До сих пор в почте радио «Свобода» не было писем о российских магазинах. Совершенно не было! С января этого года – пошли. Читаю: «Сейчас, если пройтись по магазинам в Москве, можно увидеть у людей на физиономиях недоумение и тревогу. Торговых дворцов очень много, прямо храмы торговли. Они рассчитаны на то, что покупатели особо не жмутся.Есть магазины для богатеньких и очень богатых. Можно увидеть штаны за тысячу долларов. Это на того, кто вообще денег не считает. Правда, основная масса, та считает, но это тоже паразиты. Что-то реальное делают приезжие. Ну, вот, а сегодня на лице паразита написано недоумение. Куда ему переползать, с чего кормиться, он не знает», - конец письма.

Несколько иначе принимает происходящее господин Евстафьев. Читаю: «Я так скажу вам: среди моих знакомых нет и не было тех, кто не понимал и не понимает, что за Крым мы будем платить… Мы знаем, за что мы платим. И мы, как общество, ощущаем необходимость этой платы». Тут у него есть очень серьезная претензия к путинизму. По его мнению, он, путинизм, мало заботится о том, чтобы у людей было хорошее настроение. «Наши программы новостей, - пишет он, -наполнены такой чернухой, что диву даешься, как еще кто-то умудряется работать и открывать новые предприятия». Положительные новости он называет «простыми радостями» или «радостями для всех», к их числу и относит такую «радость», как «Крымнаш». Дословно: «Она, - эта радость, - действительно, для всех». В пример нынешним правителям он ставит Сталина, напоминает им его знаменитое высказывание тридцать пятого года: «Жить стало лучше, жить стало веселее». Ситуация в стране, пишет, была «вполне себе напряженная и угрюмая. Прямо как сейчас. А вот настроения в обществе несколько иные. Вопрос – почему?». Отвечает так: потому, кроме прочего, что тогдашнее руководство СССР, я читаю, - «умело создавать людям «простые радости» и превращать их в события. Сталинские пропагандисты окружили советского человека не просто пропагандой, а потоком новизны. Советский человек жил трудно, но новизну видел, а где не видел, там ее ему специально показывали. И он понимал, что да, вот ему трудно, но страна в целом идет вперед, и лично у него от этого движения вперед появляются вполне понятные «приятственности»». Вот этого ждет господин Евстафьев от нынешнего руководства – чтобы оно возобновило сталинскую пропагандистскую стратегию, которую называет стратегией «создания культуры потребления хороших новостей». Не думайте, однако, что он хочет, чтобы Кремль врал народу, нет же! Во-первых, как он пишет, «у нас много хороших новостей. Очень много, поверьте… Новый трамвай. Новая станция метро… Новые мосты». На мосты упирает особо: «для нового, - пишет, - статуса России нужны новые мосты», а чтобы хорошие новости не иссякали, тем более, что людей все заметнее придавливает нужда, он предлагает положить в основу политики духоподъемного осведомления населения новую индустриализацию, Да, по сталинскому, опять же, примеру в кратчайшие сроки покрыть страну новостройками, на остающиеся пока деньги смело возводить заводы от моря до моря. Составил целую программу этого дела. Профессор, если не ошибаюсь.

Письмо из Германии, пишет университетская преподавательница. «Среди моих студентов есть украинцы и русские. Когда Россия аннексировала Крым, мы стали избегать политических дискуссий. Причиной послужила драка между студентками из Крыма и центральной Украины. На одном семинаре девушки, подняв крик на весь этаж, таскали друг дружку за волосы. Прошло два года. Русские студенты теперь иронически дают понять, что дальше ничего отбирать не собираются, а можно и вернуть, если местный народ будет за. Раз украинцы решили от нас уйти, пусть, мол, уходят, не хотят, дурачье, больше строить вместе империю - и не надо. Это ведь и им все принадлежало - до Тихого океана, а они, предатели, отказываются. Студент из Саратова сказал, что можно было бы и столицу в Киев перенести - какая разница, и украинский язык в школах России, черт с ним, изучать, но они же все равно с нами не хотят! Говорил как бы шутливо, но не весело. А украинские студенты, - продолжает преподавательница, - мне сообщают, что не нужна им эта гигантская страна с тьмой национальностей. Пусть будет небольшая, но своя, без русских с их великим и могучим у всех на устах. Не надо и Крымдонбасс возвращать, пусть уходят. Интегрировать можно столько чужих, на сколько есть у народа сил, иначе надорвешься. Это сказала мне Богдана, студентка из Ивано-Франковска. Она имела в виду русских жителей Украины. Многим из них, мол, трудно переключить себя с царей на гетманов. «У нас все гетьманы да гетьманы, а там императоры и Петербург с Чайковским, пусть уходят к ним». Слово «гетман» в своей немецкой речи она отчетливо выговаривала по-украински – с мягким знаком», - говорится в письме.

По этим разговорам можно судить, что произошло после украинской революции. Русские, наконец, осознали, что Украина ушла и не вернется. Они, как выясняется, этого не ожидали, четверть века формального развода не принимали всерьез. Отсюда - невеселое настроение русских студентов в Германии. Украинские студенты, в свою очередь, задаются судьбоносным вопросом: сколько русского элемента сможет переварить украинство, чтобы не потерять себя? Примечательно, что украинская образованная молодежь не боится ставить этот острый и спорный вопрос.

«Ну, хорошо, Анатолий Иванович, - читаю в следующем письме, - ну, уберутся наши из Крыма и Донбасса. На украинской политической арене будут соревноваться президенты Хищенко и Воренко. Каждый со своей кодлой. А в РФ новый гарант Навальный (имя условно) раздаст своим дружкам нефтекомпании и телеканалы. Все будет так же скучно, как и сейчас. Все, что сегодня выпендривается, рычит, ржёт, оголяется, верещит, никуда не денется». Отсюда автор делает вывод, что мы занимаемся пустым делом. Его настроение понятно, только мы ведь не ставим своей целью рай на Земле. О Донбассе же, о том, что с ним делать, в Украине рассуждает горстка. Подавляющее большинство о нем вообще не думает. В глазах большинства пострадала репутация не Донбасса (и Крыма), а России. «Россия на нас напала» звучит неизмеримо чаще, чем «Донбасс решил уйти». Оно же, большинство, мечтает о чем угодно, только не о том, что мир прокричит: «Слава Украине!».

Вы спросите, что же в таком случае изменилось в Украине. Из Харькова пишет Лариса Келлерман: «Быль или Как рождается наше общество. Окраинный посёлок четыре дня оставался без электричества, а телефон на вопросы не отвечал или смеялись в трубку. Народ перекрыл соседнюю трассу, предупредив об этом по соответствующему телефону. Интересно - пришли человек пятьдесят, перекрывать дорогу стали человек пятнадцать, остальные стояли невдалеке и наблюдали. Потом присоединились и они - перебороли себя. Примчался голова посёлка, стал материться (ему ведь влетит за непорядок). Бунтовщики его прогнали. Вернулся с водкой и закусью!!! – три восклицательных знака. – Что же народ? А не дрогнул. Отвернулись! От водки с закусью!!! – три восклицательных знака. - Понаехало городское начальство, стало ве-е-жливо разговаривать с людьми. Посовещавшись, пообещали подать электричество в девятнадцать ноль-ноль. Народ поверил, но предупредил, что если обманут, то всё повторит назавтра. Включили в девятнадцать ноль две минуты. Теперь ходят гор-р-дые по поселку, стали с друг другом здороваться! О как бывает! Да, Анатолий Иванович, а на другом конце посёлка этого Голову с водкой побили. Он там чего-то опять хотел разрулить водкой и закуской. Вывод: люди уже другие, их уже в стойло не загонишь! Так что не зря гинула Небесная Сотня на Майдане», - пишет Лариса Ивановна Келлерман. Слышали? Все поняли? На всякий случай поясню. Сельский голова в Украине не подчиняется никому, кроме избравших его сельчан – только им и, по идее, закону. Но он, как видим (и видим пока повсеместно), ведет себя так, будто у него есть начальство вне села, над селом, и оно, это начальство, что захочет, то с ним и сделает. Он больше всего боится услышать, что не владеет обстановкой на подвластной ему территории, допускает стихийные проявления. В свою очередь, голова района твердо уверен, что сельские головы – его подчиненные, а голова области еще тверже уверен, что головы районов – его подчиненные. В России с этим еще строже и прозрачнее. В Украине хоть парламент может побузить, и таки бузит, а в России дума ходит по струнке.

Вот читаю к разговору о «простых радостях» по Евстафьеву: Это – письмо одного из моих суровых недоброжелателей. «Вы всё-таки слишком заряжены, просто наэлектризованы против России, - пишет он. - Вам мерещатся всякие ужасы. Уверяю вас, у меня подъезд чистый. И вообще чистые подъезды в Волгограде, по крайней мере,- это норма. Прекращайте жить старыми клише. Хотя, конечно, вам хочется ругать Россию. Игра на публику. Вы просто присказки из восемьдесят девятого года всё повторяете. Ну, понятно, ваше золотое время. Все доказываете, что нам нужен не космос или внешняя политика, а чистые подъезды, что республикам нужно отделиться и жить в национал-гетто. А проблема подъездов решается-то элементарно: установкой крепкой двери с кодовым замком на подъезде и строкой в квитанции коммунальных услуг. Вот и всё. И космос тут нисколько не мешает, и не нужна евроинтеграция».

Это письмо у меня пролежало, наверное, с месяц, если не больше, все не доходили до него руки, в связи с чем автор прислал следующее. Читаю: «Почему не расскажете народу, что подъезды в России чистые? В конце концов, это самая что ни на есть окружающая жизнь, а сами молчите про это.Может, не верите до конца? Могу фото прислать. Это ведь мелочь вроде бы, но на самом деле вовсе не так. Согласитесь». Охотно соглашаюсь, охотнейше: не мелочь. Автор считает, что этой мелочи можно было добиться и в Советском Союзе, без спайки с культурным миром, но раз уж не сумели – добьемся, мол, в России, уже добились, и, как привыкли, - без всякой евроинтеграции. Действительно, чтобы держать в чистоте подъезды – и все прочее, включая язык, не загаживать его матом и феней – не обязательно, кажется, дружить с Западом. Но вот какая закономерность. Чем дальше от Европы, тем грязнее подъезды, тем короче срок службы кодового замка. Чем дальше от Европы, тем беднее, злее. И, между прочим, чем дальше от Европы, тем больше ждут от начальства хороших новостей. Этот запрос в России обозначился уже летом девяносто второго, через полгода после кончины Советского Союза. Некоторым даже очень хорошим людям не приходило в голову, что, когда хозяином новостей будет высшее руководство, то, как и при Сталине, не обойтись без внутренних врагов, вредителей. Борьба с ними, проклятия по их адресу обязательно займут важное место в ряду хороших новостей. Там-то построили мост, там-то разоблачили банду предателей. Таким вот образом ряд хороших казенных новостей будет не только радовать людей, но и внушать им страх. В одном полушарии мозга угнездится энтузиазм, в другом - ужас, и, чтобы не сойти с ума, на одно надо восторженно таращиться, на другое – закрывать глаза. Не говоря уже о том, что стране, где власть распоряжается новостями, необходим и внешний враг. Такая страна не может существовать без холодной войны, время от времени переходящей в горячую, чтобы народ не расслаблялся.

«Анатолий Иванович, - следующее письмо, - почему вы никогда не критикуете своих лучших друзей и единомышленников – русских либералов и демократов, не знаю, в чем разница, в общем, тех, кто против путинизма, против имперской политики, за демократию, за все хорошее против всего плохого? Они что, непогрешимы? Говорят только правильные вещи? Не пересаливают или не допускают недосола? Как же так? Где ваша объективность?». Исправляясь, скажу этому слушателю, что мне не очень нравится у некоторых из заметных демократов. Это их обида на Запад. Как-то легко, уверенно, почти по-господски они делают замечания и выволочки Вашингтону, Брюсселю. Считают, что Запад недопонимает и того, и этого, пятого и десятого, слишком мягко обращается с Кремлем, не предвидел, не думал и не гадал, что он так оборзеет. Исходят из того, что Западу больше нечего делать, как заниматься Россией. Забывают, а может и не знают, какую мысль оставил своим преемникам Рузвельт. Нечего особо суетиться. Захотят русские жить по-человечески – тогда и устроят у себя соответствующие порядки. Вот Запад и ждет. Торопиться ему некуда. Торопиться некуда, но он все время идет вперед, побеждает и побеждает. Не он без русских товаров и знаний шагу ступить не может, а она, Россия, без его товаров и знаний… Запад не желает слишком тратиться на оздоровление России. Запад - это ведь рациональный, рассудочный, расчетливый мир. Ну, вот не предвидел он, допустим, что русские попытаются шантажировать его энергоресурсами, нападут на Грузию, на Украину. Ну, и что? Сильно ли повредило ему, Западу, это все? Он спокойно принял ответные меры, и вот уже Россия не знает, куда девать газ, и как выпутаться из военных авантюр, и что оклеивать рублями сначала: Кремль или храм Христа Спасителя. «Так чего ж нам печалиться, если наши зубы как пена белы?». Посмотрите на зубы – на зубы русских и американцев – что с ними стало в результате всех этих пертурбаций?

О храме Христа Спасителя один самодеятельный поэт прислал целую поэму. Она очень слабая, поэтому читать из нее ничего не буду, чтобы не обидеть православных любителей поэзии, тем более, что автор – баптист. Главная мысль в том, что этот храм взорвали фанатики, а восстановили воры. Вот, мол, путь, пройденный правящим классом России после царизма. Автор высказывается и об истории появления этого храма. Затея, говорит, была казенная, а выдавали ее за всенародную. Верно, храмы по своей воле русский народ, конечно, строил, и много храмов, но это были маленькие, бедные, я бы сказал, честные церкви и церквушки, а все гиганты, они происходили от имущих классов. Разницу хорошо почувствовал и выразил такой русский поэт позднесоветского времени, как Николай Рубцов:

Не жаль мне, не жаль мне

растоптанной царской короны,

Но жаль мне, но жаль мне

разрушенных белых церквей!..

А вообще отношение к таким творениям, как соборы, зависит от человека, от того, кто стоит, задрав голову, перед тем или иным чудом света, - кто стоит, зачем стоит, с какой мыслью, с каким настроением смотрит. Я, например, на Кельнский собор впервые смотрел с полным, совершенно бездумным почтением. Так подействовали сами невообразимые размеры темной постройки, с которой возились шестьсот лет, хотя и знал, конечно, что Гейне в прекрасных стихах назвал эту постройку отвратительным чудовищем - уродиной, которую католические попы хотели сделать Бастилией немецкого духа. Они, мол, уже плотоядно сговаривались сгноить в ней немецкий разум, как явился, к счастью, Лютер, сказал одно слово: «Стой!» - и строительство заглохло. Более того, Гейне желал, чтобы этот собор превратили в конюшни… Так что вот так. Заглянешь на службу в Кельнский собор -и невольно вспомнишь, что тут хотел видеть немецкий гений. И задумаешься. Новое развенчание российской церковности сыграет, похоже, немалую роль в освобождения мозгов от путинизма. Или наоборот, освобождение мозгов от путинизма приведет к падению власти высших попов. Послепутинская Россия вряд ли вернется к казенному безбожию, но отстранение государства от всех религий произойдет, наконец, не на словах, а на деле.

Следующее письмо: «А вот ты бы подумал своими американизированными мозгами, почему в стране растет благотворительность со страшной силой? До семнадцатого года одних только благотворительных журналов было больше сотни. В том числе выходил спецжурнал для Сербии (мы вообще всегда им много помогали). А потом Советская власть сказала, что у нас этой царской прихоти нету, и благотворительность исчезла. Пять лет назад было только три журнала, в том числе "Благотворительность и деньги". А сейчас... Сотни компаний, все жертвуют, спасают (особенно детей). Сборы, например, в компании Чулпан Хаматовой составляют сотни миллионов рублей. Эта закономерность замечательная. Есть про это книга. У меня все сидели в Гулаге, мы с братом дохли с голоду, траву, в основном, ели. Но наступал вечер, потом ночь, и в окна нам казахи бросали лепешки. Это было в Казахстане, в русско-казахском селе. Наши односельчане-казахи не могли поверить, что моя мама, которая в жизни ни разу не выезжала из своего села, сидит как английская шпионка. С тех пор я и стала интересоваться благотворительностью. Короче, народ улучшает свою доброту».

Подумать об этом своими «американизированными мозгами» призывает меня, как вы слышали, женщина, написавшая это письмо. И подумать стоит. Советская власть запретили раз и, как ей казалось, навсегда организованную благотворительность, но покончить со стихийной, сделать так, чтобы люди совсем перестали помогать друг другу, на личной основе - это ей не удалось, и как только социализм ушел в прошлое, стало возрождаться многое из того, что было раньше, - и дурное, и хорошее, не решаюсь сказать, чего больше. Делиться иногда даже последним человеку свойственно так же, как и брать чужое, такова его природа. Христианское писание признает угодным Богу только такое добро, которое творится тайно. Но и хвастаться добрыми делами, по-моему, все-таки лучше, чем плохими. Тщеславие такой же двигатель благодеяния, как и любовь к ближнему. Скажу, может быть, излишне высокопарно: благотворительность – это проявление свободы человека. Хочу сделать кому-то подарок, хочу с кем-то чем-то поделиться – кому и чем, решаю я, и только я, это никого не касается, тут мне никто не указ. Мои деньги, мой хлеб, моя воля. Я хозяин моих денег, я хозяин моего хлеба, я хозяин моей воли. Мне нравится такая свобода, более того, она мне нужна не меньше, чем сами деньги и сам хлеб. Так что вот что стоит за ростом благотворительности в России, если я, конечно, правильно это понимаю своими американизированными мозгами. Рост свободы, которой люди наделяют себя сами, никого не спрашивая. Явочным порядком расширяют пространство своей свободы. Не случайно власть так присматривается к благотворительности в последнее время. Она понимает, что с этим пространством надо что-то делать – нельзя, чтобы оно продолжало расширяться и самоутверждаться.

Пишет русский старик: «Уважаемая «Свобода»! Досадно слышать ваших гостей, допускающих в прямом эфире употребление слов, ставящих под сомнение их компетентность. Примерно в таком духе: "Вся история как бы путинского как бы режима учит, что никакого как бы плана у него как бы нет". Хочется крикнуть: "Ребята! Вы же гуманитарии-профессионалы! Как же так?" Представьте себе, что математик в своих работах допускает деление на ноль, а историк путает даты Куликовской и Бородинской битв. Одно дело, когда "пирисьпиктива" говорит министр спорта, другое – вы, интеллектуалы. Забываете, что употребление этого слова меняет смысл на противоположный. Представим себе, что в этой манере Пушкин читает свое стихотворение: Я помню как бы чудное как бы мгновеньé,

Как бы передо мной как бы явилась как бы ты,

Как мимолетное как бы виденье,

Как как бы гений как бы чудной как бы красоты

Или Гоголь: "Редкая как бы птица как бы долетит как бы до середины как бы Днепра, блин!" Хочу обратиться к редакции любимого мною радио «Свобода» с предложением как бы фильтровать как бы своих как бы гостей». Знал бы автор этого справедливого письма, какое это трудное дело – фильтровать. Ведь, как пишет нам другой хранитель русского языка, Россия уже не говорит по-русски. «Её язык - смесь бывшего русского с матом и феней. Если кандидаты в президенты вздумают говорить по-человечески, а не "мочить в сортире!", то у них не будет шансов».

Да, мосты, говорит профессор Евстафьев (правительству говорит), мосты надо строить, большие и малые, пусть по ним перемещаются, передвигаются, перетаскиваются народнохозяйственные грузы, ходят люди, где-то и гужевой транспорт, мост – это хорошая новость, это «простая радость». Да, строить и строить, говорит, мосты, без устали строить, и сообщать, сообщать об этом народонаселению, не лениться – это и будет создание, по сталинскому примеру, «культуры потребления простых радостей» в трудных условиях, в час испытаний, выпавших России по вине Запада. Манилов, помнится, мечтал построить мост через свой пруд – каменный мост, по обе стороны которого располагались бы лавки, шла бы, то есть, торговля – хомутами и всякой полезной всячиной, продукцией тогдашнего импортозамещения. «Что такое глухомань?» - был такой стишок в советское время. Это - где много Мань и мало Вань, и над тощим колоском в барабаны бьет райком. Райкомом при совке называлась районная власть. Думаете, он не знает, наш профессор, что «культура коллективного потребления простых радостей» - это сталинизм, нацизм или фашизм, и как эти «измы» заканчивают? Знает, но как бы и не знает, потому что – увлеченный человек. Человек, охваченный любовью к отечеству. Отличие таких людей от сталинистов тридцатых годов в том, что они не против частной собственности под началом, правда, государства. И они отнюдь не слепые слуги режима. Путинизм в их глазах – мямля, об этом иной раз говорят открыто, и тому придется решать, что с ними делать. Стране, кстати, тоже, наверное, не уклониться.

На волнах радио «Свобода» закончилась передача «Ваши письма». У микрофона был автор - Анатолий Стреляный. Наши адреса. Московский. Улица Малая Дмитровка, дом 20, 127006. Пражский адрес. Радио «Свобода», улица Виноградска 159-а, Прага 10, 100 00. В Интернете я в списке сотрудников Русской службы на сайте: svoboda.org