Вице-спикер Государственной думы России Петр Толстой отказывается признать антисемитизм в своих словах, произнесенных в адрес противников передачи РПЦ Исаакиевского собора в Петербурге. Толстой сказал дословно следующее: "Люди, являющиеся внуками и правнуками тех, кто рушил наши храмы, выскочив из-за черты оседлости с наганом в 17-м году, сегодня, работая в разных других очень уважаемых местах – на радиостанциях, в законодательных собраниях, продолжают дело своих дедушек и прадедушек". Толстой заявляет, что не имел в виду какую-то конкретную национальность.

Слова Толстого осудила Федерация еврейских общин России (ФЕОР), а председатель Совета по правам человека при президенте РФ Михаил Федотов сказал в интервью агентству "Интерфакс": "Мне странно слышать от уважаемого парламентария высказывание, которое повторяет излюбленный тезис антисемитов о том, что революцию 17 года делали евреи… Антисемитизм такая же позорная болезнь, как сифилис, в приличном обществе принято ее скрывать, а не выставлять напоказ".

В то же время спикер Думы Вячеслав Володин, товарищ Толстого по партии "Единая Россия", высказал готовность обсудить сложившуюся ситуацию с ФЕОР, но напомнил, что термин "черта оседлости" применялся и к каторжанам.

В ходе бурного обсуждения высказываний Петра Толстого некоторые пользователи сети припомнили и недавний пост Виктора Шендеровича о "генетике российской нации", за который жалобу на писателя в Следственный комитет подал политолог Павел Данилин. Вот один из характерных постов, сравнивающих Шендеровича и Толстого:

"Те, кто считает приемлемыми высказывания, которые допускают представители "либеральной оппозиции" о русском народе, вплоть до заявлений о "генетической неполноценности" – не вправе возмущаться по поводу высказываний о публике с наганами из черты оседлости. Ибо равенство и свобода слова. Или и то, и то неприлично – или и то, и то допустимо".

Вот как сам Виктор Шендерович отвечает на вопрос, есть ли что-то общее в его посте и высказываниях Петра Толстого:​

– Да ничего общего, разумеется! Я говорил о совершенно общих вещах, относящихся к тому, что называется "национальный характер". Слово "генетика" было там метафорой, потому что меня вряд ли подозревают в том, что я действительно убежден в том, что генетическим образом руки растут из ж**ы. Я предполагаю, что даже самые злые мои критики понимают, что это метафора, что это шутка. В словах Петра Толстого не было никакой шутки и не было никакой метафоры. Отсылка к "черте оседлости" не имеет никакой другой расшифровки в нашей истории, кроме национальной. Это эвфемизм слова "еврей". Это хамская антисемитская выходка. И тут ведь гораздо интереснее не само по себе существование антисемитов, даже и на вершинах, а чудовищное сползание норм.

Это все описано у Ионеску в пьесе "Носороги". Просто вырастают рога на носу, просто становится возможным становиться носорогом, это позволено. Это позволяет и сам себе человек, но это позволяет и общество. Это становится нормой. Вот этот "носорожий рев", эта вонь антисемитская, она помаленьку становится социальной нормой. Люди постарше помнят общество "Память" в конце 1980-х, когда стало можно разговаривать и свобода пришла не только для академика Сахарова, но и для открытых антисемитов. Мы помним Баркашова, мы помним общество "Память", мы помним газету "Пульс Тушино". Но это было тогда абсолютно маргинальным, это было неприличным, этого сторонились, это никак не могло быть никаким образом официальной позицией. Хотя среди начальства всегда было полно антисемитов, но это не могло быть явным. Нормы сползли за эти четверть века совершенно чудовищным образом. И то, что раньше могли говорить Баркашов и общество "Память", сегодня в открытую изрекает вице-спикер.

​​– ​Как вы полагаете, Толстой жалеет о сказанном? Это из разряда "проговорился" или это осознанный антисемитский выпад? Или это вообще не имеет значения, если такие слова прозвучали из уст вице-спикера Думы?

– Он, разумеется, сожалеет. Но это не значит, что он так не думает. Его сожаление – это факт его биографии, то, как он сам рефлексирует со своим отражением в зеркале, нас не должно волновать. Нас должна волновать общественная реакция. Человек после этого продолжает находиться на государственной должности, государство никаким образом на это не реагирует, а пытается его "отмазать", если говорить русским языком. Он остается в элите, ему ничего не грозит. И я что-то за прошедшие дни не знаю, встревожило ли кого-то из Общественной палаты это открытое антисемитское заявление. Еще раз, возвращаясь к вашему первому вопросу, речь идет не о метафорическом описании национального характера, которое прозвучало у меня, сколь угодно жестком. Я мог бы привести цитаты из Чехова, Толстого, Лескова, Бунина, Горького, такие, что несчастного политолога Данилина зашатало бы, и то, что сказал я, показалось бы ему детским лепетом. Это описание национального характера, национальных традиций. А вот выступление господина Толстого в чистом виде биологический антисемитизм. Меня мало волнует то, что господин Толстой оказался антисемитом – в семье не без урода, в том числе и в семье Льва Николаевича Толстого. А вот сползание общественной нормы чудовищное, то, что это возможно из уст вице-спикера Государственной думы и это не влечет никаких последствий, это свидетельство "оносороживания" общества. Мы стали терпимы к тому, чего, как сказано было у русского классика, "без подлости терпеть не можно".

– Как вы считаете, Толстой заслуживает жалобы в Следственный комитет по поводу его слов?

​– Нет! Я вообще считаю, что 282-я статья ("Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства". – РС) – это катастрофа. Петр Толстой, как и любой из нас, имеет право на любые слова. На любые! Свободу слова ничто не должно ограничивать. Дальше общество должно иметь механизмы и эти механизмы улучшать, для того чтобы другим способом указывать место людям, излагающим такие публичные взгляды. Я не считаю, что на Петра Толстого надо подавать в суд. Я не считаю, что им должна заниматься прокуратура. Если вы спрашиваете, чего бы хотелось мне, то мне бы хотелось, чтобы вокруг господина Толстого образовалась пустота, чтобы при его появлении приличные люди или люди, которые считают себя приличными, интеллигентными людьми, просто выходили из помещения, чтобы ему не подавали руки. Чтобы он почувствовал себя в пустоте. К сожалению, этого не будет. В пустоте и в маргиналах себя продолжают чувствовать те люди, которые сопротивляются этому "оносороживанию", а носороги – в политической элите. И они делают свой носорожий запах общественной нормой. Вот это очень прискорбно.