал в Московском техникуме, в Петербурге командовал легендарным парусником «Товарищ», в 1926 году совершил на нем рейс в Аргентину. Потом начальником морского техникума был в Поти. Это старший сын.
Иван Толстой: И советская власть не имела к нему претензий?
Александр Колмогоров: Имела. Хотя он был один из первых Героев труда Российской Федерации. В 1928 году, в числе 14 моряков в Ленинграде, он получил звание Герой труда. Тогда не было еще звания Героя социалистического труда, но это было первое звание Герой труда. Оно присваивалось по республикам. Герой труда РСФСР. В советский период, когда был арестован его сын… Книга так написана, что здесь переплетены родословные нескольких фамилий, – Лухмановы, Колмогоровы, Адамовичи, Массены. У Надежды Александровны четверо детей было. Уже у ее внука, у Дмитрия Афанасьевича Лухманова, он тоже три раза женился, от второго брака у него был сын Николай. Этот Николай закончил спецшколу английскую в Нагасаки, знал хорошо французский, английский, немецкий, китайский, японский языки, и когда они с отцом вернулись после гражданской войны в Москву, он в 1922 году поступил на восточный факультет Военной Академии РККА. Это был единственный выпуск Фрунзе, который стал начальником этой академии, 1924 года. Фрунзе уже в 1925 году умер.
И вот сын Дмитрия Афанасьевича и внук Надежды Александровны в 20 лет, в 1924 году, закончил восточный отдел этой Академии. Работал в МИДе, потом был завербован начальником первой советской разведки Берзиным в ГРУ и был отправлен в 1929 году на Дальний Восток, в штаб Сибирского военного округа, который находился во Владивостоке. В разведотдел. И он там работал до 1938 года, до своего ареста, когда был репрессирован, провел целый год в тюрьме в Хабаровске. Там был штаб ОК ДВА - Отдельный краснознаменный Дальневосточной армии - который возглавлял Блюхер. Он работал там в разведотделе, дослужился до капитана, но в 1938 году, когда начались репрессии в советской России, он был арестован и через год расстрелян в Хабаровске. Мне с большим трудом удалось найти его расстрельное дело, я его искал по всей стране, через ФСБ, и оно нашлось, но не в Хабаровские, как ни странно, а в Махачкале. И мне это дело переслали, 172 страницы, в ФСБ Москвы меня вызвали, и я с этим делом ознакомился. И вот когда сын Дмитрия Афанасьевича Лухманова был арестован, то была арестована следом и вся его семья. Он уже был женат третьим браком на Ольге Михайловне Ошаниной, была она арестована, сам Дмитрий Афанасьевич, его сын от третьего брака Владимир Ошанин, моряк, его дочь Ксения и муж Ксении, капитан-лейтенант, который в то время служил на Дальнем Востоке. И все вместе они провели 10-11 месяцев в застенках НКВД. Дмитрия Афанасьевича били по ногам ремнями. Но повезло им только в том, что в это время был снят Ежов и его место занял Берия. Нужно было создать какую-то видимость, после страшных репрессий 1937-38 года, как-то из этого положения выйти самому Иосифу Виссарионовичу Сталину, показать, что репрессии были частично незаконны, и из тюрем были выпущены, по тем данным, которые я нашел, около 40 тысяч людей, которые еще не были осуждены. В том числе, вся семья Дмитрия Афанасьевича Лухманова. Была с них снята судимость, дела были прекращены и все они были освобождены, кроме Николая, которого уже расстреляли к 1938 году.
Иван Толстой: И Дмитрий Афанасьевич прожил до…?
Александр Колмогоров: Он прожил долгую жизнь, умер на 79 году жизни, до конца жизни работал в Министерстве морского флота капитаном-навигатором. Когда он был директором морского техникума в Ленинграде и в Поти, он целые плеяды вырастил моряков торгового флота (он в военном флоте никогда не служил), и эти моряки стали даже министрами морского флота. И вот его ученики, когда началась Великая Отечественная война, его вытащили из Поти и он работал в Министерстве морского флота до самой своей смерти в 1946 году. Могила его сохранилась на Новодевичьем кладбище, я за ней ухаживаю и слежу. В колумбарии урночка стоит под стеклом.
Иван Толстой: При работе над рукописью Александру Григорьевичу помогал советами литературовед Олег Коростелев. Я попросил Олега Анатольевича рассказать о том, куда продвигает нас книга Колмогорова.
Олег Коростелев: Эта книга называется «семейными хрониками» и, казалось, представляет просто конгломерат небольших фактов из жизни предков одного человека. Но среди предков этого человека было так много интересных людей и это такой любопытнейший пласт российской и мировой истории, что обойти его стороной было бы неправильно. Без него, как Платонов выражался, «мир неполный». И столько переплелось в судьбах этих людей, так отразилась русская история в этих судьбах, что я ее читал с преогромным интересом, хотя треть, если не половина персонажей этой книги мне были давно и хорошо известны. Ну, казалось бы, что можно нового мне рассказать про Георгия Адамовича? Я им занимаюсь 20 лет и знаю о нем все. Но даже тут автор книги сумел найти вещи, которые я иногда не знал совсем, а иногда не так хорошо. К примеру, он раскопал новоржевские газеты и вытащил информацию об участии юного Жоржика Адамовича в каких-то диспутах в Новоржеве, о каких-то проблемах, вроде «есть ли бог?» (ну, что там в начале 20-х могло твориться?). Не добрался я до этого и никто никогда не добрался, а вот он туда залез. Он нашел, в частности, в военном архиве (я об этом знал, но руки до туда не дошли) переписку совсем еще маленького мальчика Жоржика Адамовича со своим братом, будущим генералом и директором Кадетского корпуса в Белграде. Я публиковал некоторые фрагменты, довольно любопытные, из этой переписки. Он работал в десятках (по-моему, он назвал цифру 65) архивов, и вытащил оттуда огромное количество информации, которая, в результате, слилась в нечто большее, чем просто книга о своих родственниках. При начале чтения она оставляет ощущение, что это нечто краеведческое. Он начинает рассказывать о том, что один из его дедушек был кожемякой, научился мять кожи, а бабушка была писательницей и начинала писать. А один из ее гражданских мужей был Виктор Михайлович Адамович. Постепенно из этой мозаики складывается огромное панно, и начинаешь ярче понимать историю нашего века в деталях и в каких-то нюансах, о которых раньше не задумывался - насколько все это тесно взаимосвязано, насколько это все интересно. В частности, в этой книжке есть не публиковавшиеся никогда мемуары одного из сыновей Виктора Михайловича Адамовича от первой жены, который впоследствии стал советским капитаном дальнего плавания и военным писателем, родным братом другого генерала, который стал директором белогвардейского кадетского корпуса. Вот прямо как в дурном советском фильме, как гражданская война разбросала двух родных братьев. Именно так и получилось.
Так вот, будущий капитан дальнего плавания, а тогда еще юнга, уходящий в первое свое плавание, вернулся юнгой, приехал в родной дом, обнаружив, что девочка, с которой они в детстве играли во дворе - его мачеха. То есть отец женился на ней. По возрасту она ему ровня, но она - мачеха и ведет себя солидно, как матрона, дама, хотя бесенята в глазах у нее сверкают. Та самая девочка и стала второй женой Виктора Михайловича, от которого у нее родилась основоположница польского балета Татьяна Адамович, знаменитейший критик Русского Парижа Георгий Викторович Адамович и еще два персонажа, которые менее известны, но о которых в этой книге тоже есть вещи, которых я не знал. В частности, о работе одного из братьев Георгия Адамовича, Владимира, старшего брата, в Харбине, в мотороте. Дата его смерти раньше не была известна, и Колмогоров нашел ее и впервые ввел в оборот. И эти скрещения судеб, невероятные и уникальные, были найдены этим человеком и вытащены на поверхность. Как смог, так сделал. В частности, этот мемуар, о котором я говорю, он нашел в Севастополе в частном собрании. Никто не слышал о его существовании, потому что он не зарегистрирован в описи ни одного архива. Кроме того, там множество каких-то дневников, разной переписки, всевозможных хитросплетений этих судеб. И все это - его родня. То есть абсолютно краеведческая книжка, как пишут на склоне лет - откуда я есть и пошел и кто мои родственники. Но только такие родственники, такая стоит за ними судьба, что зачитаешься!
Иван Толстой: Вот главка «Новоржев Георгия Адамовича» в чтении Дмитрия Волчека.
Диктор:
30 августа 1918 года в прихожей здания Министерства Иностранных Дел на Дворцовой площади Петрограда среди дня был убит политическими противниками большевиков (из партии «Народных социалистов») видный чекист Моисей Урицкий. Убийцей оказался бывший юнкер Михайловского артиллерийского училища 22-летний романтик революции и поэт Леонид Каннегисер:
…На битву! И бесы отпрянут,
И сквозь потемневшую твердь
Архангелы с завистью глянут
На нашу весёлую смерть.
Уже на следующий день красный террор, начавшийся в бывшей столице, унес жизни… 512 ранее арестованных видных представителей свергнутого режима! Теперь к голодающим жителям, бегущим прочь из города в деревни и села провинциальных губерний, присоединились и средние слои населения, напуганные произволом и беззаконием преступной власти. Как вспоминал поэт Н.Оцуп: «…Умирающий Петербург был для нас печален и прекрасен, как лицо любимого человека на одре».
В начале октября покинула Петроград и Елизавета Семеновна с дочерью Ольгой. В ноябре к ним присоединился и Георгий. Семью Адамовичей приняли дальние новоржевские родственники из Псковской губернии в 24 верстах от Пушкинских Гор. 16 октября в местной газетке «Непогасимое пламя» можно было прочесть следующее объявление: «Уроки музыки (рояль) дает консерваторка старшего курса (О. Адамович – А.К). Торговая площадь, дом Е.С.Карандашовой.
Мать и сын стали учителями. Елизавете Семеновне предложили преподавать французский язык, Георгию Викторовичу - русский в 1-ой школе и дополнительно (на полставки) - русский язык и историю в 3-ей. Но за два с половиной года новоржевской «ссылки» петроградскому поэту пришлось быть и классным наставником, и членом школьного президиума, вести литературные кружки и дополнительные четверговые занятия в классах.
Из письма Адамовича к Гумилеву:
«..Хожу и повторяю Пушкина «Безумных дней угасшее веселье…» вблизи Михайловского и его могилы».
Аура святынь располагала к излияниям и собственную душу. Новоржевский цикл стихов Адамовича, датированных 1919-21 годами, насчитывает более 16 стихотворений (251 строка), из которых выделим особо: «Как холодно в поле, как голо…», «Нет, ты не говори: поэзия – мечта», «О, жизнь моя! Не надо суеты…», «Жизнь! Что мне надо от тебя, - не знаю…».
Не очень хорошо зная английский, поэт, тем не менее, пробует себя в переводе на русский одной из поэм Т.Мура «Огнепоклонники» (по заданию издательства «Всемирная литература», организованного Горьким в конце 1918 года для материальной поддержки голодной Петроградской интеллигенции) - 2281 строка! Но отредактированная Гумилевым рукопись увидела свет, увы, лишь в… 1996 году!
Однажды, будучи по школьным делам в близлежащем городке Холм, Георгий Викторович с удивлением общался с заведующим Внешкольном подотделом Куропаткиным. Да, да! С тем самым бывшим Военным министром и Главнокомандующим вооруженными силами Дальнего Востока в русско-японской войне 1904-05 годов.
А жизнь провинциальной глубинки шла своим чередом.
«22 декабря 1919 года в помещении Новоржевского театра состоялся первый вечер современной поэзии, устроенный литературным кружком учащихся школ 2-ой ступени и посвященный Блоку. Талантливый лектор товарищ Адамович ярко обрисовал творчество поэта, до сих пор мало знакомого широкой публике. Декламаторы-учащиеся, не всегда удачно подобранные, но добросовестно подготовленные, иллюстрировали доклад характерными образами поэзии Блока.
Поэма «Двенадцать», много нашумевшая, хорошо пердана товарищем Розенбергом. Не блоковский язык и тенденциозное содержание вызвали сомнение у слушателей в художественной ценности произведения. Но, по мнению докладчика, оно является прямым продолжением всего творчества Блока и характеризует его яркий расцвет....
Доводится до всеобщего сведения, что со 2 февраля 1920 года при Народном Университете открываются цикловые лекции по программам. На историко-литературном отделении:
а) главнейшие моменты русской истории - 2 часа в неделю;
б) техника художественного слова (теория поэзии и прозы) - два часа в неделю.
Задача курса - объяснить основные истины, законы и правила литературного творчества лицам, чувствующим к нему влечение, и превратить литературного самоучку в подлинного мастера. Лектор - Г.В.Адамович.
…Президиумом Новоржевского Университета 2 мая 1920 года в клубе «Коммунар» устроен диспут на религиозную тему. Зал переполнен. Многие приехали из деревень. За религию агитируют священники М.Р.Ратьковский и Каролинский, а также председатель Педагогического Совета Орловский. Против - Г.Адамович и П.Дав. На 9 мая назначен диспут - «Церковь и государство» и «Отделение школы от церкви».
Окунувшийся в жизнь уездного городка и занятый добыванием хлеба насущного, Георгий Викторович изредка, но навещал петроградских собратьев по перу. 20 августа 1920 года на лекции Н.Гумилева в Доме Искусств (бывший дом Елисеева, Невский, 57) его впервые увидела Ирина Одоевцева, к тому времени уже любимая ученица Литературной студии Николая Степановича. «Изящный, с необычайно «необщим» лицом, словно составленным из двух, совсем неподходящих друг к другу половин. Подбородок, рот и нос – одно, а глаза и лоб совсем другое. Разные, как небо и земля. Особенно глаза - действительно небесные, будто это про них:
Поднимет - ангел Рафаэля
Так созерцало Божество.
И Гумилев его хвалил: «…Очень умненький и острый мальчик. И стихи пишет совсем хорошие. Лучше многих…».
К концу весны 1921 года семья Адамовичей разделилась. Елизавете Семеновне с дочерью удалось получить латвийские паспорта и перебраться в Ригу и затем… во французскую Ниццу! К этому времени на Лазурном берегу оказались ее родные сестры - богатая бездетная вдова Вера Беллей (наследница виллы «Резеда») в сопровождении Таисии Вейнберг. Близкие родственницы сумели благополучно эмигрировать из Петрограда и даже сохранить за собой роскошно обставленную 3-х комнатную квартиру с прислугой в буржуазном доме № 20 на аристократической Почтамтской улице, у Исаакия. Очередь была за Георгием.
Иван Толстой: Дмитрий Волчек прочитал главку «Новоржев Георгия Адамовича» из книги Александра Колмогорова «Мне доставшееся». Продолжаем беседу с автором книги, Александром Григорьевичем Колмогоровым.
Александр Колмогоров: У Надежды Александровны, как только началась русско-японская война, была выпущена книжечка «Японцы и их страна», небольшая книжечка. То ли она предчувствовала начало русско-японской войны, хотя она для всех неожиданно разразилась, но она эту книжечку написала и издала в 1903 году. Там всего 60 страниц. И вдруг она собирается на русско-японскую войну. Ей было уже 62 года. И вот в книге очень интересное место есть, как она едет и говорит: «Зачем я еду? В квартире - чемоданы, походная кровать, ящики, кули, бочки. 36 мест. Денежные дары. «Ведь мы вас знаем, читали». Почему я еду? Ужас ожидания неизбежности отнял бы у меня способность работать. Изнылось бы мое сердце. Где уж тут писать статьи о вопросах гражданской жизни? Один выход - бежать туда, где страдают, и там, исполняя обязанности матери, сестры, няньки, стряпухи, подкармливая и выхаживая раненых, забыть собственный страх и довести себя до такой покорности, когда вся молитва Господу будет сосредоточена в одном вопле: да будет воля твоя! Выехала из Петербурга со сводным отрядом сестер милосердия и волонтеров: Свято Троицкой, Покровской, Евгеньевской, Георгиевской общин. В Москве присоединились сестры Иверской, в Саратове - Саратовской общин. Ехали не в порыве, а с убеждением, что принесем пользу. Среди нас - графиня Игнатьева, княгини Урусова и Оболенская, баронесса Меендорф, Ямпольская - племянница министра путей сообщения, Павлова - жена помещика, Бекаревич - вдова офицера, Лошкарева - дочь бывшего губернатора, курсистки и другие. Все прекрасно знают английский, французский и немецкий языки».
Надежда Александровна пробыла на русско-японской войне всю войну, с апреля месяца до самого конца, до подписания мирного договора. А затем выпросила у командующего Дальневосточными войсками на театре военных действий Линевича (Куропаткин был уже снят) разрешение и уехала на одном из транспортов в Японию. Транспорты вывозили из Японии раненых русских пленных. И вот она через Владивосток уехала в Японию, пробыла там 4 месяца. Ее беспокоили вопросы: почему Япония, такая маленькая страна, могла выиграть у огромной Российской империи эту войну? И понимая, что не простит себе, как журналистка, того, что она побывала здесь и не довыяснила этот вопрос, она решила ехать в Японию. И я нашел в Пушкинском Доме неопубликованные до сих пор ее заметочки о том, что она видела в Японии, анализ японцев и как нации, и как военных, и их обучение, и патриотизм. Что, по ее мнению послужило причиной того, что Япония выиграла войну. Я в книге это привожу. И затем она пароходом через Италию, через Неаполь, где она бывала в молодости, через Варшаву вернулась в Петербург. И когда я подсчитал, сколько репортажей появилось в газетах российских о русско-японской войне, я насчитал их 123. Она привезла с собой пуды записок, дневников, воспоминаний и мечтала написать книгу о Японии. Она приехала весной 1906 года, а весной 1907 она умерла в Ялте. Бешеное было количество в этот последний год ее репортажей в петербургских газетах. Просто до сотни было ее заметок, статей о революции, которая продолжалась в эти годы, об убийствах. И когда она уехала умирать в Ялту, она заехала по дороге в Севастополь, где обедала, ужинала и завтракала на следующий день с адмиралом Скрыдловым, с которым познакомилась на русско-японской войне. Из Севастополя уехала в Ялту, где умерла. И она успела написать большую статью - «Две бомбы» - о революционном терроре в Севастополе.
Иван Толстой: А на вопрос о японцах она ответила?
Александр Колмогоров: Она ответила. Я здесь привожу три ее неопубликованные статьи о Японии, как, на ее взгляд, почему. Я их опубликовал.
Иван Толстой: И каков ее ответ?
Александр Колмогоров: Что это система воспитания патриотизма, которая начинается в школах. Она там посещала школы, женские школы. Она рассказывает, как их учат танцевать, как их учат порядку, как учат относиться мальчиков, будущих воинов, к смерти, что их будут помнить. Что они провожали их так, как провожали на войну спартанцев матери. Вот то же самое произошло в Японии. Ей однажды в аудиенции Куропаткин, когда она ему задала вопрос, как он считает, почему русская армия проиграла все сражения - потеря Порт Артура, Цусима, сражение на Ялу, под Телиным. И Куропаткин ей сказал такую вещь, что, понимаете, здесь российская армия воюет против целой страны, против целого народа, всего лишь, а со стороны японцев воюет вся нация против нас, против русской армии. Вот такие интересные пассажи или выводы. Надежда Александровна умерла в 1907 году, была похоронена на Иоаннозлатоустовском кладбище. Могила ее не сохранилась. Я туда ездил. Пострадало кладбище во время Отечественной войны и после войны, когда уничтожались церкви. Церковь Святого Иоанна Златоуста была снесена и все кладбище было сровнено с землей. Но сейчас она восстановлена. Там только стоит маленькая часовня, которую поставил священник местный, в память обо всех, когда-то здесь похороненных.
Иван Толстой: Александр Колмогоров. Мы коснулись лишь нескольких тем, нескольких судеб большой и разветвленной семейной истории – истории, удивляющей не только читателей, но и самого автора, не ожидавшего, что ему достанется такая трудоемкая и упоительная работа – раскапывать жизнь рода.
Я напомню, что книга Александра Колмогорова «Мне доставшееся» недавно выпущена московским издательством «Аграф».
Конечно, колмогоровский случай страшно редок (найти, как Атлантиду, свою семью), но далеко не уникален. Слишком многие, к сожалению, выбрасывают семейные архивы со словами «А, какие-то никому не нужные бумажки». Ищите – и обрящете.
