В Москву на открытие 23 сентября после реставрации большой Соборной мечети съехались, накануне праздника Курбан-байрам (или же Ид аль-адха), разные лидеры и политики из мусульманских стран, в том числе президенты Турции и Казахстана Реджеп Эрдоган и Нурсултан Назарбаев и глава Палестинской автономии Махмуд Аббас, которые в разное время будут встречаться с Владимиром Путиным. Кремль преподносит это событие как историческое, отмечая, что новая Соборная мечеть Москвы, крупнейшая в Европе, будет символизировать возрождение межконфессиональной России. Открытие мечети якобы покажет, прежде всего Западу, как в одной стране живут в согласии представители разных религий, а также – что Москва сумела наладить прекрасные отношения со всем "мусульманским миром". Но существует ли вообще такое единое понятие, как "мусульманский мир", и насколько безоблачна на деле, а не на словах жизнь людей, исповедующих ислам, в Российской Федерации?

Реконструкция Соборной мечети Москвы длилась 10 лет. Площадь ее теперь увеличилась в 20 раз, до 19 тысяч квадратных метров, что позволяет находиться на шести ее уровнях 10 тысячам молящихся одновременно. Шпили минаретов московской Соборной мечети высотой до 78 метров, как и 48-метровый купол, покрыты сусальным золотом, чтобы, как уточнил заместитель председателя Совета муфтиев России Рушан Аббясов, соответствовать архитектурным традициям Москвы и гармонировать с комплексом Московского Кремля. Реконструкция здания, по официальным данным, обошлась в 170 миллионов долларов, из которых заметную часть составили пожертвования, в основном от бизнесмена Сулеймана Керимова, а также из-за границы – от Турецкой Республики, приславшей в Москву своих мастеров по росписи стен, и от Махмуда Аббаса, передавшего 25 тысяч долларов "от детей Палестины".

Открытие Соборной мечети Москвы внесет огромный вклад в обеспечение межнационального и межрелигиозного согласия в России, а также еще больше укрепит ее связи с "мусульманским миром" – такова суть разнообразных заявлений по этому поводу, сделанных некоторыми высшими российскими руководителями и чиновниками, а также официальными медиа. При этом во многих комментариях заметно противопоставляются якобы хорошие "российско-мусульманские" отношения и разнообразные "исламские" проблемы, переживаемые США и Европой. Здесь упоминаются и европейский кризис с сотнями тысяч беженцев из стран Ближнего Востока и Северной Африки, и борьба с радикальным исламским терроризмом, в первую очередь группировкой "Исламское государство", и войны в Сирии и Ливии, и ядерная программа Ирана, и крах надежд на либерально-демократические успехи "арабской весны", и масса другого.

Но имеет ли смысл вообще говорить о существовании "мусульманского мира" как единого целого и о возможности поддерживать с ним любые отношения, как с неким союзным блоком? По мнению эксперта из московского центра Карнеги Алексея Малашенко, такого мира нет:

– Мы не знаем, что такое мусульманский мир. И в то же время мы говорим об отношениях между Россией и мусульманским миром, США и мусульманским миром! Отношения выстраиваются по странам – есть российско-иранские отношения, российско-египетские, российско-азербайджанские, российско-индонезийские и так далее. И все равно – живет это понятие, "мусульманский мир", который очень многие пытаются понять, объяснить, и это все очень интересно интерпретируется. С моей точки зрения, когда вы говорите об отношениях между "мусульманским миром" и Россией, в их основе лежит постулат "Мы не Запад". Россия "не Запад", и "мусульманский мир" – "не Запад". Есть "они", и есть "мы", которые на них не похожи. И общность в том, что и в "мусульманском мире" многие люди пытаются представить себе некий (невозможный!) "мусульманский путь развития". "Вот мы – мусульмане, мы развиваемся вот так". "Мы, россияне, развиваемся вот так, вот наш национальный путь развития". А Запад развивается вот так. Мы разные". Вот это основа для некоего взаимопонимания.

Другое дело, что на практике это остается идеей, это остается образом, довольно красивым. Когда Россия стала членом Организации исламского сотрудничества в начале 2000-х годов, это ни к чему не привело. Это было красиво, об этом много писали, говорили – ну, и что, это как-то поменяло ситуацию? Конечно, нет! А если к этому добавить, что Россия общается с разными мусульманскими странами, то с Ираном, то с Саудовской Аравией, а они противостоят друг другу, то совсем получается запутанная ситуация. Это парадокс, на котором кто-то спекулирует, кто-то пытается его понять, но конкретика – это двусторонние отношения. Но когда мы говорим об отношениях между США и мусульманским миром, там, в общем, наблюдается та же идея. Они выстраивают отношения отдельно с Египтом, отдельно с Ираном, отдельно еще с кем-то, с Индонезией, но при этом "Мы, американцы, – это мы, а вы – это вы, мусульмане". И когда Барак Обама выступал в Каире с известной речью, он именно говорил об отношениях между США и "мусульманским миром". А вот можно так сформулировать: "Египет и христианский мир", "Индонезия и христианский мир"? Так же вопрос не стоит. Вот такой парадоксальный у нас мир!

В парадоксальном мире, о котором говорит политолог Алексей Малашенко, в том числе и в пресловутом "исламском мире", каждый игрок преследует свои интересы и имеет свои явные и тайные обиды, о которых, судя по разнообразным сообщениям, зайдет речь на личных встречах Владимира Путина с прибывшими в Москву мусульманскими лидерами. Например, эксперты из американской частной разведывательно-аналитической компании Strategic Forecastind Inc. (Stratfor), называемой "теневым ЦРУ", заявили о резко возросшей напряженности между Россией и Турцией. К разногласиям между Владимиром Путиным и Реджепом Эрдоганом из-за судьбы крымских татар в аннексированном Крыму, строительства международного газопровода "Турецкий поток" и будущего Сирии, где Россия увеличивает свое военное присутствие, прибавилась тема замороженного армяно-азербайджанского конфликта в Нагорном Карабахе. Ранее Анкара, член Минской группы ОБСЕ по Нагорному Карабаху и основной союзник Баку на Кавказе, выступала согарантом урегулирования противостояния. Однако теперь Владимир Путин, по информации компании Stratfor, резко активизировал контакты в этой области с азербайджанским президентом Ильхамом Алиевым (кстати, также приглашенным на открытие Соборной мечети Москвы) с явной целью начать единолично контролировать ситуацию.

Вполне возможно, что и Нурсултан Назарбаев, и Ильхам Алиев, и даже Реджеп Эрдоган в беседах с российскими лидерами коснутся также темы благополучия своих соотечественников, работающих и живущих в России. По данным международных и российских правозащитников, насилия на почве этнической и религиозной ненависти и нетерпимости, вопреки радужным пресс-релизам, выпускаемым в связи с открытием Соборной мечети Москвы Советом муфтиев России, в стране ничуть меньше не стало. Насколько можно говорить о добрососедстве между мусульманами и всеми остальными людьми в современной России? На этот вопрос отвечает религиовед, эксперт московского правозащитного информационно-аналитического центра "Сова" Ольга Сибирева:

– Добрососедство есть, но далеко не всегда. Ксенофобия по отношению к мусульманам в российском обществе присутствует вовсю и выражается в очень разных формах. В первую очередь это прямое насилие. Здесь хорошая новость заключается в том, что мы отмечаем небольшое снижение насилия к мусульманам именно как к людям определенной конфессии, т. е. мотивированного религиозной ненавистью. Мусульмане становятся жертвами ксенофобного насилия, но, как правило, оно мотивировано не религиозной, а этнической ненавистью – людей, условно говоря, бьют и даже иногда убивают как этнических чужаков, а не как мусульман. Но, естественно, жертвам от этого совершенно не легче, что их ненавидят из-за внешности, а не из-за религии.

– Многие российские СМИ, говоря сейчас о кризисе с беженцами в Европе, подчеркивают, что речь идет в основном именно о мусульманах-мигрантах – что угрожает, по их мнению, "изменить лицо Европы", грозит многими опасностями и так далее. В России есть много мусульманских народов, живших веками в рамках того или иного российского государства, и много мусульман-иммигрантов, таджиков, узбеков, киргизов, казахов, азербайджанцев, турок. К ним у коренного русского населения разное отношение? Потому что в русском обществе принято все делить на "своих" и "чужих". Здесь такое отношение тоже проскальзывает? Что это – как бы "свои мусульмане", а вот это "какие-то чужие", а значит – враждебные?

– Человек, не живущий в мусульманском окружении, наверное, не сможет отличить мусульманина-мигранта от мусульманина "не мигранта". Все мусульмане будут восприниматься как чужаки! И этот вывод подтверждает проблема со строительством мечетей в немусульманских регионах России – она тоже довольно острая и связана с ксенофобной позицией местного населения. Им совершенно неважно, прожил ли этот мусульманин 10 лет в их городе, 20 лет, родился там или только что приехал. В их понимании мечеть – это вообще нечто чужеродное, и они уверены, что там будут собираться "опасные чужие люди". Особенно – если вмешиваются представители праворадикальных организаций, а такое часто бывает, например, недавно это случилось в Сыктывкаре. И в их заявлениях подчеркивается, что в мечеть будут ходить именно иммигранты.

– Когда в нынешней России мусульманин сталкивается с любыми представителями государства – чиновниками, полицейскими, врачами в поликлинике, как часто ему приходится отвечать на какие-то провокационные, неприятные, ксенофобские вопросы, которые не имеют отношения к цели его общения и визита?

– Очень часто могут быть дополнительные претензии у полицейских. Существует всем известная практика рейдов в те же мечети, когда полиция, в компании с УФМС и, может быть, центра "Э", периодически в разных регионах приезжает в мечети и проводит там какие-то облавы. Как правило, они мотивируются "поиском мигрантов". Но получается, что всегда страдают все мусульмане, которые пришли помолиться!

​– Мы все помним стихийные народные волнения, связанные с частными бытовыми преступлениями, но "совершенными мусульманами", о чем очень часто говорят, и любят это подчеркивать, многие российские СМИ. И события вокруг Черкизовского рынка, и в связи с убийством в Бирюлево, и т. д. Можно ли говорить о каком-то гнойнике, который болит в разные дни по-разному, но может вспухнуть и неожиданно прорваться? Есть ли какая-то повышенная тревожность среди всех мусульман, мигрантов и не мигрантов, особенно живущих в русских больших городах?

– Те случаи, о которых вы говорите, все-таки были вызваны не ненавистью к мусульманам, а скорее этнической ксенофобией, чужеродностью вызвавших недовольство, тем, что эти люди приезжие, тем, что эти люди "неправильной национальности". Устоявшийся медийно-новостной штамп "лицо кавказской национальности" всем знаком. В СМИ частенько подчеркивается именно этничность преступника или подозреваемого, в таком типичном заголовке, как "таджик убил москвича", например. Однако не редкость и именно антимусульманские материалы. Последнее время, по нашим наблюдениям, кажется, их стало немножко меньше. Тем не менее, основные штампы, которые используются там, – это связь ислама и экстремизма. Если СМИ рассказывают о каких-то мусульманах, то они – либо потенциальные, либо действующие экстремисты, составляющие угрозу для нашего государства.

– Говоря о пугале радикального исламистского терроризма, насколько современная российская власть боится любой мусульманской активности, культурной, духовной, образовательной, которая не началась после приказа сверху и не встроена изначально в систему официальных "придворных" религиозных институтов?

– Боится в той же мере, в какой Кремль боится вообще любой общественной неконтролируемой активности. Борьба с некоммерческими организациями вызвана именно этим – вдруг общество само организуется и будет делать что-то, что власть не может проконтролировать! Мусульмане – это еще и очень удобное пугало. Из него очень легко сделать образ врага – в чем власть нуждается, чтобы укрепиться самой. Поэтому, с одной стороны, власть использует эти ксенофобные настроения, уже существующие в обществе, с другой, она их подогревает своей антиэкстремистской политикой, которая очень часто неэффективна. Действительно, существует радикальный ислам, и в России тоже. Однако запретительные репрессивные меры, которые принимает государство, не решают проблему, а загоняют ее вглубь и усугубляют. Я говорю в первую очередь о запрете мусульманской литературы. Ее за последние годы в федеральный список экстремистских материалов было включено очень много. Можно вспомнить, например, "легендарное" решение оренбургского суда, который скопом за 20 минут включил в список запрещенных сразу 68 наименований мусульманских книг. Часть из них позже исключил, но и еще часть из этих исключенных потом включил обратно!

Естественно, это вызывает протест мусульман, потому что большая часть этой литературы совершенно невинна, это распространенные произведения, не представляющие никакой угрозы. Есть и недавний скандал с запретом аятов и сур Корана. Это озлобляет значительную часть мусульман. И, может быть, кто-то из тех, кто был бы изначально не склонен к радикализации, благодаря таким действиям, напротив, склоняется к радикальному исламу. Сейчас на основании этих странных решений людей судят, назначают им штрафы, что тоже мусульман не делает добрее и лояльнее государству. Государство само формирует образ врага, и делает хуже себе, – считает религиовед, эксперт московского правозащитного информационно-аналитического центра "Сова" Ольга Сибирева.