Ссылки для упрощенного доступа

Молодое кино


Рожденные после СССР
Рожденные после СССР

Как современные технологии меняют эстетику и почему кинематограф снова становится немым

Тамара Ляленкова: В эфире "Рожденные после СССР", программа о том, какие традиции молодежь наследует из прошлого, и что нас ждет в будущем.

Святослав Элис: Послушать и посмотреть обсуждение можно на сайте Радио Свобода и на телеканале "Настоящее время".

Сегодня мы поговорим о молодом кино, о том, какие фильмы хотят делать молодые режиссеры, и какие смотреть молодые зрители, а также о будущем кинематографа.

Тамара Ляленкова: Во второй части программы подробнее поговорим о программе Кинотавра коротком и длинном метре. Начнем же с Московской школы кино. Гости в студии сценарист, куратор курса "Современное кино" этой школы Всеволод Коршунов и продюсер, режиссер Валентин Рогатин.

Валентин, вы занимаетесь новой технологией VR кино. Это та сфера, где интересно работать? Может быть, тот кинематографом в традиционном смысле, как к нему привыкли, просто уже устарел? Или просто там нет места и трудно продвинуться в этой сфере?

Валентин Рогатин: VR, конечно, совершенно новое направление. Ему даже и 10 лет, наверное, нет. Поэтому гораздо легче пробиться в VR, сняв какой-то фильм. Мы сняли фильм в рамках обучения Московской школы кино. И он сразу пошел по фестивалям. Его хорошо приняли. Например, во Франкфурте был фестиваль этой весной. И там фильм вошел в пятерку финалистов. Со всего мир прислали 55 заявок. Совершенно это не котируется, когда присылают короткие метры, там сотни и сотни фильмов.

По поводу - интересно или не интересно. Кинематографом вообще интересно заниматься, снимать кино в 2D и в 3D. VR сложнее сейчас. Потому что все те инструменты, которые были уже изобретены для работы режиссера со сценарием, как держать внимание зрителя, как раскрыть персонаж и т. д., их приходится не то что изобретать заново, они гораздо сложнее в VR. Потому что камера снимает на 360 градусов, и некуда спрятаться ни режиссеру, ни команде, ни камерам. Единственная камера стоит посередине, и вокруг должно быть действие. Это больше похоже на театральную постановку. Конечно, это безумно интересно, но безумно сложно. Например, наш фильм длится всего лишь 2,5 минуты. Мы снимали его трое суток, практически не выходя из павильона. Это очень долго. Никто так сейчас не снимает.

Тамара Ляленкова: К сожалению, мы не можем вот так посмотреть VR кино. Это надо иметь специальное оборудование.

Святослав Элис: Насколько я знаю, в современном кинематографе есть много разных интересных технологий. Как вы считаете, можно ли говорить о молодом кино, учитывая именно вот эту разницу в технологиях, новые подходы?

Всеволод Коршунов: Если мы посмотрим на историю кино и, вообще, на историю искусства, мы увидим, что все искусство, начиная с глубокой древности, стремиться включить зрителя как можно больше внутрь произведения. Что касается молодого кино и какой-то связи молодежи в кино и технологий, то, наверное, нужно вспомнить про то, что кино сегодня становится одним из самых демократичных искусств. Сегодня кино может делать любой. Прошло 20 лет, и еще более все упростилось. Сегодня можно делать кино на мобильный телефон и даже посылать его на какие-то фестивали. Наверное, там можно выигрывать. И многие крупные режиссеры даже приветствуют такое кино. Есть идея. Не нужно получать некое разрешение для того, чтобы, отучившись 5 лет, получить доступ к технике, которая дорого стоит. Пожалуйста, есть камера в мобильном, есть идея - работай. В этом смысле, мы сегодня говорим про бум так называемого "кино на коленке" или YouTube-кино. И это тоже кино. Мы совершенно не должны забывать про такой сегмент как Интернет.

Тамара Ляленкова: Но для того, чтобы делать кино, надо иметь все-таки некий даже зрительский опыт. Так или иначе, но молодые люди смотрят фильмы старые и смотрят те фильмы, которые выходят сейчас. Мы спросили у учеников Киноколледжа № 40, какие фильмы они смотрят, насколько для них те старые фильмы, прошлого века, понятны и, может быть, что-то раздражает в новых.

- Я предпочитаю смотреть в свободное время любое кино. Мне нравятся фильмы вроде "Облако-рай" или фильмов Данелия. Но если есть возможность и загружены в Сеть какие-то новые фильмы, то смотрю новые фильмы.

- Также иногда очень приятно посмотреть и старые фильмы начала ХХ века. Так что, не знаю, я не наблюдала так, чтобы какого-то определенного жанра или режиссера или страны.

- Я очень люблю Феллини, но некоторые фильмы реально очень нудные.

- В основном старое кино смотрится.

- Все современное кино строится на старом. И все, что есть сейчас в современном, это даже какие-то неосознанные отсылки к старому.

- До того, как начала учиться в киношколе, мне всегда хотелось смотреть Пазолини или каких-то больших мастеров. Но мне казалось, что это будет очень скучно. Они же идут по 2-3 часа. Очень тяжело, что фильм не идет 1 час 40. Но потом на занятиях по языку кино, мы смотрели эти фильмы. И меня всегда поражало, что это гораздо интереснее, чем современное кино.

- Что меня раздражает в современном кино - это то, что большинство фильмов сейчас все зрителя смешивают в одну массу, говорят об одном и том же. Очень давят на зрителя своей идеей, т. е. патриотизм, любовь к родителям и т. д. Эти темы уже очень ясны и понятны. Поэтому даже невозможно это все воспринимать серьезно, хотя это очень важные темы.

Тамара Ляленкова: Валентин, вам понятно, о чем говорят ребята?

Валентин Рогатин: Конечно, мне понятно, о чем говорят ребята. Они совершенно правы в том, что в кинотеатрах, к сожалению, показывают 1% того кино, которое выходит в мире. Что касается VR. Если говорить о том - заменит ли VR кино 2D в будущем, то, скорее всего, этого не произойдет. Потому что в кинотеатре как раз осуществляется вот этот коллективный просмотр, когда все вместе смотрят, все вместе реагируют. И это ощущается совершенно по-другому, когда вы смотрите один дома. К сожалению, для VR пока такого не придумали. Ты полностью должен погрузиться, быть там. Ты надеваешь очки, ты надеваешь наушники, и ты не видишь и не слышишь никого вокруг. Ты один на один с режиссером, с актерами. Даже если делают совместные просмотры, когда 30 человек смотрят в очках, а звук идет общий, то все равно ты не ощущаешь, что чувствуют люди рядом с тобой. Они могут смотреть совершенно в другую сторону.

Тамара Ляленкова: Вот эти VR фильмы, которые вы собираетесь делать, они растут все-таки из того кинематографа, к которому мы все привыкли?

Валентин Рогатин: Да, конечно. Истории все равно остаются теми же самыми, базовыми, просто они обретают некую новую форму, которую мы используем. Но есть еще такая проблема VR кино, что многие фильмы, которые я видел, снятые в 360 градусов, их, на самом деле, можно было спокойно снять в 2D. И это бы никак им не повредило, а даже бы улучшило. Поэтому с этим, конечно, еще режиссерам предстоит разбираться - для чего именно им нужна эта технология.

Всеволод Коршунов: Кстати, вот именно по этому поводу мы проводим такую серию показов "Эстетика 3D", где разбираемся о 3D драматургии, о 3D психологии. И когда автор понимает, для чего это 3D и без 3D эта история не будет так работать, 3D вскрывает глубинные какие-то вещи в истории и в характере, и в самой идее. И фильм "Аватар" Кэмерона просто знаковый для 3D. Фильм, на самом деле, очень интересный и глубокий. И 3D помогает вскрыть те идеи, которые Кэмерон туда заложил. Это не просто такое - ой, как интересно, такое трехмерное. А 3D является инструментом единственно возможным рассказывать эту историю. Это очень важно.

Святослав Элис: Валентин, как вы относитесь к интерактивному кино? Я знаю, что в последнее время появляется большое количество опытов с таким жанром, где зритель может напрямую влиять на фильм. Это перспективно?

Валентин Рогатин: Вполне тоже, но скорее как развлечение. Я не знаю, может быть, когда-то будут в кино показывать интерактивный фильм, и общим голосованием зрителей будет определяться его дальнейший сюжет. Но захотите ли вы идти в кино и смотреть то, что навяжет вам большинство? Это не факт. Дома - да. Когда вы смотрите один, вы хотите выбрать. Вы пересмотрите еще раз, а что было бы там. Это интересно. Но это тоже стороны развлечения скорее. Насчет искусства пока, мне кажется, рано об этом говорить.

Всеволод Коршунов: Есть ловушка у интерактивного кино и очень серьезная. Интерактивное кино, где мы выбираем просто сюжет, убивает или не убивает, прощает или мстит, идет налево или направо, там есть условная красная или условно зеленая кнопка. С одной стороны, да, это то самое вовлечение зрителя, о котором мы давно мечтали, начиная с античных времен. Мы, киношники. Про античные времена, конечно, шучу. Но, на самом деле, это вышибает зрителя. Почему? Потому что я выпадают из этого "сна наяву", как называл Блок кинематограф, из этого иммерсивного облака, облака погружения в кино. Я думаю, что все знакомы с этим эффектом, когда вы забываете, что вы находитесь в центре города в кинотеатре, и вы как бы в таком мыльном пузыре между экраном и вашей реальностью. Вы из нее вылетаете. Мыльный пузырь лопается, и вы нажимаете на кнопку. И дальше нужно заново с нуля этот иммерсивный эффект погружения создавать. В этом смысле гораздо интереснее сейчас опыты н-активного кино. Есть интерактивное, а есть н-активное кино, когда сажают зрителя в кресло перед экраном. А в кресла вмонтированы датчики температуры тела, потоотделения, пульса. И меряется некая эмоциональная температура. Вы в этом иммерсивном облаке как бы находитесь и с ней пребываете, а ваше тело говорит вам скучно или страшно, вы сейчас уснете совсем или у вас так много эмоций, что сердце просто выскочит. Вы как бы находитесь в этом аватаре условном иммерсивном, а тело дает знаки, что вы чувствуете. Есть такой финский режиссер, художник Пийя Тикка, который занимается этими опытами. Безумно интересные вещи. Возможно, в эту сторону пойдет кино, кто его знает.

Тамара Ляленкова: Да, с телом, на самом деле, вещь интересная. Есть даже специальные такие упражнения для студентов. Валентин, как себя чувствует актер? Как он может в той технологии, которая используется вами? Там примерно все то же самое, как в кинематографе - те же правила? Или от актера требуется что-то более важное или понимание того, где сейчас, или думать про то, какая у него спина?

Валентин Рогатин: Да, там есть дополнительные ограничения, связанные как раз с техникой и с технологией производства. Так как камера снимает картинку на 180 градусов, одна камера и другая, актеру запрещается подходить слишком близко к камере, иначе он расплывется по ней, и также нельзя уходить слишком далеко, потому что его не будет видно. К сожалению, качество производимого VR сейчас еще пока не на высшем уровне, оно страдает.

Тамара Ляленкова: А есть какие-то вещи, которые пропадают, благодаря новым технологиям, что-то уходит, что-то, чего они не могут сделать, но может сделать вот такая простая история, показанная традиционным образом?

Валентин Рогатин: Пропадает, наверное, управление режиссером вниманием зрителя. Это самое главное. Потому что в VR ты в любой момент можешь повернуться в любую сторону и смотреть куда угодно. Сейчас, конечно, пытаются как-то найти и управлять светом, музыкой, звуком, привлекать внимание человека. Но все равно, если в картине, например, машина сбивает человека и уезжает дальше, там начинается стрельба, может быть, кто-то останется смотреть, все ли в порядке с этим человеком - выжил он, встанет или нет? А там уже происходит совсем другое действие, которое режиссер хочет, чтобы ты посмотрел, но ты переживаешь за этого человека. Поэтому именно управление вниманием - это самая важная проблема для VR.

Всеволод Коршунов: Мне очень нравятся слова Горького. Горький - один из первых кинорецензентов в нашей стране. Когда в Нижнем Новгороде показывали кино в конце XIX века, он написал о том, что "это машина, которая будет разбалтывать нашу нервную систему". Мы будем с каждым годом требовать все более острых и более неореалистичных ощущений. В этом смысле я всегда поражаюсь, когда студенты выходят с фильма "Похитители велосипедов" де Сики, шедевра итальянского неореализма, либо другого фильма неореализма, сделанный за три лиры, т. е. за три рубля, и они все в слезах. Вот это возвращение к простому чувству, к чувствованию при просмотре это очень важно для меня. Вот это простое чувствование, к сожалению, уходит. Мы потакаем вот этой линии разболтанности как бы нервной системы. Мы требуем от кино, и кино на этом дает все большего и большего… Оно все больше и больше бьет молотком по нашим рецепторам. Очень важно сохранить при этом вот это простое чувствование.

Тамара Ляленкова: У нас есть возможность узнать, каким видят идеальное кино ученики Киноколледжа.

- Для меня одно из идеальных - это что-то из новой волны, наверное. Потому что это что-то такое, с одной стороны, просто и легкое, а, с другой стороны, очень какое-то символичное. Там много отсылок к искусству.

- Это, наверное, фильм, который стремится к какой-то актуальности. Это актуальный фильм. И актуальный не в смысле какой-то политической темы или то, что он много денег соберет, или то, что он поднимает какие-то очень важные вопросы, а актуальный в плане языка, на котором он показывает что-то.

- Кино, которое снято именно как кино. У кинематографа свой язык, свои законы. Он вбирает в себя остальные искусства. Тем, что он вбирает, как раз он индивидуальнее всех остальных.

- Оно должно показывать простому зрителю, никогда не занимавшемуся разбором фильма, не смотревшим на выразительные средства, чтобы он показал ему какую-то неочевидную красоту. В идеале этот фильм должен удовлетворить человека за счет того, что он просто увидит героя, который ему приятен как какой-нибудь Багров в "Брате", и в то же время показать зрителю, что есть какая-то еще другая красота, которую он потом может применять в своей жизни. Если соединить свойства экспериментального кино с простой человеческой историей.

Святослав Элис: Современные фильмы очень динамичны зачастую по сравнению с фильмами, которые снимались в прежней эпохе, с такими неторопливыми. Сложнее писать сценарии для современных фильмов, когда ты знаешь, что тебе нужно вместить максимум действия в небольшой отрезок времени?

Всеволод Коршунов: Это интересный вопрос. Во-первых, современные фильмы очень разные. И даже мейнстрим очень разный. Сегодня уже теоретики кино говорят о том, что блокбастеры, которые раньше были внутри мейнстрима этого вида кино, уже выделяются в некую отдельную структуру, в отдельный вид кино. Есть такая притча, которую мы узнали со времен Антониони "За облаками", но она в разных вариантах существует. Один из вариантов притчи гласит, что в Мексике европейцы отправились в далекий-далекий монастырь на гору. Местные люди сопровождали этих европейцев. И один из них сказал: "У нас очень много поклажи. Мы очень медленно идем и, вообще, скоро закат. А нам нужно добраться до места". И тогда ему местные люди сказали: "Мы, конечно, можем и быстрее подниматься, но души наши не успеют". Очень интересно, что молодые люди все больше и больше задумываются как раз о том, что эта скорость восприятия, скорость перемещения что-то делает с внутренним нашим ощущением. И студенты, и выпускники задумываются над очень простыми вещами - вот этого чувствования, разговора об этом чувстве, разрешение себе чувствовать. Наш мир очень поверхностный. Он делает нашу коммуникацию очень поверхностной, а хочется глубинных ощущений. Вот это рассогласование они очень остро чувствуют.

Тамара Ляленкова: С другой стороны, много соблазнов. На самом деле, этих инструментов тоже очень много. Надо уметь выбрать. И чтобы выбрать, надо уметь ими пользоваться. И это всегда, наверное, сложно. У нас есть возможность посмотреть небольшую работу. Это из проекта "Другая планета". Это что касается графики компьютерной - как то выглядит. Вот такие вещи трудно или легко делать? Насколько легко может справиться студент или режиссер? Надо ли это себе как-то представлять?

Валентин Рогатин: Представлять это себе обязаны режиссеры, операторы, студенты. Этому учатся. И у нас есть павильон хромакейный, на котором работают студенты, учатся, снимают.

Тамара Ляленкова: Это такой новый навык?

Валентин Рогатин: Да. Мы тоже это проходили, тоже это делали. Действительно, очень многое зависит от того, как выставлен свет, потом в постпродакшн как это будет выглядеть. Будет ли видно, что снято на это хромакее или, действительно, это натуральный фон. Очень сложно снимать хромакей в движении. Если, например, человек сидит в машине, а за окнами у него улица проносится, то, соответственно, тоже должна быть одинаковая скорость. Но я бы не сказал, что это сложно освоить. Это сложно сделать очень хорошо и очень качественно. Этому уже люди учатся серьезно. Они должны не только уметь это снимать, но и обрабатывать в программах. Программы сейчас доступные. Зеленую ткань тоже можно купить. А вот соединить это все, научиться - это нужно как раз просматривать фильмы, которые делает тот же Голливуд. Они замечательно работают с хромакеем. Там ты не можешь понять, где настоящее, а где - нет. Этому у них стоит поучиться.

Тамара Ляленкова: По идее это такая обычная театральная, киношная условность то, что мы видим?

Всеволод Коршунов: Условность - это когда мы видим синий фон. А на экране как раз это тотальная безусловность, как раз максимальная достоверность таким образом создается. Здесь к актерам огромное количество новых вызовов. Потому что нужно испугаться пустоты, взаимодействовать с пустотой или с куклой, которая потом будет обличена в плоть. Это тоже очень интересно.

Святослав Элис: Всеволод, постепенно технология хромакея становится более доступной, более качественной. Видимо, уже через несколько лет наступит такой момент, когда любой обладатель мобильного телефона сможет каким-то образом наложить любую графику на свой домашний фильм, и он будет выглядеть вполне реалистично. Как это изменит индустрию кино?

Всеволод Коршунов: Я думаю, что это уже частично происходит. Но здесь важно вот что понимать, что, конечно, это мобильное кино, очень не похожее уже сейчас и будет не похоже на то кино, которое делает большой Голливуд. Это такие две абсолютно противоположные вещи - кино "на коленке" (все-таки какой бы не была технология, но будет видно, что кино сделано на коленке) и кино с бюджетом "Пираты Карибского моря" (бюджет этой одной картины составляет годовой бюджет города-государства Ватикан и почти всей Африки). Но здесь очень интересно, что нет границы между двумя этими полюсами, все очень проницаемо. Более того, Голливуд и большое кино, наоборот, используют элементы трэш-кино, TouTube кино, мобильного кино, когда какие-нибудь мстители открываются боевой сценой, снятой как бы дешевой дрожащей камерой. У них есть все возможности сделать красиво, пафосно, замечательно, но для приближения нас к этим персонажам они делают такой псевдодокументальный эффект специально для того, чтобы мы в это поверили.

Тамара Ляленкова: Валентин, вы понимаете, для кого вы будете делать кино? Есть ли мысль о том, что это зритель молодого возраста, среднего или старшего? Это имеет значение?

Валентин Рогатин: Это имеет колоссальное значение. Но сейчас, пока я еще молодой, я делаю кино и для себя. Соответственно, я себя отождествляю с той аудиторией, для которой делаю кино. Поэтому мне сейчас, наверное, полегче, чем режиссерам, которым уже за 50, допустим, которые хотят привлечь в кинотеатр молодых людей. Им, конечно же, нужно копаться в YouTube, смотреть хроники, смотреть блогеры, смотреть, о чем они думают и т. д. Я во всем этом сам кручусь, верчусь. Я это понимаю и интуитивно это чувствую. Я понимаю, что если мне это интересно, то, скорее всего, это будет интересно аудитории, для которой я это рассказываю.

Тамара Ляленкова: А вы не боитесь, что вам очень быстро кто-то начнет наступать на пятки? Если технология будет дальше также быстро развиваться, то могут появиться люди, которые не учились, но которые уже делают?

Валентин Рогатин: Если будут какие-то новые технологии, то мы пока им открыты. Мы их изучаем. Поэтому в этом плане, чем больше сейчас будет в России сниматься любого кино, тем лучше. Потому что сейчас оно находится в упадке. В кинотеатрах идут в основном зарубежные картины. Поэтому чем больше людей мне наступит на пятки, тем больше я буду рад.

Всеволод Коршунов: Чем шире и ярче конкурентная среда, тем, конечно, отрасль будет чувствовать себя лучше, безусловно.

Тамара Ляленкова: Продолжаем разговор о новом молодом кино, о новых выразительных возможностях и кинематографе будущего, каким его видят молодые люди. В московской студии кинокритик, программный директор кинофестиваля "Артдокфест" Виктория Белопольская и режиссер Байбулат Батуллин. Байбулат и Анна Филатова получили специальный приз короткого метра на Кинотавре за фильм "Половинки". (Фрагмент фильма).

Короткий метр - это правильная история для молодого человека, который хочет зайти в кино?

Байбулат Батуллин: Я думаю, что, наверное, других способов и нет. Понятно, что нужно как-то доказать, что ты умеешь что-то делать. И это, в первую очередь, наверное, в короткой дистанции это твоя визитная карточка.

Святослав Элис: Виктория, я знаю, что вы на Кинотавре следили за программой полного метра. Появились ли там новые имена, что-то принципиально новое?

Виктория Белопольская: Дело в том, что сказать, что я следила, будет не совсем честно. Потому что я вхожу в отборочную комиссию Кинотавра. И поэтому мы посмотрели примерно 70 картин, которые были представлены для отбора. Что такое новое в наших обстоятельствах, для меня это вопрос довольно драматический. Для меня новое то, что большое кино как и короткий метр вошло в такой режим существования в виде активизма. Никто уже в большинстве своем кинематографисты, профессионалы, талантливые люди не рассчитывают на господдержку. Из четырнадцати картин конкурса при помощи Фонда кино или Министерства культуры сделано, по-моему, три. Каждый раз помощь частичная. Все остальное кино интересное, прорывное, которое до фестиваля в Сочи было показано в Берлине как фильм "Заложники" или в Канне как фильм Кантемира Балагова "Теснота", сделано без государственной поддержки. В коротком метре картины в этом смысле еще драматичнее. Там просто даже и 20% нет, созданных при государственном участии. То, что кинематограф может в наших условиях, в условиях экономических неприятностей, неурядиц не просто выживать, а процветать эстетически, художественно процветать без какой-либо господдержки в режиме активизма, для меня это было в этом году абсолютной революцией. Я вдруг обратила внимание на этот удивительный, поразительный и очень оптимистичный факт.

Тамара Ляленкова: Байбулат, вы думаете об этом как о профессии своей будущей? Или все-таки вы понимаете, что это занятие, которое хлеба не принесет, но зато даст какую-то реализацию вашу внутреннюю?

Байбулат Батуллин: Мне кажется, что как раз Московская школа кино старается из нас выпустить ремесленников, в первую очередь. Потому что, как нам известно, на сегодняшний день нашу киношную индустрию сложно назвать индустрией. Даже среди моего поколения, среди моих коллег, они приходят снимать кино для какого-то самовыражения. И поэтому у нас очень много авторских фильмов среди студентов. Все почему-то отвернулись от зрителя, хотя теперь уже тенденция другая. Очень много среди молодых и взрослых кинематографистов, которые пытаются повернуться лицом в сторону зрителя. Но насколько это удачно - это вопрос времени. Я пришел в Московскую школу кино за профессией. А параллельно, зарабатывая на хлеб, можно еще и снимать что-то для души. Если тебе повезет, то можно это еще и сочетать. Одно другому не мешает.

Тамара Ляленкова: А чем можно зарабатывать себе на жизнь, чтобы делать большое кино?

Байбулат Батуллин: Я думаю, что, в первую очередь, это реклама. Это короткая дистанция. Ненадолго погружаешься в эту историю и зарабатываешь какие-то деньги. Но так как я еще молодой и у меня за спиной у меня нет детей и семьи, я могу. Наверное, пока еще рано об этом говорить, но в будущем я бы хотел параллельно заниматься зарабатыванием денег и, если это получится, что-то снимать для души.

Святослав Элис: Виктория, как вам кажется, насколько это реально делать хорошее кино так, чтобы оно еще и приносило деньги?

Виктория Белопольская: Не будет приносить авторский кинематограф в арт-хаусном смысле денег. Это надо понять, принять. Последующим как бы шагом после этого мы видим нечеловеческий расцвет фестивального движения. В мире больше шести тысяч разнообразных кинофестивалей. Почему? Они стали альтернативным кинопрокатом.

Тамара Ляленкова: Но с другой стороны, и так поступают режиссеры некоторые документальных фильмов. Можно собирать деньги на разных платформах краудфандинговых в Интернете, можно их показывать.

Виктория Белопольская: Подождите. На производство можно собрать деньги. В прокате нельзя!

Тамара Ляленкова: А показывать их каким-то образом "Помоги автору" или "Автор будет признателен" такая история у нас пока не работает.

Виктория Белопольская: Они нигде не работает. Интернет показ может существовать за счет рекламы. Он может приносить какие-то деньги, но не в смысле добровольных пожертвований.

Байбулат Батуллин: Все-таки слишком дорогое искусство.

Тамара Ляленкова: Но, с другой стороны, может быть, есть какие-то формы, если говорить про короткий метр и какие-то новые форматы, которые могут зайти в Интернет, конечно, к определенной публике, но тем не менее. (Фрагмент "Кинотанца" - режиссер Иван Скорик и художник Софья Кобозева).

Тамара Ляленкова: Байбулат, ваши сокурсники.

Байбулат Батуллин: Да.

Тамара Ляленкова: Мне кажется, что вот такое видео вполне может зайти в Интернет.

Байбулат Батуллин: Но опять же в Интернете много разной аудитории. А если взять YouTube, скорее всего, это для более интеллектуальной публики.

Тамара Ляленкова: Ваш короткий метр теперь пойдет по фестивалям, я так понимаю?

Байбулат Батуллин: Да.

Тамара Ляленкова: И это тоже, насколько мы могли понять, это такая условная, придуманная история. Это такой некий гротеск. Это вынужденная мера, когда в короткое время надо много дать каких-то символов и смыслов?

Байбулат Батуллин: Честно говоря, я не задумывался - вынужденная это мера или нет. Просто пришла такая идея. И мне показалось, что в рамках диплома короткого метра вполне можно рассказать такой анекдот.

Тамара Ляленкова: Да, он такой с подтекстом. Где это будет показано?

Байбулат Батуллин: Я думаю, что где-нибудь через полгода мы выложим в Интернет. Потому что для меня это важно. Я из поколения YouTube, я телевизор практически не смотрю, вся информация через Интернет. И TouTube - неотъемлемая часть. И мне дико интересно узнать реакцию публики YouTube и Интернета в целом.

Виктория Белопольская: Кроме того, есть сейчас компании, которые вполне занимаются прокатом короткометражных фильмов в виде альманахов. Вполне возможно, что и в кинотеатрах выйдет.

Тамара Ляленкова: Но это обычная длинная история, когда сначала фестиваль прокатывает где-то полгода. И только потом, условно говоря, рядовой зритель узнает о том, что произошло.

Виктория Белопольская: Да, это нормально. Во всем мире так.

Святослав Элис: Смотрите, как интересно. Мы узнаем, что молодые режиссеры уже смотрят на свои творения по новому, т. е. в форме YouTube, в форме Интернета. Как вы думаете, вообще, существует новое кино, молодое кино? Оно будет отличаться от того, к которому мы привыкли?

Виктория Белопольская: Это вопрос для меня открытый. Для меня здесь главным вопросом или ответом является то, что режиссеры нового поколения в совершенно другом режиме смотрели старое кино. Они не видели его на большом экране. Они переживали его совершенно по-другому. Они скачали его из Интернета или смотрели в Интернете в режиме онлайн, как правило, на другом экране и вообще по-другому.

Тамара Ляленкова: И у них не было чувства голода.

Виктория Белопольская: У них не было чувства голода. Они не знают запретов. Они могут посмотреть Бергмана тогда, когда они захотели его посмотреть. Разумеется, это создает совершенно другой кинематограф уже в их исполнении. Для меня очень поучительная история кинопроизводящей компании, которая называется "Стереотактик". Ее глава Павел Карыхалин, продюсер, замечательный человек, молодой. Люди начали заниматься, как они выражаются, сноубордическими видео. Они увлечены сноубордом. Они делали сноубордические видео. И документальный фильм "Кухня" они сделали. После чего оказалось, что сейчас это практически узловая компания, которая делает абсолютно эстетически, художественно прорывное документальное кино. Они победили на Кинотавре с картиной "Лалай-Балалай". Опять же никакой государственной поддержки. Никто не дает им денег. Министр культуры не оказывает им моральной поддержки. За них не борются, чтобы они были в кинотеатрах в приоритетном режиме. Они существуют. Они сделали прорывное кино "Соломанка", художественно прорывное. Это документальная картина. В позапрошлом году на "Артдокфесте" ее показывали. Она была показана на крупных фестивалях первого ряда в Европе. Что такое молодое кино? Это и есть вот эта модель.

Тамара Ляленкова: Мне кажется, что в документальное кино быстрее заходят какие-то и новый взгляд, и технологии. Может быть, потому что дешевле?

Виктория Белопольская: Дело даже не в том, что дешевле. А дело в том, что свободнее. Потому что они особенно не надеются на реализацию своего продукта в буквальном смысле слова. Они проживают какой-то опыт, делают личные открытия, совершают свой художественный поступок. Например, программа Кинотавра прошлого года. С моей точки зрения, это было просто кошмарно. Все хотят успеха в кассе. Даже не программа Кинотавра, а то, что пришлось отобрать. Все хотят никого не тревожить, всем нравится. В результате побеждает картина "Хороший мальчик" в 2016 году. Я даже не хотела бы ее рецензировать устно. Это очень тяжелый случай потакания самым примитивным зрительским потребностям.

За год ситуация совершенно переменилась. Все хлебнули вот этой беготни за успехом. И, с моей точки зрения, в документальном кино это просто проще именно потому, что ты чувствуешь себя свободнее. Ты не гонишься за этими... Нет успехомании.

Тамара Ляленкова: С другой стороны, действительно, молодое кино - это как свежая кровь, это поколение меняется. Или это принципиально может перевернуть что-то, учитывая, что опыт другой? Мы об этом спросили кинорежиссера, сценариста Алексея Попогребского.

Алексей Попогребский: Я не вижу каких-то кардинальных различий. Я не вижу чего-то, что можно сказать - о, пришло поколение Х, Y, Z, Ъ, Щ и так далее. Повлияло ли на них? Наверное - да. На самом деле, конечно, социальные сети YouTube, все эти медиа влияют, но ровно таким же образом как и на нас. Мы этим тоже все сами пользуемся. Понятно, не было у нас еще таких студентов, которые говорили: "Я сюда пришел для того, чтобы снимать кино для YouTube. Все, конечно, хотят снимать полные метры. Но вот что интересно. Лет 10 назад вы никогда бы не услышали от студентов режиссеров или сценаристов: "Я хочу снимать сериалы". Это считалось низким жанром. 10 лет назад в сериалы попадали неудачники. За это время очень много воды утекло. Во всем мире титулованные режиссеры снимают сериалы авторские, очень интересные. То же самое происходит и у нас. Я смотрю, многие студенты говорят: "Да, мне интересны сериалы. Я смотрю сериалы. Я смотрю премиальные сериалы, в первую очередь, западные. Я хочу снимать или писать вот такие истории из многих серий, которые выходят либо на телевизор, либо на стриминговых платформах". Вот это новое. 10 лет назад такого бы не было, и вы бы это точно не услышали.

Так или иначе, мне кажется, это этап, который неизбежен. Так или иначе, в большинстве случаев в первых работах, например, дипломных или курсовых, все равно они, как и мы, говорим о том, что касается нас самих, о чем-то своем, о каком-то своем опыте, пусть даже трансформированном в другую историю. Есть истории чисто игровые, как бы такие складно сработанные штучки, что тоже нормально для учебных работ. Хорошо это или плохо - не берусь судить. Но ощущение, что вот оно новое поколение, которое будет говорить новым языком о новых смыслах, такого пока не наблюдается.

Тамара Ляленкова: Байбулат, ваша мечта, какой фильм снять или, может быть, сериал?

Байбулат Батуллин: И большое кино, и сериал. Пока еще все впереди. На самом деле, когда я поступал, я не задумывался про сериалы. Это уже последние несколько лет начался бум сериалов. И, конечно, я тоже хочу. Причем, мы пишем сериал. Понятно, что YouTube неотъемлемая часть нашей жизни. Мне кажется, что через YouTube есть возможность доказать, что ты что-то умеешь. Там и свободы больше, и ответственности меньше в каком-то смысле, и зритель более беспощадный в хорошем смысле.

Тамара Ляленкова: А я думала доброжелательный.

Байбулат Батуллин: Нет, нет. Мы сейчас разрабатываем web-сериал. Но web-сериал в том смысле, что не снят на телефон, а можно представить, что он по телевизору. Но тематика и общение со зрителем... Там же отдельный мир - отдельные актуальные темы. Мы хотим попробовать сделать, что что-то произошло в мире YouTube, и мы уже интегрируем в следующей серии, что-то связанное с этой актуальной темой. Такого еще пока нет.

Святослав Элис: Виктория, как вы считаете, такое слияние кинематографа и Интернета порождает новую эстетику?

Виктория Белопольская: Нет, с моей точки зрения, нет.

Тамара Ляленкова: А вообще новая эстетика появляется?

Виктория Белопольская: Новая эстетика появляется не под влиянием Интернета.

Святослав Элис: А в чем фишка новой эстетики?

Виктория Белопольская: Универсально я сказать не могу на все виды искусства или на весь кинематограф. Но, конечно, для меня теперь, мне кажется, что визуально впечатляет больше вербальное.

Тамара Ляленкова: Об этом все психологи говорят.

Виктория Белопольская: И мы даже видим это по работам режиссеров старой школы. Надо сказать, из фильмов, произведших на меня впечатление в последнее время, самое сильное, пожалуй, в этом смысле на меня произвел фильм, а не сериал, Карена Шахназарова "История Вронского", который исключительно визуальный. Там так мало слов! Там удивительно мало слов. Он исключительно визуальный.

Тамара Ляленкова: Байбулат, ваш взгляд? Потому что язык - это то, что человека сделал социальным. В общем, как-то действительно, сделало человеком. Отказываясь в кино от вербального в пользу картинку или что-то важно для вас?

Байбулат Батуллин: Смотря какая история. Тут сложно сказать. В качестве примера. Победитель короткого метра Кинотавра, там несколько слов произнесли вслух, но это такой аттракцион в хорошем смысле этого слова! И в то же время так это все талантливо сделано, что никаких слов не надо. Это просто надо видеть. Пересказывать просто бессмысленно. Вот это кино. Хотя на словах, наверное, может быть, и...

Виктория Белопольская: Классик нашей документалисты, замечательный режиссер Виктор Косаковский формулирует для себя эффект документального кино, его главное воздействие в том, что это кинематограф, который фиксирует неповторимое. Если ты снял неповторимое, что нельзя воспроизвести, что существует именно так здесь и сейчас, вот это и есть документальное кино. И, вообще, во многом, наверное, понимание кино к этому близко.

Тамара Ляленкова: Мы спросили ребят Киноколледжа, каким они видят будущее кино.

- Мне кажется, люди все равно будут продолжать делать эксперименты с любой техникой, которая есть - с телефоном, с какой-нибудь камерой и т. д. Кино оно не ограничивается кинотеатром. Все эти эксперименты существуют повсюду. Какой-нибудь школьник, который монтирует новости и выкладывает это на YouTube. Это тоже связано с кино. И это очень влияет на киноязык.

- Каждый раз новое техническое открытие. Кто-то может придумать его не для развлечения, а для киноязыка. Когда-нибудь мы можем ходить в кино и быть актерами того фильма, который мы смотрим, все равно кто-нибудь придумает так, что это будет большое искусство, чем развлечение. Если кино - это движение, то по мне так это никогда не изменится. Как это было в начале ХХ века движением и сейчас, и в будущем будет движение. Я не думаю, что природа кино кардинально изменится.

- Можно просто взять и смешать все, что сейчас есть и поместить одно на другое. Например, представить, что в официальных кинотеатрах перестанут смотреть сюжетные фильмы, непонятные. Допустим, там начнут смотреть авангард. И все население планеты будет ходить в кинотеатры смотреть на мерцающие огоньки и говорить, что это нормально. А кто-нибудь будет показывать фильм с сюжетом, они будут говорить: "А что это ты снял?!"

Виктория Белопольская: Мне кажется, что то о чем говорил последний молодой человек, на самом деле, уже произошло. Потому что роман, связанный со стереоскопичным повествованием, уже давно перешел на маленький экран, в формат сериала. Только там мы можем увидеть большой серьезный роман - "Войну и мир", психологически обоснованное, аргументированное, художественно-полноценное. А кинотеатр стремится демонстрировать аукцион, что встряхнет и шокирует. В этом смысле то, о чем говорил молодой человек, уже произошло. Какое будет будущее? Я думаю, что у Оруэлла описана ощущалка, когда ты чувствуешь запахи и прочее.

Тамара Ляленкова: Сегодня мы пытались понять, как новые технологи могут изменить язык и, возможно, содержание кинематографа в будущем.

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG