28-летняя домохозяйка, выдвиженец ЛДПР Анна Щёкина 24 марта сенсационно победила на выборах мэра Усть-Илимска, набрав 44% голосов против 37% у единоросса Сергея Зацепина. К выборам не были допущены шесть кандидатов, включая представителя КПРФ. 10% испортили бюллетени.

На прошедшей неделе президент РФ Владимир Путин разом сменил пять не слишком популярных губернаторов. Отправлена в отставку Марина Ковтун (Мурманская область). Ее сменщик – зам министра строительства и ЖКХ Андрей Чибис. На место главы Оренбургской области, которой 8 лет руководил Юрий Берг, Путин назначил бывшего премьера правительства Свердловской области, бизнесмена Дениса Паслера.

В Республику Алтай вместо Александра Бердникова отправлен кремлевский аппаратчик Олег Харахордин. Глава Челябинской области Борис Дубровский заменен, главой уральского региона назначили первого зама министра энергетики Алексея Текслера.

Экзотический вариант достался Калмыкии: Алексея Орлова на посту главы республики сменил бывший член Совета Федерации, чемпион мира по кикбоксингу Бату Хасиков.

Что происходит с элитой? Будет ли федеральная власть жестко фильтровать соперников своих назначенцев так, что граждане продолжат голосовать за представителей любой партии, кроме "партии власти"?

Что означает сенсационный арест экс-министра Михаила Абызова?

Реакцию Кремля на кризис "Единой России" обсуждают политолог Александр Кынев, депутат Госдумы от ЛДПР Андрей Свинцов, ингушский политик Руслан Албаков-Мяршхи, политик, активист партии Алексея Навального Сергей Беспалов (Иркутск), президент фонда "Петербургская политика" политолог Михаил Виноградов. Фонд сегодня опубликовал исследование, "100 бывших губернаторов: карьерные траектории после отставки".

Ведет передачу Михаил Соколов.

Михаил Соколов: На связи с нами Иркутск, политик Сергей Беспалов, один из сторонников партии Алексея Навального. Что у вас творится в Усть-Илимске, что такое победа кандидата от ЛДПР Щекиной – это такой триумф протеста?

Сергей Беспалов: Это одновременно история очень длинная, мы всего лишь наблюдали ее кульминацию на этих выборах. Грубо говоря, несколько лет назад кто-то в Усть-Илимске, или в Иркутске, или в Москве, мы не знаем этого, принял решение, что мэром Усть-Илимска должен стать человек по фамилии Зацепин – это бывший сотрудник ФСБ. Начали с того, что мэра по фамилии Ташкинов посадили за взятку, причем чисто российская взятка, взятка без денег, то есть один человек пришел в Следственный комитет и сказал, что его очень просили передать деньги, суду оказалось достаточно, чтобы отправить Ташкинова на 11 лет в тюрьму. В городе это вызвало активный резонанс, дело нечастое для севера Иркутской области. Потом господин Зацепин участвовал в праймериз "Единой России" и проиграл некоему Вакилю Толубаеву, который стал мэром Усть-Илимска, но смог им пробыть только два с небольшим года, потому что господин Зацепин избрался в городскую думу, стал ее председателем, и дважды городская дума ставила неудовлетворительную оценку его деятельности. Были назначены новые выборы, на них выдвинулся тоже бывший мэр Усть-Илимска господин Дубас. Вот тут началась, собственно говоря, развязка, потому что и Дубаса, и еще одного кандидата достаточно сильного просто сняли с выборов. Внезапно оказалось, что в списке кандидатов только Зацепин и две продавщицы, одна домохозяйка. Триумфально победила домохозяйка. Из чего мы делаем вывод, что домохозяйки нравятся больше нашему населению, чем продавщицы.

Михаил Соколов: У вас губернатор-коммунист Сергей Левченко, создает ли это ситуацию политической конкуренции в регионе?

Сергей Беспалов: Конечно, создает. Дело в том, что, опять же возвращаясь к выборам в Усть-Илимске, в них такая не очень афишируемая часть – на этих выборах не было кандидата от КПРФ. Потому что как раз господин Дубас, претендент, которого сняли, он очень долго колебался между КПРФ и "Родиной", решил выбрать более провластную "Родину" для выдвижения, "Родина" его выдвинула, заложила ему в документы несколько специально сделанных ошибок, потом его спокойно за эти ошибки сняли. Конечно, губернатор участвовал в этих выборах. Я могу сказать, что ряд высокопоставленных сотрудников из Москвы из КПРФ приезжали, организовывали пикеты, митинги, какую-то активность политическую. Я думаю, это сыграло свою роль в том голосовании, которое прошло в воскресенье.

Михаил Соколов: Александр, что вы скажете, это такой сигнал еще один "партии власти", что после пенсионной реформы значительная часть электората хочет с ней рассчитаться по полной программе?

Александр Кынев: Я думаю, пенсионная реформа – это не единственная причина. Это была скорее такая капля, переполнившая чашу. Я думаю, тут совокупность причин. Если мы посмотрим ситуацию за последние несколько лет, то у нас случаи таких побед довольно внезапных, когда была полная фильтрация бюллетеней, люди голосовали за того, кто остался, они и раньше были. Сейчас это участилось, потому что общий уровень социального пессимизма, общий уровень недоверия перешел какие-то критические границы. Возникают ситуации, когда и кампании нет, и кандидаты ничего, кроме сдачи документов, не делают, тем не менее само голосование превращается в некий акт политического поведения со стороны граждан по отношению к власти. Поэтому здесь, я думаю, то, что мы наблюдаем, – это последствия, как Сергей писал, что это была долгая история с точки зрения кандидатов, точно такая же долгая история эволюции избирателей.

Я думаю, что это два долгих процесса. То, что мы наблюдаем, – это вовсе не последний аккорд, не последний случай, масса таких примеров была в сентябре прошлого года и на региональных выборах, здесь не только губернаторы, и Заксобрания, и местные советы. Такие истории часто стали происходить на местных выборах в регионах, когда побеждают кандидаты, очевидно не имевшие ни денег, ни властного ресурса. Я думаю, это говорит о том, что в обществе сформировался некий запрос на сочетание обновления и недоверия к власти как таковой. Власть сама делает все, чтобы этот запрос усиливался. Показательно, что эта история в Усть-Илимске произошла вскоре после очередного пакета назначения губернаторов. Центр продолжает абсолютно антирегионистскую политику. Одного и того же человека могут обсуждать на несколько регионов. Такое ощущение, что есть некая папочка, вытаскивают, в итоге он может оказаться в Мурманске, а может оказаться в Челябинске. Когда назначение происходит по принципу: неважно, где ты работаешь, главное – пройти согласование, люди на это так и смотрят. Эта технология чем дальше, тем больше начинает обрастать проблемами. Понятно, что центру кажется, что у него в руках все рычаги – административные, финансовые, прочие. В случае с губернаторами работает технология, что легче взять человека из ниоткуда, придумать красивую сказку, что эффективный менеджер, начнется новая жизнь, новые горизонты и так далее. Но как мы видим, то, что еще два года назад работало и было эффективным, чем дальше, тем начинает работать все менее. Такое ощущение, что с какими-то лекарствами, в какой-то момент они перестают помогать или помогают на все более короткие периоды. Мне кажется, что эти технологии, которыми власть привыкла манипулировать много лет, они в современных условиях стали уж совсем скоротечными, а где-то вообще перестали работать. По многим регионам мы уже видим, где еще осенью назначили исполняющих обязанности, уже сейчас никакого бонуса от назначения не осталось. Есть ситуация глухого раздражения, она копится. Я думаю, что даже по тем назначениям, которые прошли буквально неделю назад, если посмотреть региональные СМИ, если посмотреть блогосферу, честно говоря, следов восторга в принципе нет.

Михаил Соколов: У нас Андрей Свинцов на связи, депутат Государственной думы от ЛДПР. Получается так, что от кризиса "Единой России", от кризиса власти ваша партия получает все больше и больше бонусов, даже в каком-то смысле вы немножко стали опережать КПРФ. В чем причина?

Андрей Свинцов: Причина очень простая. ЛДПР – это, наверное, единственная системная политическая партия. Коммунисты системно тащат страну и экономику назад, "Единая Россия" системно тащит ее вниз, в пропасть. ЛДПР – это единственная системная партия, которая пытается экономику поднимать. Мы пропагандируем массово честность, мы массово пропагандируем средний класс, мы максимально стараемся везде помогать. Вы знаете, что все семь созывов в Государственной думе у нас самые молодые и самые честные списки, у нас нет ни одного коррупционного скандала. У нас сейчас есть три губернатора. Губернатор Хабаровского края каждый день выкладывает в соцсети, где он встречается с избирателями и реально наказывает чиновников, которые не выплачивают зарплаты, которые почему-то делят детей на привилегированных и не привилегированных, пытаясь нажиться на тех родителях, которые могут себе позволить оплачивать обеды, и так далее. То есть мы системно 30 лет пытались доказать своему избирателю, что мы реально отличаемся от любых других политических партий в нашей стране. Только когда в последние несколько лет были приняты правильные законы, когда введена уголовная ответственность за фальсификацию выборов и так далее, когда перестали воровать наши голоса, наши кандидаты, честные, порядочные, молодые и активные, стали побеждать фактически везде – мэры, губернаторы, депутаты Заксобраний, районные и так далее. Я не удивлюсь, если в ближайшие выборы мы победим в 3–4 регионах, тогда люди действительно увидят, что есть нормальная партия, за которую можно голосовать, за которую потом не будет стыдно, хорошие кандидаты. Действительно через 5–6 лет ЛДПР станет правящей партией, абсолютно здравой, демократической, нацеленной на развитие нашей экономики, никаких олигархов, никаких кланов.

Михаил Соколов: Боюсь, лидер ваш не доживет до этого светлого времени.

Андрей Свинцов: Вы не переживайте, 5-7 лет всего осталось.

Александр Кынев: У меня в эту бочку оппозиционного меда есть маленькая капля дегтя. В 2017 году на муниципальных выборах в Вологодской области внезапно два кандидата ЛДПР победили на выборах глав сельских поселений, никто не ожидал, что они победят. Что интересно, оба кандидата после выборов отказались получать должности, фактически отказались от своей победы, были объявлены новые выборы. То есть их выбрали, а они сказали: а мы не хотим. Потом вологодская пресса резвилась на эту тему совершенно замечательно.

Андрей Свинцов: Да, действительно такие случаи у нас бывают. Я курирую Костромскую область, у меня в Костромской области каждый месяц региональная неделя, я каждый месяц приезжаю туда и каждый месяц умоляю глав сельских поселений не отказываться от своих должностей. Например, у нашего сельского главы в подчинении примерно 40-50 деревень, в каждой деревне живет 5-7, иногда 10 человек, иногда один человек, ему нужно все эти деревни почистить, сделать свет, какие-то справки выдать. Вдумайтесь: у него бюджет в год полтора миллиона рублей. У него только счет за электричество два с половиной миллиона рублей. К нему каждую неделю приходит прокурор и штрафует на 30 тысяч рублей за невыполнение программы по сбору мусора, по чистке дорог. Он говорит: вы понимаете, что меня просто здесь уничтожают, в ближайшее время просто снимут по суду, потому что я не могу исполнить те задачи, которые на меня возложил мой избиратель и закон. Поэтому, конечно, наши главы, особенно низшего уровня, иногда вынуждены отказываться. Но в отношении губернаторов и в отношении мэров, где нормальные бюджеты, где город или губерния не так сильно зависят от федерального центра или от губернатора, конечно, люди остаются, работают и показывают хорошие результат. Вот пример – Смоленск, где 7 лет наш губернатор, и все 7 лет экономика развивается, ни одного коррупционного скандала.

Михаил Соколов: Это успех ЛДПР, успех протестного стихийного голосования, успех коалиции, в которой участвовали недовольные люди из элиты, например? То есть одного протеста мало, должна еще элита как-то расколоться и начать действовать против "Единой России", чтобы был успех.

Михаил Виноградов: Кстати, хороший комментарий был у Андрея Свинцова, в принципе не вызывающий отторжения: через 5–7 лет все поймут, что мы нормальная партия. Запрос на нормальность. Я, может быть, отчасти возражу Александру, все-таки иркутский губернатор не из тех, кто шел на Челябинск и вышел к Херсону. Понятно, что в Иркутской области на выборах в Усть-Илимске фактор назначенцев не выстреливал. В Усть-Илимске было несколько причин. Первое, то, о чем вы говорили, рост негативного отношения к власти, который фиксируют социологи. Второе, конечно, раскол административного ресурса в условиях коммуниста-губернатора, которому нужно было отомстить спикеру Соколу, единороссу. Момент третий – раскол элитный, в том числе бывшие мэры, бывшие чиновники оказались не востребованы, их не встроили в систему, не дали какой-то части кормушки или статуса, вполне естественно, что они начали собственную игру, не приняли те правила, которые им навязали. И момент четвертый: наверное, не дробили оппозиционных кандидатов, только продавщиц дробили, а так коммунистов сняли и ЛДПР фактически дали зеленый свет. Четыре фактора так сложились не впервые и раньше случалось, когда "Единая Россия" громко проигрывала местные выборы. Вспомните выборы в Балтийске, самом западном городе России.

Михаил Соколов: Я слышал, что это агония "Единой России", где она ни выйдет, ей обязательно навтыкают.

Александр Кынев: Агония может длиться очень долго.

Михаил Виноградов: Способность воспользоваться плодами победы, стать бенефициаром для той же ЛДПР, пока еще вопрос об этом открыт, о чем говорил Александр, упоминая глав сельских поселений.

Михаил Соколов: Сергей, что эти сигналы дают той оппозиции, которая не представлена в Думе, которой трудно участвовать в выборах? Получается, что та же команда Навального сейчас будет пытаться проталкивать любого, кроме представителей "Единой России", голосуйте за самого сильного, лишь бы "Единой России" было плохо. Вы как к этой линии относитесь?

Сергей Беспалов: Я совершенно спокойно и нормально к этому отношусь. Я считаю, что главное, что мы хотим решить, участвуя в выборах, я имею в виду людей из оппозиции, – это физическая сменяемость лиц. История про Усть-Илимск – это история про то, как пять лет одного и того же человека через немыслимое насилие над всеми остальными проталкивают к конкретному посту.

В конечном итоге я могу процитировать Александра Кынева, который, по-моему, после последнего дня голосования сказал, что люди готовы голосовать хоть за черта лысого, люди перестали бояться черта лысого, люди перестали бояться того факта, что у них будет продавщица, домохозяйка, член ЛДПР или какой-то другой партии. Это самый главный вывод, потому что люди не хотят политического насилия над собой, над своим выбором. Они готовы пусть медленно, пусть осторожно, пусть, уж извините за такое выражение, с дикими тараканами в голове, но как-то менять власть. Власть не готова под этот процесс подчиняться, подстраиваться, хотя все действующее законодательство этого требует.

Я думаю, что в конечном итоге таких историй будет все больше и больше. Усть-Илимск – это просто частный случай. Нет никаких других выборов в нашей стране, мы знаем, что единый день голосования в сентябре, а сейчас только досрочные выборы, конечно, все обратили внимание на этот город. Такие истории у нас в регионах, в Сибири по крайней мере, случались и раньше. Мы фиксируем еще более интересный момент – у нас люди побежали из "Единой России". У нас уже несколько депутатов разных уровней, мэров вдруг стали беспартийными либо начали публично говорить, что мне как-то очень не нравится пенсионная реформа. У нас есть мэр, который четыре раза избирался, он внезапно вспомнил комсомольскую юность, начал проситься в КПРФ после четырех сроков в "Единой России". Это интересная ситуация, потому что такого не было никогда, "партия власти" только принимала к себе людей либо отторгала по собственным причинам, а так, чтобы люди уходили публично и гласно, мы такого не наблюдали. И это очень большой диссонанс внесет в следующие выборы, потому что это дает шанс всем тем, кто не был интегрирован ни с какими группировками. Мы знаем, что в той же "Единой России" трудно сделать какую-то карьеру, если ты просто харизматичный одиночка, надо иметь поддержку каких-то достаточно влиятельных лиц в Москве либо еще где-то. Это нормальный процесс, я лично хочу, чтобы он шел как можно скорее, потому что от демократии бывают только плюсы, от сменяемости власти бывают только плюсы. Если у нас будут меняться политики – это просто огромное окно возможностей для огромного количества людей.

Михаил Соколов: Я вынужден схватиться за ленту новостей, действительно сенсационное пришло сообщение несколько минут назад: экс-министру по делам Открытого правительства Абызову, еще четырем соучастникам вменяется создание и участие в преступном сообществе и мошенничестве. Проводятся следственные действия по выводу за рубеж четырех миллиардов рублей. Как я вижу, эти четыре миллиарда якобы похищены из энергетической компании где-то в Сибири. Интересная такая история.

С 2011 по 2014 год, являясь бенефициаром офшорных компаний, возглавил "преступное сообщество". Путем обмана акционеров ООО "Сибирская энергетическая компания", "Региональные электрические сети" совершил хищение денежных средств в размере четыре миллиарда рублей. 159-я знакомая, часть 4 – мошенничество, еще 210-я. Так что я думаю, что господин Гайзер, о котором я тоже хотел поговорить, глава Коми, неожиданно оказался в такой компании. Ему, кстати говоря, сегодня прокуратура предлагает дать 21 год тюрьмы и полмиллиарда штрафа. Теперь еще один министр вслед за Улюкаевым пошел по уголовной статье.

Александр Кынев: Я хотел обратить внимание, все-таки Алексей Улюкаев был карьерный чиновник, который работал всю свою жизнь на крупных должностях, он не занимался никогда бизнесом. Господин Абызов человек, который в первую очередь бизнесмен, он занимал полудекоративный пост министра почти что без портфеля, министр по делам Открытого правительства. Тот самый случай, когда человек пришел во власть, будучи крупным бизнесменом и очень небедным человеком. На этом фоне все это выглядит, мягко говоря, очень специфично. Единственный, наверное, аргумент, который здесь появится, что если так, то попробуйте после этого хоть кого-нибудь, человека, связанного с каким-то бизнесом, уговорить после этого работать где-нибудь, потому что вам может аукнуться все что угодно. Мне кажется, что это история очень грустная, которая никакого позитива для ситуации в элитах, для подбора кадров не принесет.

Случай Усть-Илимска и случай большого количества неожиданных побед, которые были в сентябре по округам, на выборах муниципальных, на мой взгляд, ставит под вопрос саму стратегию, которую сегодня реализует центр. В условиях очевидного падения рейтинга "Единой России" что сейчас делает власть? Сейчас идет подготовка к выборам сентября 2019 года. Что сейчас происходит? Идет массовое уменьшение количества депутатов, которые должны избираться по партийным спискам. То есть ответ у власти очень простой: раз рейтинг партии падает, мы количество мест по пропорциональной системе будем уменьшать. Буквально в эти дни правятся законы о региональных выборах. Только что в Республике Алтай, например, количество в прошлом созыве было 50 на 50 – мажоритарщики и партийные списки, теперь из 41 депутата только одна останется на партсписки, треть на округа. То же самое происходит в Тульской области, областная дума. То же самое происходит на муниципальном уровне. Город Чита буквально в ноябре прошлого года, полгода назад, поменяли устав, решили ввести вместо мажоритарной системы смешанную. Решение продержалось два месяца. Начинается год, сессия – депутаты передумали, снова отменяют смешанную систему, снова возвращаются к мажоритарной, так ее и не применив. Им кажется, что если людям запретить возможность голосовать по партийным бюллетеням, это их спасет.

Михаил Соколов: Если передернуть карту несколько раз, все время менять правила, будешь выигрывать.

Александр Кынев: Ситуация в Усть-Илимске, чисто мажоритарные выборы главы. Пожалуйста, казалось бы, всех сняли, тем не менее, люди голосуют. Поэтому я думаю, что это очень ложная иллюзия, что можно постоянно передергивать и бесконечно быть в выигрыше. Люди очень быстро учатся, мы видим результат. И второй момент очень важный: если власть будет продолжать этот путь на силовую департизацию, попытку, насколько это возможно, дезорганизовать, уменьшить влияние партий, в это вписывается очень много "что". Мы видим, что вся эта история с Грудининым и информационные войны против ряда губернаторов-коммунистов, ситуация, силовой накат на красноярское отделение ЛДПР, проблемы у партии Собчак, которая, казалось бы, должна была получить какой-то бонус после президентских выборов, тем не менее, мы видим, что создать новую партию фактически на базе "Гражданской инициативы" тоже не дают, не дают ее переименовать. То есть власть пытается по всем частям спектра, неважно, левые или правые, не дать возможность ни одним партиям нормально развиваться и работать, надеясь, что мажоритарная система ее спасет. Во-первых, мы видим, что там статистика тоже меняется. Во-вторых, у вас всего два пути: либо вы усиливаете партии как институт, усиление партий – это вопрос о влиянии федерального центра на происходящее на местах, либо, если вы системно работаете против партий как таковых, что у вас остается, кто в конце концов будет бенефициаром роста мажоритарной части – опять-таки местные элиты. В конце концов ценой всего этого безобразия станет то, что зависимость власти от местных элит, невзирая ни на каких губернаторов, будет расти. Элиты могут уйти от "Единой России". Вода, если надо, найдет, как протечь.

Михаил Соколов: Если не цементировать систему. Мне кажется, мы видим в истории с Абызовым и с рядом губернаторов, тот же Гайзер, например, который, кажется, не за ОПГ, а за длинный язык поплатился, еще некоторые товарищи, мы видим как раз желание цементировать систему. Николай Петров на эту тему тоже написал, что репрессии – это механизм управления. Михаил, я хотел услышать по поводу Абызова, вы удивлены таким сообщением?

Михаил Виноградов: Об этом были разговоры. Были разговоры, что Абызов уехал из России. Поэтому к этому отчасти шло. Это в принципе не первый удар по команде Дмитрия Медведева, было дело Реймера, было дело Магомедовых, в той или иной степени было чувствительно. Было ощущение, что с момента ареста Улюкаева стало таким рубежом, после чего не закрывали губернаторов особенно новых, не закрывали министров, произошло некоторое снижение притязаний правоохранителей. У нас получается два варианта картины в нашем разговоре.

Первое – власть, которая цепляется за все, чтобы сохранять свою безответственность, никого не пускать, менять правила игры. А вторая точка зрения: если ты глава сельского поселения, необязательно от ЛДПР, ты получаешь счета на свет, превышающие бюджет. Если ты мэр Усть-Илимска, тебя закрывают на 11 лет не очень понятно за что. Если ты губернатор, тебе инкриминируют 21 год, притом что ты даже не понимаешь содержания обвинений. Если ты министр, пусть и по ничему, ты тоже понимаешь, что это больше не защита. Ты пытаешься менять правила игры, ты отказываешься от выборов по партспискам, выбираешь одномандатников, на следующем этапе ты получаешь гораздо хуже управляемый парламент местный, гораздо хуже управляемую фракцию. По сути это масса стрессовых историй. Допустим, тебе присылают нового губернатора, который на тебя смотрит и говорит: кто ты такой? Мы говорим о безнаказанности и своеволии власти.

Михаил Соколов: Мне кажется, мы говорим о том, что нет стратегии. Власть, которая хочет сохранить себя и продолжиться в каком виде, у нее нет стратегии, она все время предпринимает какие-то хаотические действия, исходящие из разных центров.

Александр Кынев: Мы видим бесконечную суету. Оппозиция в этой ситуации просто сидит как мудрый китаец, ждет, пока власть ошибется. Я привел пример с Читой, когда избирательную систему меняют два раза в городе – это говорит о том, что никакой стратегии нет вообще, люди не знают, за что хвататься. Суета сама по себе, ерзанье бесконечное. Люди это видят и чувствуют. Власть как субъект существует, но она внутри самой себя.

Михаил Соколов: Мне хочется узнать про этих пять губернаторов, а их за что? Ковтун, Берг, Бердников, Дубровский и экзотическая Калмыкия, Алексей Орлов. За что их сняли, погнали? Неужели они все были неизбираемые?

Михаил Виноградов: Так или иначе, у всех должны были осенью быть выборы. Все они были не орлы, ни одного из них невозможно назвать лидером, как нельзя назвать лидером, кстати, не уволенных Бочарова в Волгограде или в Ставрополе Владимирова. Может быть, на их фоне Кувшинников смотрится чуть поприличнее всех. Их не за что было особенно увольнять и не за что продлевать, всех пятерых, поэтому в этом плане отставки достаточно рутинные и ожидаемые, даже странно, что их всего пять.

Михаил Соколов: А назначения?

Михаил Виноградов: Назначения всегда штука более загадочная, чем отставки.

Михаил Соколов: Вот Калмыкия – чемпион мира по кикбоксингу Бату Хасиков, бывший член Совета Федерации, вместо Орлова. Это же экзотика действительно.

Михаил Виноградов: Это экзотика, но тем не менее, как раз этот кандидат вполне возможно избираем в силу того, что в национальных республиках обычно чувствуют признание.

Александр Кынев: Учитывая электоральную ситуацию в Калмыкии, степень контроля над происходящим, там избираем кто угодно. Как раз все разговоры про то, что Орлов мог что-то проиграть, он не мог ничего проиграть в Калмыкии, поскольку там нет конкретных выборов.

Михаил Соколов: Тогда зачем?

Александр Кынев: А вот это другая история. По поводу ситуации с Калмыкией, я думаю, главная проблема господина Орлова не в мифической неизбираемости в регионе, где нет честных выборов, проблема другого рода. Я думаю, что недовольство по линии тех, кто следит за происходящим с точки зрения реализации федерального законодательства, программ и так далее, плюс проблемы с силовиками очевидные, оказался героем коррупционного скандала его ближайший соратник и так далее. Я думаю, что совокупность.

Михаил Виноградов: Просто, когда мы говорим об усталости избирателей от одних и тех же лиц, такая же усталость, как существует и во власти. Они устали видеть Бердникова, они устали видеть Орлова, которые вечными действительно становились, больше 10 лет. Факт усталости от того, что надоели, приходят и грузят своими проблемами, тоже, я думаю, имел свое место.

Михаил Соколов: Можно ли сделать вывод, что Кремль не считал их избираемыми на фоне социального недовольства?

Михаил Виноградов: Было логично самих себя убедить, что мы извлекли уроки. Потому что коллега говорит "несменяемость власти", на самом деле сменяемость власти происходит, под одним и тем же партийным брендом приходят разные люди, которые часто обрушивают прежнюю конструкцию правления, создают новую. То есть это способ смены власти без смены бренда.

Александр Кынев: По поводу суеты. То, что мы сейчас наблюдаем с учетом этих пяти товарищей, которых поменяли, мы имеем в результате за два с половиной года замену глав 50 регионов из 85. То есть с точки зрения количества территорий, которые подверглись жесткой кадровой ротации, это абсолютный рекорд за все последние почти 30 лет. Это сопоставимо только с эпохой Горбачева, когда массово менялись первые секретари. То есть такой ротации не было ни в нулевые годы, такой ротации не было, даже когда Борис Ельцин назначал глав администраций, среди которых доминировали бывшие главы облисполкомов.

Михаил Соколов: Что все-таки? Это страх какой-то, что заставляет их менять? Почему замминистра строительства Чибис лучше Марины Ковтун? Почему замминистра энергетики Текслер лучше, чем Борис Дубровский? Я имею в виду Челябинск и Мурманск.

Александр Кынев: Я думаю, здесь две причины. Первая причина чисто политтехнологическая, то есть власть сама себя убедила, что легче назначить человека без какой бы то ни было личной истории вместо того, чтобы реанимировать губернатора, у которого есть антирейтинг, какая-то негативная история взаимоотношений с разными игроками, включая силовиков. Эффект позитивных ожиданий: может новый хороший окажется, подождем, посмотрим, сейчас ничего плохого сказать не можем.

Вторая история – это общая философия, которая говорит о том, что центр крайне инстинктивно боится региональных элит вообще, усложнение социально-экономической ситуации в стране все эти страхи бессознательные усиливает, соответственно кажется, что лучше иметь абсолютно управляемых, абсолютно своих людей. Если посмотреть, многие из них были по прежним местам работы вполне себе успешными, многие из них были публичными политиками, но не там, куда их назначили. Главный смысл в том, что нужно назначить человека туда, где он чужой. Человек может быть вполне успешным в регионе, где он жил и работал, но ему дают работать не там, а в регионе, где он чужой. Получается, что он завязан фактически только на тех, кто прислал его из Москвы. В таких условиях он не может быть по определению сильным, он абсолютно зависим от своих назначенцев. Если посмотреть кадровую политику, центр последние два с половиной года очень жестко следит в том числе за кадровым подбором. Были времена, когда губернатор мог приехать в регион и привезти свою команду, сейчас этого почти нигде нет, это исключения. Из одного министерства дают одного зама, из другого министерства другого зама, то есть губернаторы превращаются в менеджеров в командировке, которые зачастую даже команду формировать не имеют права.

Михаил Виноградов: Я думаю, причин две, на мой взгляд. Первая – федеральной власти нравится менять губернаторов, как Горбачеву нравилось менять министров, секретарей обкомов. Второе: в условиях того, что политически невозможно всерьез расставлять кадры на федеральном уровне по самым разным причинам, есть желание заменить обновление на федеральном уровне предъявлением новых лиц на уровне губернаторов.

Михаил Соколов: И десяток из ста все-таки отправить на скамью подсудимых – тоже полезно. Кого-то наказать за реальные грехи, а кого-то уж так сложилось. В этой ситуации, когда выборы не всегда выборы, могут быть и такие действия, когда люди выходят на улицу. У нас сегодня такое событие в Ингушетии, в Магасе, большой митинг, я так понимаю, более 10 тысяч человек вышло. Сейчас с нами на связи политик и историк Руслан Албаков-Мяршхи. Скажите, что у вас сегодня было, сколько людей вышло, с какими лозунгами?

Руслан Албаков-Мяршхи: Сегодня у нас проходит общенародный митинг в городе Магас. Та проблема, которая назревала еще с октября прошлого года, тот самый болезненный вопрос, который мы не смогли решить с помощью Конституционного суда Российской Федерации, который оправдал антинародное решение передачи земель ингушей в Суржинском районе – это все всколыхнуло народ тогда. Ингуши сегодня уже не те, что были год назад или два года назад, мы объединились и ведем свою борьбу против произвола чиновников, произвола наших парламентариев, которые хотят ликвидировать нашу республику. Этот протест сегодняшний вызван тем, что глава республики совсем недавно внес в парламент проект изменений в закон о референдуме. Конституционный закон о референдуме в Ингушетии номер три был принят в 1997 году, в референдум вносятся обязательно вопросы об изменении статуса, наименования республики, ее разделения или объединения с другими субъектами Российской Федерации.

Михаил Соколов: Ситуация в Ингушетии понятна, люди выходят на улицу, я так понимаю, требуют отставки в том числе главы республики. Он этот законопроект пока отозвал для консультации. Ситуация продолжает оставаться кризисной. Что вы скажете по поводу событий в Ингушетии? Этот случай, когда Кремль сделал ряд ошибок и спровоцировал народные выступления, которым, по-моему, уже полгода?

Александр Кынев: Надо сказать, что касается готовности центра реагировать на региональные публичные акции общественного недовольства – это история совсем другая, это вопрос символический. То есть здесь ничего не поменялось, как это было всегда традиционным проявлением слабости реагировать на акции протеста, так и сейчас. Центр точно так же и сейчас рассматривает готовность удовлетворять акции протестующих, как проявление слабости, не хотел бы эффекта домино. Поэтому это влияло, если мы посмотрим исторически, на замены глав, но почти всегда это влияло отложено. Я абсолютно убежден, что центр, исходя из этой философии демонстрации своей силы, ни на какие публичные уступки, конечно, не пойдет, будет держать Евкурова, может быть его поменяют, но точно не тогда, когда будут проходить митинги. Во всяком случае, мне кажется, что с точки зрения общей стратегии власти можно ожидать именно этого.

Михаил Соколов: Может быть там действительно такой опасный процесс начался, дестабилизация на Кавказе – это бывает в ярких формах?

Михаил Виноградов: Это возможно. Тем не менее, какого-то принципиального перерастания количества протеста в качество мы пока не увидели, какой-то политической стратегии протеста в Ингушетии не появилось. Я думаю, что ситуация для центральной власти некомфортная, но не критическая, возможно всегда в случае чего протест этот возглавить, привести кого-то, кто будет символизировать запрос этих протестующих, у федеральной власти сегодня остается.

Михаил Соколов: Или прислать человека, как в Дагестан, который не связан с местными элитами?

Михаил Виноградов: Прислать какой-то символ – новый глава, может, полпред, кто-то еще. Показать, что да, федеральный центр и сам давно это хотел сказать. Пока ситуация в Ингушетии не запущена до такой степени, чтобы федералы не могли эту историю переиграть, если это понадобится.

Михаил Соколов: Руслан, каковы планируются дальнейшие действия оппозиции в Ингушетии, чего вы будете добиваться дальше?

Руслан Албаков-Мяршхи: Сегодня прозвучало в самом начале митинга – бессрочно стоять. Пока договорились стоять три дня.

Дело в том, что на ваш вопрос по поводу назначения генерал-губернатора, как в Дагестане, я имею в виду русского или еще какого-то, мы будем добиваться того, чтобы глава нашей республики избирался народом, ингушским народом, чтобы прекратились эти манипуляции присылать, назначать нам чиновников, проходимцев, которым совершенно безразлично то, что происходит здесь, в республике Ингушетия. До Евкурова был Зязиков, я не застал бывшего, ничего не могу сказать, я с 2002 года только дома, но я видел, что происходило при Зязикове, вижу, что происходит при Евкурове.

До смешного доходит: во время Ураза-Байрам, когда люди постятся, молятся Всевышнему, целые районы, целые населенные пункты сидят без воды неделями, перебои со светом, перебои с газом. Наше руководство совершенно некомпетентно. Политическое банкротство Евкуров и его группировка в парламенте получили еще в октябре прошлого года. Мы будем идти до конца, мы не собираемся расходиться, даже если именно этот митинг закончится на третий день или еще на какой-то день, мы будем продолжать свою борьбу, мы будем собирать еще митинги.

Михаил Соколов: Выборы у вас будут какие-нибудь?

Руслан Албаков-Мяршхи: Мы уже не те, хватит нами манипулировать федеральному центру. Мы уже не те, кого можно было заткнуть.

То, что происходило в 1924 году, когда была основана Ингушская автономная область, буквально через 9 лет, я, кстати, заметил тенденцию, к сожалению, наше федеральное руководство сегодня как под копирку со смехотворной последовательностью повторяет все то, что происходило при Сталине в 1924 году, в 1933-м, 1934-м. В 1924 году была создана Ингушская автономная область, потом ее воссоединили с Чеченской, получилась автономная республика Чечено-Ингушская. Но до этого, как расформировали ингушскую государственность, до этого в 1933 году ингушскую землю, город Владикавказ, который был основан в 1784 году на ингушской земле, передали Северной Осетии.

Михаил Соколов: Я думаю, мы уже исторический экскурс не сможем сделать, времени мало. Сергей, как вы считаете, может ли протестная активность усилиться? У вас, например, в регионе какие-то истории, связанные с Байкалом, с водой и так далее. Ждете ли вы, кроме поражения "Единой России", каких-то акций протеста? Мы видим Ингушетию, а что у вас?

Сергей Беспалов: У нас также все не очень спокойно и не все так тихо. У нас китайские инвесторы на Байкале собрались строить достаточно небольшой завод по розливу байкальской воды, и это вдруг вызвало огромный приступ антикитайской истерики. В конце концов все сказали честно, что да, действительно у нас проблема, мы бы не хотели, чтобы этот завод был именно китайским, потому что есть уже российские предприятия и так далее.

Я думаю, что протесты будут расти, потому что совершенно очевидно, что люди беднеют, люди не меняют власть, когда они богатеют. Невозможно было представить смену власти в 2007 году или в 2006 году, когда в России был приток капитала, рабочие места создавались сотнями, дорогие машины продавались, месячная квота за один день в автосалонах. Сейчас все не так, люди не видят перспективы.

В соседней Бурятии также происходит достаточно много различных выступлений, они не такие массовые, как у нас в Иркутске, все-таки город с большей политической культурой. Я знаю, что в Новосибирске сговор мэра Локтя с "Единой Россией" по поводу переизбрания тоже вызывает большие волнения. То есть я вижу, что народ начинает понимать, что нет никакого другого способа влиять, разговаривать с властью, кроме как кричать на нее на митингах.

Михаил Соколов: Время работает на оппозицию. Мы сегодня провели опрос на улицах Москвы, поинтересовались, готовы ли люди голосовать за тех, кто не состоит в "Единой России".