На территории России произрастает пятая часть лесов планеты. Однако отношение россиян к лесам не соответствует стандартам цивилизованных стран.
Алексей Ярошенко: Это - беспорядочное лесопользование. Лесного хозяйства как такового практически нет. Есть попытки управлять лесом, как биологическим ресурсом. Сколько древесины в лесах есть, сколько наросло, вся она выбирается и выбирается, естественно, самая лучшая и самая доступная, а заботы о возобновлении лесов нет.
Марина Катыс: 28 февраля завершился Всероссийский съезд лесоводов, который, по оценкам специалистов, стал самым крупным за всю историю России, включая историю Российской империи и Советского Союза. В его работе приняли участие более 4,5 тысяч работников лесного хозяйства всех регионов России и многочисленные гости, представлявшие как Российскую Федерацию, так и страны ближнего и дальнего зарубежья.
Слово начальнику Государственной лесной службы Министерства природных ресурсов Юрию Шуваеву.
Юрий Шуваев: Этот съезд действительно является историческим событием в жизни России. На съезде не только были подведены итоги деятельности Лесной службы за прошедший период, но и определены некоторые перспективные задачи. Главным звеном являются вопросы, связанные с охраной лесов от пожаров, и защита насаждений от болезней и вредителей.
Марина Катыс: С господином Шуваемым трудно не согласиться, но оказывается, экологам есть что возразить руководителю лесной службы МПР. О результатах съезда лесоводов и проведенных ранее парламентских слушаниях в Государственной Думе рассказывает координатор Лесного проекта "Гринпис Россия" Алексей Ярошенко.
Алексей Ярошенко: Результата - никакого, на мой взгляд. Что касается парламентских слушаний, то это были именно "слушания", то есть обсуждения там не было. Мне довелось участвовать и в том, и в другом мероприятии; никаких решений принято не было. Я бы сказал, что это закончилось впустую. Примерно то же самое и со съездом: съезд вообще не принял никаких решений. Мероприятие прошло, как парад лесных бюрократов.
Марина Катыс: Но ведь и то, и другое мероприятие - достаточно дорогостоящие, уж во всяком случае - что касается Съезда лесоводов. Это - просто бюджет Министерства природных ресурсов, насколько я понимаю. Тогда ради чего проводился Съезд, если не то что никаких глобальных решений не было принято, а даже никаких сенсационных сообщений не было сделано?
Алексей Ярошенко: Самая большая и долгожданная сенсация, которую, я бы сказал, все участники ждали от этого съезда - это заявление о том, что будет восстановлена Лесная служба или, как минимум, будет заменен министр природных ресурсов. Вот чего в душе все ждали. Этой сенсации не случилось.
Что касается всего остального, то по нашим оценкам примерная официальная стоимость этого съезда - около 2 миллионов долларов. Это - если считать прямые расходы. А если считать то, что на какой-то срок была парализована деятельность многих региональных управлений по природным ресурсам, то и за 5 миллионов долларов перевалит. Это сопоставимо со стоимостью всех мероприятий по профилактике лесных пожаров в лесах России за год.
Марина Катыс: По мнению Андрея Птичникова, координатора Лесной программы Всемирного фонда дикой природы, съезд и парламентские слушания - два важнейших мероприятия, которые должны были определить стратегию развития лесного сектора на ближайшие годы.
Андрей Птичников: Результаты парламентских слушаний, (как и съезда лесоводов в особенности) равны нулю или близки к тому. По всем данным в России надвигается кризисная ситуация, и в первую очередь это прочувствовали лесопромышленники. Сейчас реально экономически доступных лесов становится все меньше и меньше, но, к сожалению, ни парламентские слушания, ни съезд лесоводов - тем более, не ответили на вопрос: что делать с этими лесами?
Что касается съезда лесоводов (я участвовал в этом съезде), там обсуждались вопросы - как сохранить существующую структуру управления лесным хозяйством, эти лесхозы, как им выжить в этой ситуации.
Марина Катыс: Еще более категоричным в оценках прошедших мероприятий оказался эксперт Международного Социально-экологического союза Алексей Григорьев.
Алексей Григорьев: Собрали там, до сих пор непонятно, то ли 4, то ли 6 тысяч человек, славно погуляли. Что обсуждали, что приняли, каким образом эти лесоводы выбирались и направлялись на съезд - совершенно непонятно. Я бы оценил Всероссийский съезд лесоводов как хорошее культурно-просветительское и оздоровительное мероприятие за казенный счет.
Марина Катыс: Надо сказать, что руководитель Государственной лесной службы МПР Юрий Шуваев с такими оценками не согласен.
Юрий Шуваев: Накануне съезда мы провели специальные парламентские слушания в Государственной Думе Российской Федерации с участием большого круга депутатов, общественных организаций. Кроме того, на "круглых столах", которые прошли в рамках съезда, было также уделено особое внимание всем, кто желал бы выступить, в том числе - и общественным организациям. У нас сопредседателями "круглых столов" были представители МСОС, были представители международной организации "Дикий фонд охраны природы и животного мира". Они также выступали и на съезде.
Марина Катыс: После такого заявления я просто обязана предоставить слово представителю, как выразился господин Шуваев, "Дикого фонда охраны природы и животного мира". Тем более что Всемирный фонд дикой природы реализует в России более 50 проектов с годовым бюджетом свыше 5 миллионов долларов США. Говорит координатор Лесной программы фонда Андрей Птичников.
Андрей Птичников: Устойчивое лесопользование, о котором мечтали все поколения русских ученых, о котором все время говорят представители лесного хозяйства, возможно только при совершенно конкретных, определенных условиях. Должен быть внятный хозяин леса. Если в МПР остался один единственный профессиональный проверяющий на всю Россию, который ездит и контролирует, что происходит в лесах, - то как можно из Москвы чем-то управлять?
Марина Катыс: Координатор Лесного проекта "Гринпис Россия" Алексей Ярошенко участвовал в работе съезда лесоводов. Вот его мнение.
Алексей Ярошенко: О пожарах на съезде говорилось вскользь, но именно - о том, что проблема существует, а не применительно к наступающему пожарному сезону. О незаконных рубках практически ничего сказано не было.
Тушить пожары эффективно не умеют практически ни в одной стране мира. Тушить торфяные пожары можно сказать однозначно толком не умеют нигде, потому что это очень дорого и сложно. Как потушить слой сухого торфа в 5-6 метров толщиной, который горит по всей площади и по всей глубине? Это практически невозможно. Единственный способ как-то избежать таких катастрофических пожаров - это заниматься их серьезной профилактикой.
Сейчас практически все работники лесной охраны вынуждены работать на всевозможных хозяйственных мероприятиях, в основном это так называемые "рубки дохода", потому что официальная зарплата лесничих ничтожно мала: от 500 рублей в месяц до 3-4 тысяч, в зависимости от региона.
Марина Катыс: К этому стоит добавить, что уровень коррупции в этой области весьма велик (незаконные рубки напрямую связаны с тем, что определенные территории контролируются отнюдь не федеральными властями, а местными группировками, заинтересованными в быстром получении прибыли). Как может лесничий с зарплатой тысяча рублей в месяц противостоять группе хорошо вооруженных (подчас - автоматическим оружием) молодых людей, которые приезжают к нему на участок и говорят: "Мы будем рубить здесь"?
Алексей Ерошенко: Это правда. У нас существует система обходов, когда каждый конкретный участок леса закрепляется за лесником-обходчиком. В Московской области площадь такого обхода колеблется от 3 до 5 квадратных километров, это довольно небольшая территория и, действительно, один человек может ее посетить и осмотреть. На севере площадь обхода бывает до 300 тысяч гектаров. Грубо говоря, если человек, поступив на работу после лесного техникума, начинает обходить свой участок, то к пенсии он завершает эту процедуру.
Но главное: действительно, один в поле не воин. Логичнее, наверное, было бы перейти к системе закрепления довольно крупных территорий за мобильными, хорошо оснащенными группами лесной охраны.
Марина Катыс: В Приморье уже три года работает мобильная группа "Кедр", созданная в этом регионе на средства Всемирного фонда дикой природы для борьбы с нелегальными рубками. Однако судьба группы оказалась трагичной. Рассказывает координатор Лесной программы Всемирного фонда дикой природы Алексей Птичников.
Алексей Птичников: В Приморском крае фактически утрачен контроль, вообще - потеряна всякая управляемость лесным хозяйством. Процветают небольшие "шайки-лейки", которые ездят и фактически вырубают лес где ни попадя. Объем нелегальных рубок - колоссальный. Группа "Кедр" в последнее время стала настолько активно работать, что оказалась серьезной помехой для браконьеров. У нас есть факты того, что в структуры МПР прошла "проплата" и сейчас группу "Кедр" фактически расформировали и уничтожили.
Марина Катыс: Группа "Кедр" была создана под МПР, но - усилиями экологов. И МПР координировало ее работу.
Алексей Птичников: Да, это была структура Государственной лесной охраны. Группа была мобильной: у нее были транспортные средства, рации, база данных по всем лесорубочных билетам. И они ездили и контролировали наиболее проблемные территории. Группа "Кедр" работала бескомпромиссно, штрафовала всех, несмотря на многократные "советы" - с кем ей работать, а с кем не работать. Доходило до того, что сотрудникам группы предлагали 50 тысяч долларов за то, чтобы они не выезжали в определенный район в течение недели.
Группа "Кедр" проработала примерно 3 года, но реально они наступили на мозоли браконьерским бригадам примерно полтора года назад. С этого момента браконьеры стали их бояться и реально преследовать. У нас имелись все радиоперехваты - можно было включить рацию на этой бандитской волне и послушать, о чем они говорят. Они знали полностью маршрут, куда едет группа проверяющих, то есть чиновниками МПР была "обеспечена" полная прозрачность работы проверяющих.
Марина Катыс: Но можем ли мы сейчас говорить о том, что, в частности, в Приморском крае расформирование группы "Кедр" свидетельствует о том, что экологи и люди, защищающие лес, проиграли битву криминальным структурам?
Алексей Птичников: Так сказать нельзя, потому что, помимо экологов, есть еще крупные лесопромышленники, которые имеют лес в аренде. И когда у них эти банды воруют лес, лесопромышленники объединяются. В данном случае эти крупные лесопромышленники предлагают финансировать работу группы "Кедр", чтобы обеспечить свое выживание. Правда, сами крупные лесопромышленники допускают много нарушений, и что с этим делать - непонятно.
Марина Катыс: Наибольший ущерб российским лесам наносят, как известно, нелегальные рубки и пожары. Если судьба группы "Кедр" иллюстрирует положение с нелегальными рубками, то ситуацию с пожарами лучше всего может оценить руководитель Государственной лесной службы МПР Юрий Шуваев.
Юрий Шуваев: Такой ситуации, какая была в прошлом году, повториться не должно. Начиная с прошлого года, Министерство природных ресурсов Российской Федерации, Государственная лесная служба сразу же приступили к подготовке к пожароопасному сезону текущего года. Уже готовятся наши пожарно-химические станции, проверяется их комплектование, формируются специальные подразделения, которые будут подготовлены для тушения именно торфяных пожаров. И погодно-климатические условия, и запас снега, который мы, по данным Гидрометцентра, имеем, свидетельствуют о том, что все-таки такого засушливого лета, как в прошлом году, возможно, и не будет. Хотя засуха в отдельные месяцы будет, как всегда.
Марина Катыс: Однако, по мнению эксперта Международного Социально-экологического союза Алексея Григорьева, прошлый год продемонстрировал полнейшую неготовность федеральных служб к борьбе с лесными и торфяными пожарами.
Алексей Григорьев: Самое, конечно, изумительное - это попытки тушить торфяники, поливая их водой с самолетов. Стоимость этих мероприятий - безумная. Дело в том, что пожар в торфянике сверху проливать бесполезно, для этого нужно, действительно, "утопить" весь торфяник. Я рискну высказать крамольную мысль - вполне возможно, что в прошлом году вся эта суета вокруг пожаров на реальное задымление оказывала самое минимальное влияние.
Следующий момент. Говорят - нет средств, техники нет и так далее. Ежегодно федеральный бюджет выделяет на нужды сельского хозяйства около 200 миллионов долларов США. Я уже много лет хожу и спрашиваю: на что же эти деньги уходят? Но получить четкий ответ: сколько пошло на тушение пожаров, а сколько - на ремонты кабинетов министерских чиновников и проведение общественно-культурных, развлекательных многотысячных мероприятий, мне ни разу не удалось.
У меня большое подозрение, что пожары - это просто-напросто такая роскошнейшая дойная корова. - "Ой, давайте тушить! Ой, давайте деньги!" - Дали деньги. Куда-то их вбухали (иногда - на совершенно безумные мероприятия) - отчетности никто не видит. Очень много вопросов.
Марина Катыс: Алексей Ярошенко, координирующий Лесной проект "Гринпис Россия", считает, что опыт прошлого года ничему не научил чиновников из МПР.
Алексей Ерошенко: Во-первых, ясно, что многие торфяные пожары способны переживать зиму под снегом и возобновляться весной, особенно - в глубоких осушенных торфяниках. И потушить такие пожары будет очень сложно. Система охраны леса от пожаров не изменилась. По итогам прошлого года не было сделано вообще ничего.
Россия занимает второе место в мире по количеству осушенных торфяников после той же Финляндии, которая занимает первое место. В отличие от большинства других стран, у нас часто осушались мощные торфяные залежи, глубина осушения может достигать нескольких метров. К ним трудно оперативно подобраться из-за отсутствия дорог, и их никто и не думал затоплять.
По всему центральному региону известен один случай, когда торфяник затопили именно для предотвращения риска торфяных пожаров, это было сделано в Талдомском районе Московской области. И торфяник, который находится в заказнике "Журавлиная родина", прошлый год пережил вообще без пожара. Опыт положительный, но он пока нигде больше не применялся.
Марина Катыс: Кроме вопросов, связанных с отчетностью и финансированием, есть еще и вопросы лесопользования и лесовосстановления. Алексей Ярошенко согласен с тем, что в России леса сохранились на больших площадях. Вопрос только в том, какого качества эти леса.
Алексей Ярошенко: Самые доступные леса на самых густонаселенных территориях серьезно истощены рубками. Хвойная высококачественная древесина, на которую нацелены основные интересы лесозаготовительных предприятий, - такой древесины осталось не так уж много. То, что у нас огромная площадь северных редкостойных, низкопродуктивных лесов - это радует, конечно, сердца наших чиновников, но говорить, что вот это леса, куда может развиваться наша лесная промышленность, - наверное, наивно. Практики это понимают. К сожалению, теоретики из министерства часто говорят, что "нет-нет, мы можем рубить гораздо больше". Но на самом деле уже просто больше нечего рубить.
За те последние 10 лет, когда лесхозы получили право вести "рубки ухода" (которые на самом деле представляют собой рубки самых лучших деревьев в самых лучших лесах), они достаточно сильно истощили запасы хорошей древесины, пригодной для развития лесной промышленности в наиболее доступных и продуктивных лесах России. Это - очень серьезная проблема, которая пока официально не признается нашими лесными генералами, но ее очень хорошо осознают те же финны. Леса России сильно истощены.
Марина Катыс: Истощение запасов качественной древесины в российских лесах, по мнению Алексея Григорьева, связано с некомпетентным руководством лесным сектором экономики страны.
Алексей Григорьев: Такого изгнания специалистов из руководящей сферы не было после 1917 года. В 1937 году, наверное, все-таки не такая была ликвидация специалистов. Минприроды - это какая-то феерическая организация, которая сама обследует леса, сама разрабатывает план, что с этими лесами делать, сама внутри себя проводит якобы независимую экологическую экспертизу, результаты которой она очень не любит показывать кому бы то ни было. (Система лесхозов сейчас - крупнейший лесозаготовитель в стране). Потом сама за собой эта система осуществляет государственный контроль, и потом сама же докладывает всем остальным гражданам и руководителям страны о том, как замечательно обстоят дела в лесах России. Такая самодостаточность, такая совершенно восхитительная бесконтрольность вряд ли существует где-нибудь еще в мире. Разве только в странах, где государство как таковое отсутствует.
Марина Катыс: Развал системы управления лесным сектором неизбежно повлек за собой криминализацию этой сферы. По данным экологов, значительную часть заготавливаемой в России древесины контролируют вовсе не федеральные власти, а полу-бандитские группировки.
Алексей Григорьев: Леса Северного Кавказа (я не говорю про такую экзотику, как Чечня и Дагестан, там все понятно) и Краснодарского края просто-напросто находятся вне зоны влияния официальных властей. Вырубки ценных пород (клен, каштан, бук, дуб), незаконные поставки древесины в Турцию и Средиземноморье тесно связаны с наркобизнесом. На этих вырубках поселились наркопроизводители, которые выращивают коноплю. То, что творится в лесах Северного Кавказа - сочетание этих незаконных лесозаготовок с наркоторговлей - пожалуй, это впервые стало возможно на территории России.
У нас есть районы, которые контролируют не официальные власти, а бандиты. В одном из соседних центральных регионов один из районов области фактически не признает никакую власть. Все попытки проникнуть туда и выяснить - ребят, вы собираетесь хотя бы видимость законов соблюдать? - наталкиваются на сопротивление, вплоть до вооруженного. И это - не Ангара и не Дальний Восток, которые считаются действительно "диким краем".
Марина Катыс: Это же косвенно подтверждает и руководитель Государственной лесной службы МПР Юрий Шуваев.
Юрий Шуваев: В прошлом году мы потеряли при исполнении служебных обязанностей 14 человек, работников лесного хозяйства (это лесничие, это помощники лесничих).Они погибли от рук лесонарушителей, браконьеров.
На уровне закона работник Государственной лесной охраны защищен, ему предоставлено право носить средства защиты, в отдельных случаях - огнестрельное оружие. Кроме того, мы сейчас ведем большую работу по государственному страхованию работников Государственной лесной охраны.
Марина Катыс: Страхование жизни сотрудников - дело, конечно, хорошее, но в лесу у лесничего страховку никто спрашивать не будет, там действуют совершенно другие законы. И в определенных случаях бронежилет оказывается гораздо важнее страхового полиса. Да и что может сделать один человек против хорошо вооруженной группы?
Алексей Григорьев: Приезжают эти хлопцы на 3-4 джипах, часто - с автоматическим оружием (давайте называть вещи своими именами), и говорят: делай вот это, это и это, а иначе - плохо будет. Что леснику, бежать в милицию? Когда выясняется, что милиция сплошь и рядом с этими крутыми хлопцами...
Марина Катыс: Ездит в одних джипах.
Алексей Григорьев: А, может быть, эти хлопцы оказали шефскую помощь местному отделению милиции "по обеспечению его транспортом". И все это - на фоне совершенно развалившегося, деморализованного руководящего федерального органа. Притом, что действительно есть, до сих пор сохранились на местном уровне десятки тысяч людей, которые хотели бы, чтобы в лесу не царствовал беспредел. Они, действительно, мечтают заботиться о лесе, работать лесниками.
Марина Катыс: По данным Министерства природных ресурсов, леса занимают около 70 процентов территории России. А зарплата лесничего, охраняющего это "народное достояние", составляет в среднем по стране 2,5 тысячи рублей. Легко ли в такой ситуации оставаться честным и живым?
Алексей Ярошенко: Это - беспорядочное лесопользование. Лесного хозяйства как такового практически нет. Есть попытки управлять лесом, как биологическим ресурсом. Сколько древесины в лесах есть, сколько наросло, вся она выбирается и выбирается, естественно, самая лучшая и самая доступная, а заботы о возобновлении лесов нет.
Марина Катыс: 28 февраля завершился Всероссийский съезд лесоводов, который, по оценкам специалистов, стал самым крупным за всю историю России, включая историю Российской империи и Советского Союза. В его работе приняли участие более 4,5 тысяч работников лесного хозяйства всех регионов России и многочисленные гости, представлявшие как Российскую Федерацию, так и страны ближнего и дальнего зарубежья.
Слово начальнику Государственной лесной службы Министерства природных ресурсов Юрию Шуваеву.
Юрий Шуваев: Этот съезд действительно является историческим событием в жизни России. На съезде не только были подведены итоги деятельности Лесной службы за прошедший период, но и определены некоторые перспективные задачи. Главным звеном являются вопросы, связанные с охраной лесов от пожаров, и защита насаждений от болезней и вредителей.
Марина Катыс: С господином Шуваемым трудно не согласиться, но оказывается, экологам есть что возразить руководителю лесной службы МПР. О результатах съезда лесоводов и проведенных ранее парламентских слушаниях в Государственной Думе рассказывает координатор Лесного проекта "Гринпис Россия" Алексей Ярошенко.
Алексей Ярошенко: Результата - никакого, на мой взгляд. Что касается парламентских слушаний, то это были именно "слушания", то есть обсуждения там не было. Мне довелось участвовать и в том, и в другом мероприятии; никаких решений принято не было. Я бы сказал, что это закончилось впустую. Примерно то же самое и со съездом: съезд вообще не принял никаких решений. Мероприятие прошло, как парад лесных бюрократов.
Марина Катыс: Но ведь и то, и другое мероприятие - достаточно дорогостоящие, уж во всяком случае - что касается Съезда лесоводов. Это - просто бюджет Министерства природных ресурсов, насколько я понимаю. Тогда ради чего проводился Съезд, если не то что никаких глобальных решений не было принято, а даже никаких сенсационных сообщений не было сделано?
Алексей Ярошенко: Самая большая и долгожданная сенсация, которую, я бы сказал, все участники ждали от этого съезда - это заявление о том, что будет восстановлена Лесная служба или, как минимум, будет заменен министр природных ресурсов. Вот чего в душе все ждали. Этой сенсации не случилось.
Что касается всего остального, то по нашим оценкам примерная официальная стоимость этого съезда - около 2 миллионов долларов. Это - если считать прямые расходы. А если считать то, что на какой-то срок была парализована деятельность многих региональных управлений по природным ресурсам, то и за 5 миллионов долларов перевалит. Это сопоставимо со стоимостью всех мероприятий по профилактике лесных пожаров в лесах России за год.
Марина Катыс: По мнению Андрея Птичникова, координатора Лесной программы Всемирного фонда дикой природы, съезд и парламентские слушания - два важнейших мероприятия, которые должны были определить стратегию развития лесного сектора на ближайшие годы.
Андрей Птичников: Результаты парламентских слушаний, (как и съезда лесоводов в особенности) равны нулю или близки к тому. По всем данным в России надвигается кризисная ситуация, и в первую очередь это прочувствовали лесопромышленники. Сейчас реально экономически доступных лесов становится все меньше и меньше, но, к сожалению, ни парламентские слушания, ни съезд лесоводов - тем более, не ответили на вопрос: что делать с этими лесами?
Что касается съезда лесоводов (я участвовал в этом съезде), там обсуждались вопросы - как сохранить существующую структуру управления лесным хозяйством, эти лесхозы, как им выжить в этой ситуации.
Марина Катыс: Еще более категоричным в оценках прошедших мероприятий оказался эксперт Международного Социально-экологического союза Алексей Григорьев.
Алексей Григорьев: Собрали там, до сих пор непонятно, то ли 4, то ли 6 тысяч человек, славно погуляли. Что обсуждали, что приняли, каким образом эти лесоводы выбирались и направлялись на съезд - совершенно непонятно. Я бы оценил Всероссийский съезд лесоводов как хорошее культурно-просветительское и оздоровительное мероприятие за казенный счет.
Марина Катыс: Надо сказать, что руководитель Государственной лесной службы МПР Юрий Шуваев с такими оценками не согласен.
Юрий Шуваев: Накануне съезда мы провели специальные парламентские слушания в Государственной Думе Российской Федерации с участием большого круга депутатов, общественных организаций. Кроме того, на "круглых столах", которые прошли в рамках съезда, было также уделено особое внимание всем, кто желал бы выступить, в том числе - и общественным организациям. У нас сопредседателями "круглых столов" были представители МСОС, были представители международной организации "Дикий фонд охраны природы и животного мира". Они также выступали и на съезде.
Марина Катыс: После такого заявления я просто обязана предоставить слово представителю, как выразился господин Шуваев, "Дикого фонда охраны природы и животного мира". Тем более что Всемирный фонд дикой природы реализует в России более 50 проектов с годовым бюджетом свыше 5 миллионов долларов США. Говорит координатор Лесной программы фонда Андрей Птичников.
Андрей Птичников: Устойчивое лесопользование, о котором мечтали все поколения русских ученых, о котором все время говорят представители лесного хозяйства, возможно только при совершенно конкретных, определенных условиях. Должен быть внятный хозяин леса. Если в МПР остался один единственный профессиональный проверяющий на всю Россию, который ездит и контролирует, что происходит в лесах, - то как можно из Москвы чем-то управлять?
Марина Катыс: Координатор Лесного проекта "Гринпис Россия" Алексей Ярошенко участвовал в работе съезда лесоводов. Вот его мнение.
Алексей Ярошенко: О пожарах на съезде говорилось вскользь, но именно - о том, что проблема существует, а не применительно к наступающему пожарному сезону. О незаконных рубках практически ничего сказано не было.
Тушить пожары эффективно не умеют практически ни в одной стране мира. Тушить торфяные пожары можно сказать однозначно толком не умеют нигде, потому что это очень дорого и сложно. Как потушить слой сухого торфа в 5-6 метров толщиной, который горит по всей площади и по всей глубине? Это практически невозможно. Единственный способ как-то избежать таких катастрофических пожаров - это заниматься их серьезной профилактикой.
Сейчас практически все работники лесной охраны вынуждены работать на всевозможных хозяйственных мероприятиях, в основном это так называемые "рубки дохода", потому что официальная зарплата лесничих ничтожно мала: от 500 рублей в месяц до 3-4 тысяч, в зависимости от региона.
Марина Катыс: К этому стоит добавить, что уровень коррупции в этой области весьма велик (незаконные рубки напрямую связаны с тем, что определенные территории контролируются отнюдь не федеральными властями, а местными группировками, заинтересованными в быстром получении прибыли). Как может лесничий с зарплатой тысяча рублей в месяц противостоять группе хорошо вооруженных (подчас - автоматическим оружием) молодых людей, которые приезжают к нему на участок и говорят: "Мы будем рубить здесь"?
Алексей Ерошенко: Это правда. У нас существует система обходов, когда каждый конкретный участок леса закрепляется за лесником-обходчиком. В Московской области площадь такого обхода колеблется от 3 до 5 квадратных километров, это довольно небольшая территория и, действительно, один человек может ее посетить и осмотреть. На севере площадь обхода бывает до 300 тысяч гектаров. Грубо говоря, если человек, поступив на работу после лесного техникума, начинает обходить свой участок, то к пенсии он завершает эту процедуру.
Но главное: действительно, один в поле не воин. Логичнее, наверное, было бы перейти к системе закрепления довольно крупных территорий за мобильными, хорошо оснащенными группами лесной охраны.
Марина Катыс: В Приморье уже три года работает мобильная группа "Кедр", созданная в этом регионе на средства Всемирного фонда дикой природы для борьбы с нелегальными рубками. Однако судьба группы оказалась трагичной. Рассказывает координатор Лесной программы Всемирного фонда дикой природы Алексей Птичников.
Алексей Птичников: В Приморском крае фактически утрачен контроль, вообще - потеряна всякая управляемость лесным хозяйством. Процветают небольшие "шайки-лейки", которые ездят и фактически вырубают лес где ни попадя. Объем нелегальных рубок - колоссальный. Группа "Кедр" в последнее время стала настолько активно работать, что оказалась серьезной помехой для браконьеров. У нас есть факты того, что в структуры МПР прошла "проплата" и сейчас группу "Кедр" фактически расформировали и уничтожили.
Марина Катыс: Группа "Кедр" была создана под МПР, но - усилиями экологов. И МПР координировало ее работу.
Алексей Птичников: Да, это была структура Государственной лесной охраны. Группа была мобильной: у нее были транспортные средства, рации, база данных по всем лесорубочных билетам. И они ездили и контролировали наиболее проблемные территории. Группа "Кедр" работала бескомпромиссно, штрафовала всех, несмотря на многократные "советы" - с кем ей работать, а с кем не работать. Доходило до того, что сотрудникам группы предлагали 50 тысяч долларов за то, чтобы они не выезжали в определенный район в течение недели.
Группа "Кедр" проработала примерно 3 года, но реально они наступили на мозоли браконьерским бригадам примерно полтора года назад. С этого момента браконьеры стали их бояться и реально преследовать. У нас имелись все радиоперехваты - можно было включить рацию на этой бандитской волне и послушать, о чем они говорят. Они знали полностью маршрут, куда едет группа проверяющих, то есть чиновниками МПР была "обеспечена" полная прозрачность работы проверяющих.
Марина Катыс: Но можем ли мы сейчас говорить о том, что, в частности, в Приморском крае расформирование группы "Кедр" свидетельствует о том, что экологи и люди, защищающие лес, проиграли битву криминальным структурам?
Алексей Птичников: Так сказать нельзя, потому что, помимо экологов, есть еще крупные лесопромышленники, которые имеют лес в аренде. И когда у них эти банды воруют лес, лесопромышленники объединяются. В данном случае эти крупные лесопромышленники предлагают финансировать работу группы "Кедр", чтобы обеспечить свое выживание. Правда, сами крупные лесопромышленники допускают много нарушений, и что с этим делать - непонятно.
Марина Катыс: Наибольший ущерб российским лесам наносят, как известно, нелегальные рубки и пожары. Если судьба группы "Кедр" иллюстрирует положение с нелегальными рубками, то ситуацию с пожарами лучше всего может оценить руководитель Государственной лесной службы МПР Юрий Шуваев.
Юрий Шуваев: Такой ситуации, какая была в прошлом году, повториться не должно. Начиная с прошлого года, Министерство природных ресурсов Российской Федерации, Государственная лесная служба сразу же приступили к подготовке к пожароопасному сезону текущего года. Уже готовятся наши пожарно-химические станции, проверяется их комплектование, формируются специальные подразделения, которые будут подготовлены для тушения именно торфяных пожаров. И погодно-климатические условия, и запас снега, который мы, по данным Гидрометцентра, имеем, свидетельствуют о том, что все-таки такого засушливого лета, как в прошлом году, возможно, и не будет. Хотя засуха в отдельные месяцы будет, как всегда.
Марина Катыс: Однако, по мнению эксперта Международного Социально-экологического союза Алексея Григорьева, прошлый год продемонстрировал полнейшую неготовность федеральных служб к борьбе с лесными и торфяными пожарами.
Алексей Григорьев: Самое, конечно, изумительное - это попытки тушить торфяники, поливая их водой с самолетов. Стоимость этих мероприятий - безумная. Дело в том, что пожар в торфянике сверху проливать бесполезно, для этого нужно, действительно, "утопить" весь торфяник. Я рискну высказать крамольную мысль - вполне возможно, что в прошлом году вся эта суета вокруг пожаров на реальное задымление оказывала самое минимальное влияние.
Следующий момент. Говорят - нет средств, техники нет и так далее. Ежегодно федеральный бюджет выделяет на нужды сельского хозяйства около 200 миллионов долларов США. Я уже много лет хожу и спрашиваю: на что же эти деньги уходят? Но получить четкий ответ: сколько пошло на тушение пожаров, а сколько - на ремонты кабинетов министерских чиновников и проведение общественно-культурных, развлекательных многотысячных мероприятий, мне ни разу не удалось.
У меня большое подозрение, что пожары - это просто-напросто такая роскошнейшая дойная корова. - "Ой, давайте тушить! Ой, давайте деньги!" - Дали деньги. Куда-то их вбухали (иногда - на совершенно безумные мероприятия) - отчетности никто не видит. Очень много вопросов.
Марина Катыс: Алексей Ярошенко, координирующий Лесной проект "Гринпис Россия", считает, что опыт прошлого года ничему не научил чиновников из МПР.
Алексей Ерошенко: Во-первых, ясно, что многие торфяные пожары способны переживать зиму под снегом и возобновляться весной, особенно - в глубоких осушенных торфяниках. И потушить такие пожары будет очень сложно. Система охраны леса от пожаров не изменилась. По итогам прошлого года не было сделано вообще ничего.
Россия занимает второе место в мире по количеству осушенных торфяников после той же Финляндии, которая занимает первое место. В отличие от большинства других стран, у нас часто осушались мощные торфяные залежи, глубина осушения может достигать нескольких метров. К ним трудно оперативно подобраться из-за отсутствия дорог, и их никто и не думал затоплять.
По всему центральному региону известен один случай, когда торфяник затопили именно для предотвращения риска торфяных пожаров, это было сделано в Талдомском районе Московской области. И торфяник, который находится в заказнике "Журавлиная родина", прошлый год пережил вообще без пожара. Опыт положительный, но он пока нигде больше не применялся.
Марина Катыс: Кроме вопросов, связанных с отчетностью и финансированием, есть еще и вопросы лесопользования и лесовосстановления. Алексей Ярошенко согласен с тем, что в России леса сохранились на больших площадях. Вопрос только в том, какого качества эти леса.
Алексей Ярошенко: Самые доступные леса на самых густонаселенных территориях серьезно истощены рубками. Хвойная высококачественная древесина, на которую нацелены основные интересы лесозаготовительных предприятий, - такой древесины осталось не так уж много. То, что у нас огромная площадь северных редкостойных, низкопродуктивных лесов - это радует, конечно, сердца наших чиновников, но говорить, что вот это леса, куда может развиваться наша лесная промышленность, - наверное, наивно. Практики это понимают. К сожалению, теоретики из министерства часто говорят, что "нет-нет, мы можем рубить гораздо больше". Но на самом деле уже просто больше нечего рубить.
За те последние 10 лет, когда лесхозы получили право вести "рубки ухода" (которые на самом деле представляют собой рубки самых лучших деревьев в самых лучших лесах), они достаточно сильно истощили запасы хорошей древесины, пригодной для развития лесной промышленности в наиболее доступных и продуктивных лесах России. Это - очень серьезная проблема, которая пока официально не признается нашими лесными генералами, но ее очень хорошо осознают те же финны. Леса России сильно истощены.
Марина Катыс: Истощение запасов качественной древесины в российских лесах, по мнению Алексея Григорьева, связано с некомпетентным руководством лесным сектором экономики страны.
Алексей Григорьев: Такого изгнания специалистов из руководящей сферы не было после 1917 года. В 1937 году, наверное, все-таки не такая была ликвидация специалистов. Минприроды - это какая-то феерическая организация, которая сама обследует леса, сама разрабатывает план, что с этими лесами делать, сама внутри себя проводит якобы независимую экологическую экспертизу, результаты которой она очень не любит показывать кому бы то ни было. (Система лесхозов сейчас - крупнейший лесозаготовитель в стране). Потом сама за собой эта система осуществляет государственный контроль, и потом сама же докладывает всем остальным гражданам и руководителям страны о том, как замечательно обстоят дела в лесах России. Такая самодостаточность, такая совершенно восхитительная бесконтрольность вряд ли существует где-нибудь еще в мире. Разве только в странах, где государство как таковое отсутствует.
Марина Катыс: Развал системы управления лесным сектором неизбежно повлек за собой криминализацию этой сферы. По данным экологов, значительную часть заготавливаемой в России древесины контролируют вовсе не федеральные власти, а полу-бандитские группировки.
Алексей Григорьев: Леса Северного Кавказа (я не говорю про такую экзотику, как Чечня и Дагестан, там все понятно) и Краснодарского края просто-напросто находятся вне зоны влияния официальных властей. Вырубки ценных пород (клен, каштан, бук, дуб), незаконные поставки древесины в Турцию и Средиземноморье тесно связаны с наркобизнесом. На этих вырубках поселились наркопроизводители, которые выращивают коноплю. То, что творится в лесах Северного Кавказа - сочетание этих незаконных лесозаготовок с наркоторговлей - пожалуй, это впервые стало возможно на территории России.
У нас есть районы, которые контролируют не официальные власти, а бандиты. В одном из соседних центральных регионов один из районов области фактически не признает никакую власть. Все попытки проникнуть туда и выяснить - ребят, вы собираетесь хотя бы видимость законов соблюдать? - наталкиваются на сопротивление, вплоть до вооруженного. И это - не Ангара и не Дальний Восток, которые считаются действительно "диким краем".
Марина Катыс: Это же косвенно подтверждает и руководитель Государственной лесной службы МПР Юрий Шуваев.
Юрий Шуваев: В прошлом году мы потеряли при исполнении служебных обязанностей 14 человек, работников лесного хозяйства (это лесничие, это помощники лесничих).Они погибли от рук лесонарушителей, браконьеров.
На уровне закона работник Государственной лесной охраны защищен, ему предоставлено право носить средства защиты, в отдельных случаях - огнестрельное оружие. Кроме того, мы сейчас ведем большую работу по государственному страхованию работников Государственной лесной охраны.
Марина Катыс: Страхование жизни сотрудников - дело, конечно, хорошее, но в лесу у лесничего страховку никто спрашивать не будет, там действуют совершенно другие законы. И в определенных случаях бронежилет оказывается гораздо важнее страхового полиса. Да и что может сделать один человек против хорошо вооруженной группы?
Алексей Григорьев: Приезжают эти хлопцы на 3-4 джипах, часто - с автоматическим оружием (давайте называть вещи своими именами), и говорят: делай вот это, это и это, а иначе - плохо будет. Что леснику, бежать в милицию? Когда выясняется, что милиция сплошь и рядом с этими крутыми хлопцами...
Марина Катыс: Ездит в одних джипах.
Алексей Григорьев: А, может быть, эти хлопцы оказали шефскую помощь местному отделению милиции "по обеспечению его транспортом". И все это - на фоне совершенно развалившегося, деморализованного руководящего федерального органа. Притом, что действительно есть, до сих пор сохранились на местном уровне десятки тысяч людей, которые хотели бы, чтобы в лесу не царствовал беспредел. Они, действительно, мечтают заботиться о лесе, работать лесниками.
Марина Катыс: По данным Министерства природных ресурсов, леса занимают около 70 процентов территории России. А зарплата лесничего, охраняющего это "народное достояние", составляет в среднем по стране 2,5 тысячи рублей. Легко ли в такой ситуации оставаться честным и живым?