Ссылки для упрощенного доступа

Розенберги и другие. Интерьер с бомбой. Передача 5-я


Теодор Холл
Теодор Холл
Владимир Тольц: Предыдущую передачу мы завершили кратким рассказом о юном вундеркинде Теодоре Холле, в свои 18 лет окончившем Гарвард и оказавшемся на работе в Лос-Аламосе – сердце американского атомного проекта .Александр Васильев, опубликовавший в США корпус ранее неизвестных советских шпионских материалов,на основе которых мы и строим этот цикл передач, считает Холла наряду с Клаусом Фуксом самым важным для советской разведки источником информации о военных американских ядерных разработках. В Лос-Аламосе Холл оказался самым молодым из ученых, занятых в Манхеттенском проекте.
(Кстати, к обсуждавшемуся в предыдущей передаче вопросу об американском антисемитизме, - полное имя Холла Теодор Элвин Хольцберг. Но его отец, набожный еврей-эмигрант из России, в годы Великой депрессии чтобы избежать антисемитской «предвзятости» при найме на работу, окоротил свою фамилию и англизировал ее. Это помогло и Тэду при поступлении в Гарвард.)
В октябре 1944 Холл приехал в отпуск в Нью-Йорк и встретился там со своим другом и соседом по университетскому общежитию Севиллом Саксом. Их объединяло многое, в том числе, и членство в американском комсомоле. Как поведала позднее вдова Холла Джоан, Тэда к тому времени уже беспокоили проблема грядущей американской атомной монополии и осознание необходимости помочь Советскому Союзу в этой сфере. То же самое испытывал и Севилл, мать которого была активисткой организации Рашен Уор Релиф (Russian War Relief), занимавшейся американской военной помощью России. Сакс, который был на год старше, подал идею обратиться к советским представителям и передать им информацию о бомбе. Он пошел было с этим в офис компартии США, но там с ним говорить на эту тему отказались. Тогда уже Тед Холл обратился к Николаю Наполи, представителю организации Арткино, демонстрировавшей в США советские фильмы. Но Наполи тоже отказался обсуждать волновавшую молодых людей проблему. Однако посоветовал ему сходить в газету «Русский голос» к пишущему там статьи по военным вопросам Сергею Курнакову (он печатался не только в этой просоветской эмигрантской газете, но и по-английски в коммунистической «ДейлиУоркер»).
Здесь я в соответствии с законами жанра должен дать справку - «информацию к размышлению» о судьбе Сергея Николаевича Курнакова, 1892 года рождения, имя которого ценителям мемуарного жанра известно по воспоминаниям его кузины Татьяны Александровны Аксаковой-Сиверс:

Строго оберегаемый от всякого постороннего влияния, к 12 годам Сережа приобрел тон «вундеркинда». К 16 годам «вундеркинд» превратился в веселого, остроумного, даже несколько разбитного малого, которого бабушка Александра Петровна с притворным ужасом называла «garcondecabaret» (кабацкий парень). Сережу учили многому: живописи, музыке, иностранным языкам, верховой езде. Ждали, что он будет великим математиком, знаменитым строителем, художником, композитором. Но наступила война 1914 г., а за нею революция. Для «Дикой дивизии» пригодилось уменье ездить верхом, а для последующей деятельности журналиста — пошло на пользу владение пятью языками, хлесткое перо и способность к рифмованию, в котором мы с ним соревновались с детских лет.

Владимир Тольц: Действительно выходец из почтенной русско-черкесской семьи Сергей Курнаков повоевал с 1914-го и в Галиции, и в Румынии. Был ранен в руку. После Октябрьского переворота и Гражданской эмигрировал. Оказался в США. Стал журналистом. Писал поначалу о театре. Но это лишь внешняя сторона его биографии. Была и другая, известная немногим

Курнаков Сергей Николаевич бывший царский офицер, военный обозреватель газет "Русский голос" и "Совьет Раша Тудей" в Нью-Йорке. Завербован советской разведкой в 1930-х гг. Оперативные псевдонимы «Кавалерист» и «Бек». Профиль – агент-вербовщик и связник. Женат,имеет сына. Жена знает о его тайной работе и помогает ему в ней. В расшифрованных материалах проекта «Венона» упоминается с 1942 по 1945.Умер и похоронен в Москве в 1949. Посмертно, в 1953 в ходе слушаний в Сенате США публично назван коммунистическим агентом.

Владимир Тольц: Вот такая метаморфоза из «белого» в «красное». А Теперь сообщение Курнакова («Бека») о встрече с Теодором Холлом

Теодор Холл. 19 лет. Он “вундеркинд”. Окончил гимназию (“хайскул”) Таузенд Харрис четырнадцати лет (в 1940 году. Два года учился в Квинс Колледж) и в 1942 году перешел в Гарвардский университет, который окончил в этом году, получив “Б[и].С[и].” (бакалавр наук) по чистой физике.
Он, по-видимому, из еврейской семьи, хотя на еврея не похож. Отец его простой меховщик, мать умерла. Есть сестра. Другой брат в армии. Сам он не в армии потому, что до сих пор молодые физики, взятые на правительственную работу в военное учреждение, не призывались. Теперь ему предстоит призыв, но он не сомневается, что его оставят на месте, лишь одев в военную форму и соответственно “снизив” содержание.
Он был комсомольцем и членом “Студенческой лиги” в Квинс Колледж. Будучи в Гарварде, занимался организационной работой в профсоюзе сталелитейщиков (КИО) на заводе Бетлегем Стил в Фелл Ривер, Массачусетс. Еще в Квинс Колледж он начал охладевать к комсомолу, потому что не смог перенести “узости взглядов руководства”.


Владимир Тольц: Степень отклонения молодого человека от генеральной линии партии чрезвычайно заинтересовала бывшего русского офицера-антикоммунста, преобразившегося в коммуниста.

Настоящего политического уклона я обнаружить не смог, хотя у него есть сомнения “дальнего действия”. Например, его тревожит мысль, что, когда коммунизм устроит всем хорошую жизнь, у людей исчезнет мотив борьбы и их интересы сведутся на уровень мелких личных стремлений. Короче - люди душевно зачахнут, когда нечего будет уже “спасать” спасенное человечество.
Я его спрашивал о том, как он принял “поворотные пункты” партийной линии – 1939, 1941 и 1944 годы. Он говорит, что и пакт, и отношение к войне он вполне освоил. Мне кажется, что его смутил поворот отношения местной партии к вопросам экономическим в разрезе США. Однако он этого не сказал.
Поговорили еще о разных вопросах – образовании в СССР, переходе на отдельное обучение мальчиков и девочек, об “ослаблении” учебного соцсоревнования и т.д. Он в разговоре обнаружил неплохую политическую подготовку, ум быстрый и гибкий и исключительно широкий для такого юноши кругозор. По мере того, как шел общий разговор, его нервозность усиливалась. Когда она дошла до того, что он начал кусать ногти, я вынул заготовленную вырезку из “Таймса” со статьей о том, что США готовит “летающие бомбы” по примеру немецких и сказал: “Может быть, вот это вас волнует?”

Тогда он глубоко вздохнул и сказал: “Нет, то гораздо хуже”. Я его прервал вопросом: “А кстати, ведь вы так мне и не сказали, кто вас направил ко мне для разрешения ваших психологических проблем”. Тогда он сказал, что, приехав в Нью-Йорк из Нью-Мексико, он имел основной целью поговорить о своей работе с кем-нибудь из официальных представителей СССР. Не зная никого и не желая идти в консульство или в Амторг, он пошел в Амкино и спросил директора, которому он сказал в общих чертах, что хочет поговорить с кем-нибудь о важном военном вопросе. (Все это я проверил сегодня у директора Амкино Наполи.) Директор, которого он по фамилии не знал, отказался о чем бы то ни было разговаривать, и сказал, что если дело касается военного вопроса, то лучше всего поговорить с военным журналистом и направил его ко мне. Наполи показал Холлу заглавный лист “Русского Голоса” с адресом. Холл секунд тридцать на него смотрел (так рассказывает Наполи), запоминая адрес и название и отдал газету. Холл сказал, что много обо мне слышал, читал мои стать в СРТ [Совьет Раша Тудей] и др. газетах и журналах. После этого он направился ко мне в контору. Узнав, кто его направил ко мне, я его попытал насчет его семейных дел и службы.

Владимир Тольц: После столь длительных и разнообразных расспросов и дискуссий «Бек» оценил собеседника и перешел к делу:

Изучив его, насколько было возможно за час-полтора, и вынеся впечатление, что он действительно физик, умен, был в прогрессивном движении и в нем страдал от тех недочетов, от которых в свое время страдал мой сын и которые мне так хорошо известны; что он выбрал очень наивный способ для подхода ко мне (было проще придти прямо, в особенности, если его подослали), я инстинктом почувствовал, что можно идти в дело, тем более, что при провале рискую я один. Закончить разговор ничем, или общими местами, а потом вести на встречу нашего человека я считал несуразным. Поэтому я сказал прямо: в чем дело? выкладывайте?

Владимир Тольц: Чутье вербовщика не подвело Курнакова. То, что поведал ему Холл, «Бек» описал так:

Он рассказал мне, что новое секретное оружие представляет из себя “атомную бомбу” колоссально разрушительного действия. Я перебил: вы понимаете, что вы делаете? Почему вы считаете, что ради СССР нужно раскрыть тайны США? Он ответил: нет страны, кроме Советского Союза, которому можно было бы доверить такую страшную вещь. Но раз отобрать у других стран мы ее не можем – пусть СССР знает о ее существовании и пусть находится в курсе прогресса опытов и строительства. Тогда на мирной конференции СССР, от которого зависит судьба моего поколения, не окажется в положении державы, к-ю шантажируют. Не забудьте, что в этом секрете участвует также и Англия, полностью участвует, настолько, что часть опытов и расчетов делается в Англии, часть в Канаде. Работают над этой штукой все самые выдающиеся физики США, Англии, Италии, Германии (эмигранты) и Дании. (Список физиков на последней странице его доклада.)
Мы знаем, что и Германия, и СССР работают над снарядом, действие которого основано на дроблении атома некоторых элементов (Урана и др. элемента, который у нас называется Плутоний и который является 94-м элементом), однако мало сомнения в том, что США впереди остальных, ибо у нас сосредоточены все мозги Европы, кроме русских и затрачено на это у нас несколько миллиардов долларов. Кроме того, у нас четыре (или больше) циклотрона, а в других странах по нашим сведениям – не больше двух в любой стране.
Потом Холл начал мне подробно излагать принцип, на котором основано действие бомбы, а также общий принцип устройства снаряда, который представляет из себя своего рода пушку внутри бомбы. Описав все подробности, он вынул аккуратно написанный доклад и сказал: вы не могли запомнить всего этого, а потому я вам заготовил записку. Покажите любому физику, и он поймет, в чем дело. Что же касается устройства снаряда, то, хотя это и не в моем отделении, но если нужно, я смогу узнать, как он устроен подробно. Пока я знаю общий принцип устройства. Бомба должна сбрасываться с самолетов. По нашим расчетам бомба, весящая две тонны, даст силу взрыва равносильную 20-50 бомбам такого же веса. Температура при взрыве будет превышать температуру солнечного ядра.


Владимир Тольц: Впечатленный этим рассказом Курнаков-«Бек» не переставал думать и об оперативно-вербовочных аспектах беседы, и о проблемах безопасности

Тут передо мной встал вопрос – брать или не брать записку. Я решил взять по следующему соображению: он мне сказал, что надеялся видеть у меня “третье лицо”. Теперь, если он подготовил “десант” для накрытия нашего человека с поличным и т.д., то ему не было расчета передавать доклад и нужно было сохранить его до более удобного случая. Прибавилось еще одно соображение в пользу доведения удара до конца. Оставался риск, что налет произойдет через несколько минут после того, как он уйдет, т.е. пока документ у меня дома. Жена вышла “в лавки” и тщательно осмотрела местность, не найдя ничего подозрительного.
В разговоре (в ответ на мои вопросы) выяснилось следующее, чего в докладе нет.
Он служит в центре, который называется “ЭкспериментальСентер У” (Игрек), который находится в 35 милях от г. Санта Фе, Нью Мексико. Тут производятся работы над самим снарядом. Центр находится в непосредственном ведении военного министерства. В США есть еще два центра - “Х” в штате Теннесси и “W” в штате Вашингтон. Там работают над приготовлением “продукта”, т.е. уран-235 (кажется так, пишу по памяти, ибо доклад Холла был немедленно из моего дома женой унесен, пока я вышел на улицу и пошел плутать, чтобы увести за собой наружное наблюдение, если таковое было).

Центр “У” отделен от внешнего мира проволокой и караулами и заставами. Живут работники в черте ограды. Почта строго цензурируется. Только недавно разрешили отлучки больше чем за 75 миль от центра, но для этого требуются особые разрешения воен. властей. Он был отпущен в Нью-Йорк в отпуск к семье. В Санта Фе он может ездить свободно. Он предлагал организовать, если нужно, встречи так, чтобы сообщать о ходе опытов, ибо он это считает самым важным, т.е. не столь важен самый принцип, который всем известен, а важен этап, на котором находятся практические опыты по производству самого взрыва и по контролю самого взрыва, по конструкции снаряда и т.д. Расстались на том, что я ему через день-два позвоню. Он уезжает в пятницу в 4 часа дня.

Владимир Тольц: Свое донесение «Бек» завершил кратким портретом вербуемого:

Описание и приметы: довольно высокого роста, тонкий, шатен, бледное и слегка прыщавое лицо, одет небрежно, сапоги не чищены, видно, давно; носки висят. Причесан на пробор, волосы часто спадают на лоб. Англ. язык весьма культурный и «богатый». На вопросы отвечает быстро и без малейших запинок, особенно на научные вопросы. Глаза близко посажены. Очевидно – неврастеник. Возможно, от преждевременного умственного развития остроумный и несколько саркастический, но без тени развязности и цинизма. Основная черта – высокая чувствительность мозгового аппарата и быстрота восприимчивости. В разговоре остер и гибок, как рапира.
Добавление: Я спросил его (полушутя), как он не боится, что я его выдам. На это он ответил: вас знает около полумиллиона читателей и все люди в прогрессивном движении. Если вам верить нельзя, то вообще никому нельзя.


В
Анатолий Яцков
Анатолий Яцков
ладимир Тольц: Да, права была кузина Аксакова-Сиверс: творческие способности и «хлесткое перо» пригодилось Сереже Курнакову в его эмигрантско-шпионской жизни – Москва сразу откликнулась на его донесение о Холле.- 16 ноября 1944 в шифрограмме Центра нью-йоркской резидентуре сообщение Курнакова было оценено как вызвавшее«большой интерес». Меры по связи с Холлом были признаны правильными. Однако дальнейшее использование Бека в этом деле предложено было прекратить. Связь с Саксом теперь должна была осуществляться через«Алексея» (30-летнего тогда сотрудника нью-йоркской резидентуры Анатолия Яцкова, оперировавшего в Штатах под фамилией «Яковлев»). Ему поручалось тайно собрать подробные сведения о Холле и Саксе, выяснить роль Холла в работах по Энормозу и действительную причину, по которой он передал доклад именно «Беку». Яцков также обязывался обучить Сакса правилам конспирации. (Cевиллу Саксу был присвоен псевдоним «Стар», поскольку он, как я говорил, был старше «Млада» - Теодора Холла).
7 декабря 1944 в Москве был получен ответ Нью-йоркской резидентуры, в котором в частности говорилось:

…Через несколько дней после установления связи с Беком, видя что Бек не знакомит его ни с кем из советских официальных представителей, Млад решил пойти на установление прямого контакта с Заводом. Сам он туда не пошел, а прислал своего товарища Стара, который знал фамилию вице-консула Вавилова, известную его матери, которая познакомилась с Вавиловым на одном из приемов РашенУорРелиф. “Стар” явился на «Завод» и был принят «Алексеем», временно замещающим Вавилова. Встреча началась с того, что «Стар» передал «Алексею» написанный заранее доклад «Млада» об Энормозе (доклад прилагается).

Владимир Тольц: Здесь я должен пояснить: «Завод» в данном тексте – кодовое обозначение консульства СССР в Нью-Йорке. Вавилов – это советский вице-консул в Нью-Йорке. Как полагает Александр Васильев, возможно , что его именем представлялся «Стару» Яцков.

«Алексей», ознакомившись с содержанием доклада и побеседовав со «Старом», решил пойти на то, чтобы встретиться с «Младом» и «Старом» в городе. Встреча была назначена в 9 часов вечера след.дня (26-е октября). Разговор был проведен таким образом, что ни одного имени, адреса, номера телефона, места встречи и т.д. не было произнесено вслух. Не упоминалось также вслух существо проблемы, да и весь разговор шел больше вокруг вопросов общего характера. О том, что «Млад» ходил к «Беку», «Стар» ничего не сказал («Алексею» об этом также известно не было).
До того, как пойти на встречу к «Алексею», «Млад» еще раз встретился с «Беком» и рассказал о визите «Стара» в «Завод» и его разговор там с Вавиловым.«Бек», опасаясь, как бы “Вавилов” не привел с собой наружного наблюдения, посоветовал «Младу» на встречу не ходить, а послать «Стара», который должен объяснить, что «Млад» уехал досрочно. Сам же «Бек» решил за встречей проследить и в случае наличия н/н [наружного наблюдения], отвлечь его на себя. Встреча состоялась и, по заявлению «Бека», хвостов ни за Старом, ни за “Вавиловым” не было. На встрече Алексей ближе познакомился со Старом, и его первоначальное положительное впечатление укрепилось. На встрече было обусловлено, каким образом, в случае нужды, «Алексей» может вызвать «Стара» на встречу по телефону...
28 ноября «Стар» получил от «Млада» письмо, в котором «Млад» пишет, что прошел медицинский осмотр и скоро будет призван в армию, с оставлением на той же работе. Каких-либо сигналов о необходимости встречи в письме не содержалось.
Призыв Млада в армию несколько усложнит возможность встреч, т.к. он сможет покидать Лагерь только с особого разрешения и далеко не всегда. Нам придется изучить условия отпусков.


Владимир Тольц: Опять короткое пояснение: Лагерь (в других документах Лагерь-2 или Лагерь Y) – кодовое обозначение Лос-Аламосской национальной лаборатории, занимавшейся разработкой ядерного оружия. Установленный там в 1943 режим специального управления и безопасности не позволял сотрудникам лаборатории покидать «Лагерь-2» без специально оформленного разрешения. Обычно не чаще раза в месяц, по воскресениям, создатели бомбы либо отдыхали в Лос-Аламосе (кодовое обозначение в советских шифровках «Заповедник»), либо выезжали в курортный городах примерно в 95 км от Лагеря-2 Альбукерк (В Шифровках «Серноводск»).

Леонид Квасников
Леонид Квасников
Через пару дней после капитуляции Германии в Москву поступила шифротелеграмма от Леонида Квасникова из Нью-Йорка (цитируем по «тетрадям Васильева»):

«Антон» сообщил о возвращении «Стара» из поездки в "Серноводск». Поездку совершил в автобусе в обоих направлениях, т.к. это более естественно для студента и стоимость этого вида сообщения в два раза меньше.
В “Серноводске», по выходе из автобуса, «Стар» был опрошен представителем иммиграционной службы, интересовавшимся гражданством Стара, а также должен был предъявить представителю воен. власти по борьбе с дезертирством свой призывной документ. Записей никаких ни тот, ни другой не делали, по крайней мере, в присутствии «Стара». Контроль был непродолжительный и поверхностный. Свой приезд «Стар» объяснил желанием ознакомиться с Университетом. В Университете был в течение 3-х дней, прослушал несколько лекций.
Перед отъездом было решено, что «Стару» необязательно везти с собой подлинные рукописи “Млада” и что их можно будет переписать на газете молоком. «Стар» так и поступил: материалы переписал, подлинник сжег. Благополучно привезенная копия пока проявляется. Результаты удовлетворительные. Содержание будет сообщено дополнительно”.


Владимир Тольц: Через месяц мучений над расшифровкой «молочных записей» Сакса Нью-Йорк сообщил Центру:

Над проявлением их и переписыванием Алексею пришлось очень много работать. При нашей загрузке в работе подобный метод перевозки материалов крайне нежелателен. Отдельные слова сообщения разобрать не удалось, но таких слов было немного и материал в целом является весьма ценным.

Владимир Тольц: А затем, 30 июня 1945 г. в Москву было послано важное дополнение к прежним сообщениям:

Рой Глаубер
Рой Глаубер
Антон сообщает о следующем факте, недавно ставшем известным от «Стара»:
В начале 1945 г. в разговоре «Млада» со своим товарищем по университету – Рой Граубером, работающим также в Заповеднике и проживающим вместе с Младом, Граубер выразил недовольство тем, что английское и американское правительства сохраняют работы по Энормозу в строгом секрете от Советского Союза, и добавил, что он сообщил бы о работах нашим представителям, если бы представилась к этому возможность.

«Млад» сделал намек, что им кое-что предпринято в этом направлении и в свою очередь спросил, а что Рой намерен предпринять практически для осуществления своего желания. Рой струсил и начал отказываться от своих слов, а через две недели даже уехал из комнаты «Млада» и с тех пор прекратил дружбу с ним.
«Млад» выражает уверенность, что Граубер не донесет на него, т.к. он близок по своим настроениям к «Стару» и «Младу», но на решительные действия, связанные с риском, не способен. Его переезд из комнаты «Млада» говорит за то, что он хочет стоять в стороне от “опасных знакомств”.

Об этом факте не сообщалось в первой телеграмме потому, что «Стар» рассказал об этом только недавно. Ему уже указано на несвоевременность извещения об этом весьма важном случае.
«Антон» считает, что этот случай явился следствием отсутствия непосредственной работы по воспитанию «Млада», а также его неопытности и молодости.

Еще перед тем, как этот случай стал им известен, Антон передал Младу ряд практических советов в предыдущие поездки Стара. Но их было недостаточно. Поэтому Антон предлагает организовать встречу Млада с нашим оперативным работником с целью проведения подробного инструктажа о принципах нашей работы и личном поведении.
Далее Антон запрашивает разрешение на поездку Лесли для встречи с Младом, которая должна состояться в Серноводске 21 июля с/г. Свое предложение использовать для этого Лесли вместо Стара Антон обосновывает следующими соображениями:

1) Как лицо, ведущее переписку с Младом, Стар, по-видимому, находится на учете у конкурентов в Заповеднике и неоднократное появление его имени в столе посещений Серноводска может показаться подозрительным.
2) Стару трудно объяснить вторичное появление в Серноводске после того объяснения, которое он давал при опросе, проведенном на выходе из автобуса в предыдущее посещение короткое время тому назад.
3) Обосновать поездку Лесли будет нетрудно, т.к. она получила справку от врача о необходимости для нее длительного отпуска. Отпуск у нее начинается 10 июля.
По заданию резидентуры Лесли приобрела билет на 14 июля до Денвера. О цели поездки ей ничего не говорили”.


Леонтина Коэн
Леонтина Коэн
Владимир Тольц: Вот и появляется на атомной сцене «Лесли» (Леонтина Коэн), о которой мы говорили в предыдущей передаче. Расскажем и еще. Но в оставшееся время важнее сейчас пояснить, что «Рой Граубер» это на самом деле Рой Глаубер (Roy Jay Glauber) – Нобелевский лауреат 2005 года по физике. Когда в рамках рассекречивания проекта «Венона» эта шифровка была опубликована, Граубер сказал журналистам, что не помнит такого разговора и что он не знал, что Холл был советским агентом…
А нью-йоркской резидентуре Москва строго радировала, что случай с Глаубером следует рассматривать как провал «Млада». Причиной инцидента по мнению Центра является «совершенно недостаточная работа Алексея с агентурой по разработке Энормоз». А результатом - невозможность организации встречи Млада с оперработником резидентуры. Предложено провести с Яцковым-Яковлевым воспитательную беседу. Кроме того была санкционирована поездка «Лесли» в Альбукерк на встречу с Теодором Холлом
Розенберги и другие. Интерьер с бомбой.
В создании этого цикла участвует Александр Васильев, документы из публикаций которого мы использовали и сегодня.

Материалы по теме

XS
SM
MD
LG