Программу ведет Алексей Кузнецов. Принимает участие корреспондент Радио Свобода Лиля Пальвелева.
Алексей Кузнецов : А сейчас рубрика «Ключевое слово». Ведущая рубрики Лиля Пальвелева.
Лиля Пальвелева : Архаичное и подзабытое слово «затвор» с производным от него «затворники» на протяжении этой недели были у всех на слуху. После зимовки под землей обитатели пензенской пещеры, которая начала обваливаться, группами стали выходить на свет божий. В среду в эфире Радио Свобода прозвучали комментарии доцента Центра сравнительного изучения религий РГГУ Бориса Фаликова.
Борис Фаликов : Я поражаюсь, что так редко происходят подобные инциденты, потому что, вообще-то, такого рода страхи и ожидания конца света и прихода Антихриста в современном массовом православии довольно распространены. Что касается конкретно вот этой группы, которая ушла в затвор под землю в Пензе, то это типичные такие представители православных людей, которые очень напряженно ждут окончания света. У них возникает потребность куда-то спрятаться, уйти и постом, молитвой спастись.
Лиля Пальвелева : А теперь – вопрос историку русского языка, исследователю библейской фразеологии Андрею Григорьеву. В связи с пензенскими событиями слово «затвор» легко и органично стало общеупотребимым. Как вы думаете, почему?
Андрей Григорьев : Слово «затвор» очень древнее. Оно существовало еще в древнейший период русского языка. Мы его встречаем в памятниках XI века. И первоначально это слово означало просто засов или задвижка. Здесь мы можем увидеть этот древний корень. «За-» - приставка, «т» возникла позже под влиянием глагола «отворить», а исконный корень - «-вор-», тот же самый, что и в корне «ворота». Глагол «верать» или «вереть» означает «совать», «засовывать», то есть это буквально «засов».
Затем под влиянием греческого языка это слово «затвор» начинает обозначать либо место определенного заключения, допустим, «тюрьма» и «темница», или это специфическая, особенная жизнь монаха-отшельника, который либо не покидает свою келью, либо дает обет не видеть людей. И вот оборот как раз «внити (или влезти) в затвор», то есть, говоря современным языком, «уйти в затвор» он встречается еще в памятниках XI - XII века.
В принципе, это слово, конечно, можно признать архаичным, из языка церковной, монашеской литературы. А можно – специальным, терминологическим. Так что, для современного языка, конечно, это, с одной стороны, архаизм, а, с другой стороны, в журнале Московской патриархии или в каких-то иных специальных изданиях оно очень активно употребляется. Это специальное слово, типа «схима», «иерей». Это такие слова, которые, в принципе, совсем из языка никуда не уходили.
Лиля Пальвелева : Но, тем не менее, знало его ограниченное количество людей - те, кто занимается религией или исповедует религию вдумчиво, скажем так. А когда случились эти события, и журналисты вслед за затворниками подхватили слово «затвор», никому не понадобилось дополнительно объяснять, что это такое. Что это не часть стрелкового оружия, к примеру. Как вы думаете, почему слово так легко вернулось в широкую лексику?
Андрей Григорьев : Во-первых, потому, что оно, продолжало существовать, но только в другом, упомянутом вами значении. Передернул затвор ружья – всем понятная фраза. Во-вторых, конечно, есть слово «затворник», которое употребляется гораздо шире, чем «затвор». Так говорят о человеке, который, например, живет в уединении, и необязательно по религиозным мотивам. Это слово поэтому еще сохранило употребление в языке. Но, с другой стороны, сработала языковая память. Нам только кажется в некоторых случаях, что какие-то слова безвозвратно устарели. Но, на самом деле, вот такое иррациональное понятие языковой памяти существует. И в какие-то моменты, в каких-то условиях вдруг слова, как будто бы всеми забытые, возникают и начинают широко употребляться. Были бы только определенные условия.
Лиля Пальвелева : Поясняет Андрей Григорьев.