Ссылки для упрощенного доступа

“Надо же лицо спасать!”


На ближайшей встрече, 25 мая, странам ОПЕК предстоит решить, продлевать ли действие соглашения на второе полугодие
На ближайшей встрече, 25 мая, странам ОПЕК предстоит решить, продлевать ли действие соглашения на второе полугодие

Соглашение стран ОПЕК и не-ОПЕК о временном сокращении добычи действует уже четыре месяца, участники заявляют о выполнении взятых на себя обязательств, но цены на нефть вновь падают. Только за последние три недели нефть эталонного сорта Brent, к цене которой привязана и экспортная цена российской нефти Urals, подешевела в целом на 17%. А всего за один день, 4 мая, ее цена упала на 8%. И к середине дня в пятницу отыграла лишь треть падения накануне, а российская валюта подешевела к доллару сразу на целый рубль – до 58,5. В итоге нефть вновь стоит теперь фактически столько же, сколько она стоила и в конце ноября прошлого года, в канун заключения соглашения.

В конце апреля один из нефтяных министров стран ОПЕК довольно неожиданно заявил, что картель может продлить действие соглашения о сокращении добычи и на второе полугодие даже в том случае, если Россия не поддержит такое решение. Спустя ровно неделю, 4 мая, пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков заявил, что пока Россия не принимала никаких решений относительно продления соглашения с ОПЕК, и добавил: “Если будет сформулирована какая-то позиция, мы сообщим”. Падение цен на нефть тут же резко ускорилось, хотя возможно, это – лишь совпадение по времени.

Даже на “бумажном” рынке нефти игроки уже перестают в это верить и больше ориентируются на ее объемы в танкерах, направляющихся к потребителям, чем на словесные интервенции Эр-Рияда, Москвы или кого-то еще

Однако буквально через пару часов поспешил высказаться на эту тему министр энергетики России Александр Новак. По его словам, Россия проводит сейчас финальные консультации с партнерами: “И мы склоняемся в сторону целесообразности продления”. А накануне, 3 мая, Министерство энергетики отчиталось: Россия выполнила свои обязательства по соглашению с ОПЕК, сократив к 1 мая объемы собственной добычи на 300 тысяч баррелей в сутки к уровню октября прошлого года. То есть примерно на 3% (с 11,247 млн баррелей сутки до 10,947 млн баррелей).

Но чем же тогда может быть вызван такой разнобой в высказываниях представителей ОПЕК и России на тему продления действия соглашения? Наш собеседник – аналитик нефтяного рынка, партнер российского консалтингового агентства Rusenergy Михаил Крутихин:

– Думаю, что сейчас шансы склоняются в сторону отказа России от продления соглашения с ОПЕК. Во-первых, министерство показало, что оно никак не может воздействовать на нефтяные компании, регулировать добычу, экспорт и потребление нефти в России. А во-вторых, нужно же как-то спасать лицо!.. Мы видим, что даже формально, на бумаге поставленной цели по сокращению добычи не удалось достичь в намеченные сроки, то есть к 1 апреля. Удалось это сделать только к 1 мая, и то – лишь на бумаге. Поскольку точных, объективных данных о добыче сейчас нет, а экспорт нефти из России, и особенно – нефтепродуктов, по-прежнему увеличивается. Что говорит о ненадежности статистических данных, которыми оперирует Министерство энергетики. Поэтому – чтобы "спасти лицо" и объявить: мол, вы уж извините, но в интересах России сейчас добывать как можно больше нефти, пока ее еще можно продать…

– ​Даже при заявленном “временном” сокращении добычи нефти в России сохраняются и официальные прогнозы, что в 2017 году в целом она вновь окажется рекордной, превысив уровень 2016 года. Такое возможно только без продления страной соглашения с ОПЕК и на вторую половину года? Или даже в случае, если Россия согласится на него?

– На мой взгляд, независимо от того, согласится ли она, добыча нефти в стране либо сохранится на прошлогоднем уровне, либо даже несколько его превысит. Нефтяные компании сейчас делают все, чтобы интенсивно отбирать нефть из тех месторождений, которые уже давно введены в эксплуатацию, а вложения в них давно окупились. То есть себестоимость добычи на таких месторождениях теперь минимальна. Причем они эксплуатируются иногда даже в ущерб оптимальным схемам разработки, то есть варварским способом: отбор нефти ведут из скважин с высоким напором, без учета будущего. Когда нужно было бы добывать нефть и из оторочек (часть месторождения, запасы которой гораздо меньше запасов основной его части. – РС), а не только из так называемых sweet spots, то есть залежей, где у скважин самый высокий дебит. Все компании будут сейчас стремиться интенсифицировать добычу именно на этих, “старых” месторождениях.

Скажем, если исходить лишь из технического анализа торгов, то тенденция указывает на то, что буквально через несколько дней следующей “целью” на нефтяном рынке может оказаться уровень в 44,5 доллара за баррель Brent

​– Страны ОПЕК сократили свою добычу больше, чем экспорт, отмечают международные эксперты. Так, по оценкам аналитиков американского банка Morgan Stanley, если добыча стран ОПЕК с начала года сократилась на 1,4 млн баррелей в день, то их экспорт – менее чем на 1 млн баррелей. (Для сравнения, общемировая добыча нефти составляет сегодня примерно 98 баррелей в сутки). В России же объемы экспорта в дальнее зарубежье за первые 4 месяца 2017 года даже выросли – на 3,1%, сообщило 3 мая Министерство энергетики. Другими словами, на мировой рынок де-факто поступает заметно больше нефти, чем предполагалось, когда подписывалось соглашение ОПЕК и не-ОПЕК в ноябре прошлого года. Хотя, конечно, и меньше, чем могло поступать, если бы этого соглашения не было вовсе. Эти “дополнительные” объемы в какой мере являются причиной того, что цены на нефть в последние 2-3 месяца, даже заметно повышаясь временами, затем вновь и вновь снижаются до уровней ноября прошлого года, то есть в канун соглашения?

– Здесь действует сразу несколько факторов. Во-первых, действительно, страны ОПЕК делали все, чтобы увеличить экспорт из накопленных резервов. Скажем, из танкеров, которые просто стояли где-то на рейде с добытой ранее нефтью. Это было очень характерно, например, для Ирана. И поэтому мы видим, что у них экспорт сократился меньше, чем общая добыча. Хотя, вновь повторю, ко всем этим цифрам надо относиться с известной долей скептицизма.

Но сработали и некоторые дополнительные факторы – скажем, более активный рост добычи в США, где увеличивается экспорт не только нефти, но и нефтепродуктов. Что, естественно, отражается и на общем балансе рынка.

Наконец, на цены на нефть все-таки оказывали влияние некие психологические воздействия. На рынок “бумажной” нефти, где котируются различные деривативы (производные ценные бумаги. – РС) – фьючерсы, форварды и так далее. Кстати, оборот этих “бумажек” примерно в шесть, а по некоторым оценкам – даже в десять раз превышает оборот “физической” нефти, то есть объемы реальных ее поставок. Так вот на протяжении последних четырех-пяти месяцев на этот рынок влияли, естественно, многочисленные заявления о “замораживании”, о сокращении добычи… И цены на нем серьезно росли, оказывая влияние и на цены на “физическом” рынке.

– Получается, теперь их прежнее влияние уходит?..

– Сейчас, когда стало ясно, что все-таки спрос на нефть вряд ли превысит ее предложение (в лучшем случае будет достигнут некий баланс, а в худшем – предложение будет превышать спрос), игроки и на “бумажном”, и на “физическом” рынках стали как бы “прозревать”. И цены поневоле пошли вниз. Думаю, сейчас наступает период, когда на рынке активизируются именно "медведи", а не "быки".

Поэтому – чтобы "спасти лицо" и объявить: мол, вы уж извините, но в интересах России сейчас добывать как можно больше нефти, пока ее еще можно продать

​– То есть те его участники, которые “ставят” на понижение цен, тогда как “быками” на бирже называют играющих, наоборот, на повышение… Еще совсем недавно многие экспертные прогнозы исходили из того, что, если страны ОПЕК и не-ОПЕК продлят соглашение и на второе полугодие, то уже в ближайшие месяцы на рынке нефти возникнет дефицит – не в целом, конечно, а лишь в части текущего ее предложения, то есть без учета накопленных запасов. И, вроде, динамика самих цен такие прогнозы более-менее подтверждала – ведь рынок живет именно ожиданиями. Однако очередное падение цен на нефть с начала мая, по идее, указывает, скорее, на обратное: что рынок уже не ожидает укрепления цен даже в случае продления действия соглашения. Ведь, судя по многим заявлениям стран ОПЕК, они в принципе готовы его продлить. В какой мере вы разделяете такого рода оценки?

– Я бы полностью согласился с такой оценкой. Тем более мы видим, что психологическое воздействие заявлений и Саудовской Аравии, и других членов ОПЕК слабеет. Даже на “бумажном” рынке игроки уже перестают в это верить и больше ориентируются на объемы нефти в танкерах, движущихся к потребителям, чем на словесные интервенции Эр-Рияда, Москвы или кого-то еще. Рыночные тенденции сейчас указывает, скорее, на дальнейшее снижение цен. Скажем, если исходить лишь из технического анализа торгов, то тенденция указывает на то, что буквально через несколько дней следующей “целью” на нефтяном рынке может оказаться уровень в 44,5 доллара за баррель Brent.

Нефтяные компании России сейчас делают все, чтобы интенсивно отбирать нефть из тех месторождений, которые уже давно введены в эксплуатацию, а вложения в них давно окупились. Причем они эксплуатируются иногда даже в ущерб оптимальным схемам разработки, то есть варварским способом

​– Напомним, что первую неделю мая рынок завершает на уровнях около 48,5 доллара за баррель Brent… Буквально за последние несколько дней свои отчеты за первый квартал года представили все пять крупнейших частных нефтяных компаний мира, так называемая “большая пятерка” – американские ExxonMobil и Chevron, британо-голландская Shell, британская ВР и французская Total. Их финансовые результаты превзошли все ожидания аналитиков – прибыли очень существенно выросли к уровням января-марта прошлого года. А как на этом фоне “выглядят” российские нефтяные компании – в части прибыльности бизнеса?

– Выглядят российские компании гораздо хуже, чем западные. Мы видим, например, что чистый убыток вместо прибыли стала показывать даже такая традиционно работающая на добыче нефти компания как “Сургутнефтегаз”. Можно ожидать, что и другие компании за полугодие покажут падение чистой прибыли, а возможно – и чистые убытки. Причем это происходит не только из-за падения цен на нефть, но и в связи с укреплением рубля. Ведь в результате рублевые издержки российских компаний оказываются немного большими, чем они могли бы ожидать, исходя как из курса рубля к доллару, так и цены нефти на внешних рынках. Скажем, если бы курс рубля снизился до 65–70 за доллар, российские нефтяные экспортеры могли бы показать лучшие результаты за первое полугодие, чем можно пока ожидать.

– В России за последние 8–10 лет добыча нефти непрерывно росла – скажем, только с 2009 года она увеличилась в целом более чем на 10%. Но в нынешних условиях как долго, по вашим оценкам, может продолжаться этот рост? Ведь о том, что он вскоре прекратится и добыча пойдет на спад, говорят и многие официальные прогнозы…

– Я придерживаюсь прогнозов, которые мы выработали в нашей компании совместно со специалистами по российским запасам нефти. По качеству и количеству этих запасов, по их оценке с коммерческой точки зрения, то есть себестоимости извлечения. И если посмотреть на общие запасы по стране, то можно увидеть, что коммерчески извлекаемые запасы, если учитывать нынешний уровень нефтяных цен, очень быстро сокращаются. И можно ожидать, что на пик нефтедобыча в России выйдет где-то в 2020 году, а с 2020–2022 года она, по оценке этих независимых экспертов, начнет снижаться.

– В последние месяцы в западной прессе появилось немало сообщений о том, что крупнейшие частные нефтяные компании мира – такие как ExxonMobil, Shell или Chevron, мол, “поворачиваются лицом” к сланцевой нефти, планируя резко увеличить свои инвестиции в этот сектор. Падение цен на нефть, как отмечало, например, агентство Bloomberg, вынудило эти компании, во-первых, еще больше сокращать свои издержки, а во-вторых, сфокусироваться на проектах, и дающих быструю отдачу, и добычу на которых можно оперативно регулировать – наращивать или сокращать. Всем этим требованиям как раз и отвечает добыча сланцевой нефти.

Страны ОПЕК делали все, чтобы увеличить экспорт из накопленных резервов. Скажем, из танкеров, которые просто стояли где-то на рейде с добытой ранее нефтью. И поэтому мы видим, что у них экспорт сократился меньше, чем общая добыча

Но, в отличие от более мелких компаний, уже работающих в этой индустрии, у крупных есть и такое неоспоримое преимущество, как огромные собственные средства. То есть им нет нужды полагаться на кредиты банков, что стало немалой проблемой для более мелких компаний, стоило ценам на нефть упасть.

Однако даже если все описываемые планы будут реализованы, эффект (в виде дополнительной добычи нефти, которая и станет “давить” на цены) проявится отнюдь не сразу. Каким примерно вам представляется этот “разрыв” по времени? И так ли сильно может измениться, скажем, в течение ближайших 10 лет общая структура мирового рынка нефти – имея в виду нынешние доли на нем крупнейших участников?

– По будущей структуре рынка – не могу все же согласиться с прогнозами, что она, мол, резко изменится. Все-таки для разработки сланцевых месторождений лучше иметь небольшие или средние компании, которые занимаются инновациями, которые готовы на серьезные риски… Более того, они уже доказали свою эффективность в этом бизнесе. Тогда как крупные компании, скорее, и осваивать будут некие крупные проекты.

Как это повлияет на объемы добычи?.. Думаю, при таких серьезных инвестициях, в миллиарды долларов, да еще и в проекты на больших площадях сланцевых пород, крупные компании могли бы уже где-то через 2–2,5 года показать очень серьезный прирост добычи. Дело в том, что в США сама “разведанность” таких месторождений на суше очень высока. То есть там уже без серьезных вложений в геологоразведку можно начинать бурение, гидроразрыв пластов и добычу. Тем более, затраты на ввод в эксплуатацию одной скважины для месторождения сланцевой нефти теперь сократились примерно до 5 млн долларов.

– А это много или мало – 5 миллионов долларов для одной скважины?

– Ну, давайте сравним с очень дорогими скважинами. Скажем, одну разведочную скважину в Карском море компания ExxonMobil, по договоренности с Shell, пробурила за 650 млн долларов. То есть 5 млн долларов за одну хорошую скважину – это очень и очень мало. Обычно это – 40–50 миллионов.

Думаю, сейчас наступает период, когда на рынке активизируются именно "медведи", а не "быки"

​– В начале мая министр природных ресурсов и экологии России Сергей Донской на своей странице в Facebook утверждал: “Конец сланцевой эры. Трамп подписал 28 апреля новую пятилетнюю программу лицензирования континентального шельфа США для акватории Аляски, средней и южной Атлантики, Мексиканского залива. Это значит, что новая администрация делает ставку на шельфовую добычу, несмотря на существенно больший объем затрат по сравнению с проектами добычи сланцевой нефти. Это означает, что шельф – однозначный приоритет”. В какой мере вы разделяете вывод о том, что, мол, добыча на шельфе для США теперь важнее, чем добыча сланцевой нефти?

– Давайте вернемся к затратам, о которых я только что говорил. Чтобы пробурить одну скважину на шельфе в арктических условиях, потребуется несколько сотен миллионов долларов. И где-то 150–200 млн долларов, если это делать, скажем, в Мексиканском заливе. Тогда как скважина для добычи сланцевой нефти обойдется всего в 5 млн. Поэтому говорить, что акцент, дескать, смещается со сланцевых месторождений на шельф, по меньшей мере неразумно. Да еще и преждевременно. Ведь для того, чтобы наладить добычу нефти на так называемом “внешнем континентальном шельфе”, где теперь, после распоряжения Трампа, смогут работать и американские, и международные компании, потребуется, как минимум, 7–10 лет. А по некоторым месторождениям – и до 15 лет. Это период от первых инвестиций в разведку до начала эксплуатации месторождения.

– Тогда как в сланцевой индустрии счет идет на месяцы или даже недели…

– Здесь вновь стоит вспомнить, что в США большинство месторождений сланцевой нефти на суше давным-давно разведаны. То есть на них можно активно бурить скважины, делать гидроразрыв, после чего немедленно начинать бурить новые скважины по соседству. Ну, а саму такую скважину теперь бурят примерно за 3–4 недели, – отметил в интервью Радио Свобода Михаил Крутихин.

XS
SM
MD
LG