В прошлом сезоне Вашингтонская опера поставила «Тамерлана». Пласидо Доминго пел заглавную партию облаченный в шитую золотом хламиду, но все остальные певцы были одеты в современные пиджаки и галстуки. Дамы тоже в деловых костюмах. Барочную оперу теперь, как правило, так и ставят.

Люди на сцене были одеты хорошо и щеголевато, а люди в зале – кто во что горазд: в спортивной обуви, джинсах, майках, чуть ли не в шортах и пляжных резиновых шлепанцах. Была публика в нарядной одежде, но составляла явное меньшинство.

В моем детстве посещение Большого было редким событием, и все мужчины там и даже мальчики были в костюмах и галстуках. Потом, в годы позднего Брежнева и особенно перестройки, появилась мода ходить в оперу и балет в кедах и свитерах – то ли из-за дефицита хорошей одежды, то ли в знак демократизма, то ли и того, и другого. Примерно как в рассказе Зощенко «Рабочий костюм», герой которого Василий Степаныч Конопатов ехидно спрашивает швейцара: «Что, говорит, косишься? Костюмчик не по вкусу? К манишечкам небось привыкши?» Ну вот я как раз привыкши.

Еще сравнительно недавно в лучших оперных театрах мира существовал дресс-код. Сегодня его нет ни в нью-йоркском Metropoliten, ни в парижской Opéra, ни в венской Staatsoper – он остался лишь в миланской La Scala. Но европейцы и без административных указаний любят одеться в театр красиво. А американцы почему-то нет.

Самое интересное, что в столичном городе Вашингтоне существует строгий дресс-код на рабочем месте. Вольности в костюме допускаются лишь по пятницам, и то относительные – как правило, это стиль smart casual, то есть рубашка без галстука и пиджак и брюки разного цвета. Есть клубные рестораны и гостиницы, где тоже надлежит одеваться соответственно. Но почему-то в оперу те же самые люди ходят в чем попало. Видимо, расслабляются после трудов праведных.

Не ровен час придешь в Кеннеди-центр и окажешься черно-белой вороной, какую Михаил Булгаков увидел в 1923 году в Москве в опере Зимина в антракте «Гугенотов»:

«Он был во фраке!.. Он не посрамил бы французской комедии. Первоначально так и подумал: не иностранец ли? От тех всего жди.
Но оказался свой... В глазах его читалось совершенно явственно: "Да-с, фрак. Выкуси. Никто не имеет мне права слово сказать. Декрета
насчет фраков нету".