Свершилось. Конгресс США проголосовал за «список Магнитского» — за билль, предусматривающий санкции против лиц, причастных к смерти юриста фонда Hermitage в московском СИЗО в ноябре 2009 года.
Теперь осталась подпись президента США. Из Белого дома поступают сигналы, что подпись не заставит себя ждать. Закон «Справедливость для Сергея Магнитского» связан с отменой поправки Джексона – Вэника, которая препятствовала развитию торговых отношений США с Россией (она была принята в 1974 году как санкция против страны, препятствующей эмиграции и нарушающей другие базовые права человека). Добиться отмены этой поправки в отношении России Барак Обама пытается уже второй президентский срок.
Какова бы ни была конъюнктура американской политики, результат отвечает цели сенатора Бенджамина Кардина, автора «Билля Магнитского». В интервью Радио Свобода в 2010 году Кардин сказал: «На мой взгляд, единственное, что требуется от российского правительства, — очень твердо заявить: мы не потерпим коррупцию, особенно общественную коррупцию официальных лиц и чиновников, мы проведем до конца это расследование, и виновные понесут наказание».
Первый раз я написала о Сергее Магнитском, когда он еще был жив.
Это произошло на следующий день после того, как 8 октября 2009 года Магнитскому были предъявлены официальные обвинения в уклонении от уплаты налогов. Позвонил глава фонда Hermitage Уильям Браудер, с которым мы до этого были знакомы заочно и не очень удачно для меня. Я пыталась несколько лет добиться от него интервью, но совсем по другому поводу, и из этого ничего не выходило. Теперь он хотел говорить — бить тревогу о судьбе своего юриста. По его словам выходило, что Магнитского посадили за то, что он вскрыл финансовую схему, в результате которой из российского бюджета были похищены 230 миллионов долларов. У меня не было «второго источника», чтобы проверить его слова, как того требует качественная журналистика. Но что-то в его тоне, в словах, в описании происходящего — Магнитскому, отнюдь не осужденному, а всего лишь подозреваемому, отказывают в медицинской помощи, не дают свиданий с семьей — заставило меня записать интервью, затем сесть, перелопатить сотни страниц материалов о Hermitage и сделать программу.
Через месяц Магнитский скончался в СИЗО. Это случилось 16 ноября 2009 года в следственном изоляторе Матросской Тишины, куда его перевели из Бутырки из-за серьезного ухудшения состояния здоровья. Помню, первая мысль, когда узнала: «О, нет! Надо было говорить больше. И громче. И писать не так осторожно, как написала». Друзья Магнитского переслали мне отрывки из его тюремных дневников:
«Об условиях содержания в Бутырской тюрьме.
Медицинское обеспечение.
Назначенные мне медицинские обследования и лечение не проводятся. Неоднократные просьбы о приеме врачом по существу игнорировались. Добиться приема врачом удалось только спустя месяц после того, как я об этом попросил. При этом мне не была оказана какая-либо медицинская помощь по поводу имеющегося у меня заболевания (калькулезный холецистит), в связи с которым ранее врачами тюрьмы на Матросской Тишине было назначено медицинское обследование и плановое оперативное лечение. Мне не были даны какие-либо медицинские рекомендации по поводу этого заболевания, не рассмотрен вопрос о необходимости назначения диетического питания. В проведении медицинского обследования до перевода в другую тюрьму было отказано, поскольку в Бутырской тюрьме нет аппарата УЗИ, а по поводу планового оперативного лечения мне сказали, что я смогу им заняться, когда выйду на свободу».
То, что последовало дальше, напоминало бесчеловечное комедиантство даже не поздних советских, а середины сталинских времен. За хором говорящих о «преступлении» Магнитского совершенно отсутствовала элементарная демократическая норма: все обвинения — это слова прокурора, а не суда. Вы забываете, что слово прокурора — не вердикт? И еще: а что с этими 230 миллионами, пропавшими из российского бюджета? Это кто-нибудь когда-нибудь расследовать будет? Кстати, это до сих пор не расследовано. Никто не отрицает, никто ни разу не опроверг данные фонда Hermitage, но никто ничего и не сделал. На обвинения просто не обращают внимания, словно их нет. Иногда хочется спросить: вы сейчас посмертно преследуете Магнитского и даже дело в суд передали спустя три года после его смерти, так скажите же хоть что-нибудь о 230 миллионах бюджетных денег! Молчание. Не действует даже отработанная система отношений власти с остатками гражданского общества: ваше право задавать вопросы, наше право на них не отвечать. Вопросы задаются извне – по мере и по месту прибытия траншей. Из Дубая, из Швейцарии. О происхождении средств на покупку квартиры, о чистоте финансов, помещенных на очередной счет...
Должно быть, следующей вехой в этой истории для меня лично был доклад американской организации «Врачи за права человека»:
«В день смерти, 16 ноября 2009 года, Магнитский пожаловался на боль и рвоту, и был переведен из СИЗО ФБУ ИЗ-77/2 УФСИН в больницу СИЗО ФБУ ИЗ-77/1. Там его обследовали на предмет заболевания, которое определили как холецистит и панкреатит. К тому времени – приблизительно между 6:20 и 7:30 вечера – Магнитский проявил поведение, которое врач А.В.Гаус определила как «острый психоз», в результате чего врач распорядилась надеть на него наручники. В 7:30 вечера Гаус вызвала психиатрическую бригаду, чтобы те оценили поведение и Магнитского и обеспечили лечение. Врач Гаус вернулась к Магнитскому только в 9:20 и застала его без сознания. Она распорядилась перевезти его реанимацию, где его попытались привести в сознание. В 9:50 вечера врач Гаус зафиксировала смерть Магнитского.
В соответствии с заявлениями членов психиатрической бригады скорой помощи, они получили запрос на обследование пациента в ФБУ ИЗ-77/1 УФСИН в 7:40 вечера 16 ноября 2009 года. Они прибыли на место в 8:00 вечера, однако в учреждение их не пускали приблизительно до 9:00 вечера. Вопреки тому, что заявляла врач Гаус, сотрудники психиатрической бригады обнаружили больного в обычной камере, а не в больничном отделении. Психиатры подтвердили его смерть между 9:00 и 9:15 вечера».
Есть документ, который называется «Миннесотский протокол». Он требует от правоохранительных органов фотографировать всю поверхность тела, а также делать фотографии любой травмы или внешнего повреждения тела человека, умершего в заключении. Американских врачей озадачил тот факт, что на языке Магнитского была колотая рана. Ее должны были не только сфотографировать, ее должны были исследовать токсикологи. В соответствии с протоколом судебно-медицинского вскрытия, этого не было сделано. Одному только Богу известно, что происходило за дверью изолятора, в котором находился человек, чью вину доказало для себя только следствие. И ведь его пытали. Если смерть это не доказывает, то можно сослаться еще и на синяки на запястьях, и на отказ в медицинском обслуживании. За что? Из-за чего? Ради чего?
Почему-то у меня не было сомнений, что Конгресс — пусть и после долгих споров и согласований между палатами — примет закон «Справедливость в деле Сергея Магнитского». Так же, как не было сомнений, что Уильям Браудер не оставит это дело без наказания — пусть не в России, пусть там, где его слушают — в законодательных органах зарубежных стран. Кстати, Польша в свое время заявила, что примет закон и список, аналогичный списку сенатора Кардина.
Теперь осталась подпись президента США. Из Белого дома поступают сигналы, что подпись не заставит себя ждать. Закон «Справедливость для Сергея Магнитского» связан с отменой поправки Джексона – Вэника, которая препятствовала развитию торговых отношений США с Россией (она была принята в 1974 году как санкция против страны, препятствующей эмиграции и нарушающей другие базовые права человека). Добиться отмены этой поправки в отношении России Барак Обама пытается уже второй президентский срок.
Какова бы ни была конъюнктура американской политики, результат отвечает цели сенатора Бенджамина Кардина, автора «Билля Магнитского». В интервью Радио Свобода в 2010 году Кардин сказал: «На мой взгляд, единственное, что требуется от российского правительства, — очень твердо заявить: мы не потерпим коррупцию, особенно общественную коррупцию официальных лиц и чиновников, мы проведем до конца это расследование, и виновные понесут наказание».
Первый раз я написала о Сергее Магнитском, когда он еще был жив.
Это произошло на следующий день после того, как 8 октября 2009 года Магнитскому были предъявлены официальные обвинения в уклонении от уплаты налогов. Позвонил глава фонда Hermitage Уильям Браудер, с которым мы до этого были знакомы заочно и не очень удачно для меня. Я пыталась несколько лет добиться от него интервью, но совсем по другому поводу, и из этого ничего не выходило. Теперь он хотел говорить — бить тревогу о судьбе своего юриста. По его словам выходило, что Магнитского посадили за то, что он вскрыл финансовую схему, в результате которой из российского бюджета были похищены 230 миллионов долларов. У меня не было «второго источника», чтобы проверить его слова, как того требует качественная журналистика. Но что-то в его тоне, в словах, в описании происходящего — Магнитскому, отнюдь не осужденному, а всего лишь подозреваемому, отказывают в медицинской помощи, не дают свиданий с семьей — заставило меня записать интервью, затем сесть, перелопатить сотни страниц материалов о Hermitage и сделать программу.
Через месяц Магнитский скончался в СИЗО. Это случилось 16 ноября 2009 года в следственном изоляторе Матросской Тишины, куда его перевели из Бутырки из-за серьезного ухудшения состояния здоровья. Помню, первая мысль, когда узнала: «О, нет! Надо было говорить больше. И громче. И писать не так осторожно, как написала». Друзья Магнитского переслали мне отрывки из его тюремных дневников:
«Об условиях содержания в Бутырской тюрьме.
Медицинское обеспечение.
Назначенные мне медицинские обследования и лечение не проводятся. Неоднократные просьбы о приеме врачом по существу игнорировались. Добиться приема врачом удалось только спустя месяц после того, как я об этом попросил. При этом мне не была оказана какая-либо медицинская помощь по поводу имеющегося у меня заболевания (калькулезный холецистит), в связи с которым ранее врачами тюрьмы на Матросской Тишине было назначено медицинское обследование и плановое оперативное лечение. Мне не были даны какие-либо медицинские рекомендации по поводу этого заболевания, не рассмотрен вопрос о необходимости назначения диетического питания. В проведении медицинского обследования до перевода в другую тюрьму было отказано, поскольку в Бутырской тюрьме нет аппарата УЗИ, а по поводу планового оперативного лечения мне сказали, что я смогу им заняться, когда выйду на свободу».
То, что последовало дальше, напоминало бесчеловечное комедиантство даже не поздних советских, а середины сталинских времен. За хором говорящих о «преступлении» Магнитского совершенно отсутствовала элементарная демократическая норма: все обвинения — это слова прокурора, а не суда. Вы забываете, что слово прокурора — не вердикт? И еще: а что с этими 230 миллионами, пропавшими из российского бюджета? Это кто-нибудь когда-нибудь расследовать будет? Кстати, это до сих пор не расследовано. Никто не отрицает, никто ни разу не опроверг данные фонда Hermitage, но никто ничего и не сделал. На обвинения просто не обращают внимания, словно их нет. Иногда хочется спросить: вы сейчас посмертно преследуете Магнитского и даже дело в суд передали спустя три года после его смерти, так скажите же хоть что-нибудь о 230 миллионах бюджетных денег! Молчание. Не действует даже отработанная система отношений власти с остатками гражданского общества: ваше право задавать вопросы, наше право на них не отвечать. Вопросы задаются извне – по мере и по месту прибытия траншей. Из Дубая, из Швейцарии. О происхождении средств на покупку квартиры, о чистоте финансов, помещенных на очередной счет...
Должно быть, следующей вехой в этой истории для меня лично был доклад американской организации «Врачи за права человека»:
«В день смерти, 16 ноября 2009 года, Магнитский пожаловался на боль и рвоту, и был переведен из СИЗО ФБУ ИЗ-77/2 УФСИН в больницу СИЗО ФБУ ИЗ-77/1. Там его обследовали на предмет заболевания, которое определили как холецистит и панкреатит. К тому времени – приблизительно между 6:20 и 7:30 вечера – Магнитский проявил поведение, которое врач А.В.Гаус определила как «острый психоз», в результате чего врач распорядилась надеть на него наручники. В 7:30 вечера Гаус вызвала психиатрическую бригаду, чтобы те оценили поведение и Магнитского и обеспечили лечение. Врач Гаус вернулась к Магнитскому только в 9:20 и застала его без сознания. Она распорядилась перевезти его реанимацию, где его попытались привести в сознание. В 9:50 вечера врач Гаус зафиксировала смерть Магнитского.
В соответствии с заявлениями членов психиатрической бригады скорой помощи, они получили запрос на обследование пациента в ФБУ ИЗ-77/1 УФСИН в 7:40 вечера 16 ноября 2009 года. Они прибыли на место в 8:00 вечера, однако в учреждение их не пускали приблизительно до 9:00 вечера. Вопреки тому, что заявляла врач Гаус, сотрудники психиатрической бригады обнаружили больного в обычной камере, а не в больничном отделении. Психиатры подтвердили его смерть между 9:00 и 9:15 вечера».
Есть документ, который называется «Миннесотский протокол». Он требует от правоохранительных органов фотографировать всю поверхность тела, а также делать фотографии любой травмы или внешнего повреждения тела человека, умершего в заключении. Американских врачей озадачил тот факт, что на языке Магнитского была колотая рана. Ее должны были не только сфотографировать, ее должны были исследовать токсикологи. В соответствии с протоколом судебно-медицинского вскрытия, этого не было сделано. Одному только Богу известно, что происходило за дверью изолятора, в котором находился человек, чью вину доказало для себя только следствие. И ведь его пытали. Если смерть это не доказывает, то можно сослаться еще и на синяки на запястьях, и на отказ в медицинском обслуживании. За что? Из-за чего? Ради чего?
Почему-то у меня не было сомнений, что Конгресс — пусть и после долгих споров и согласований между палатами — примет закон «Справедливость в деле Сергея Магнитского». Так же, как не было сомнений, что Уильям Браудер не оставит это дело без наказания — пусть не в России, пусть там, где его слушают — в законодательных органах зарубежных стран. Кстати, Польша в свое время заявила, что примет закон и список, аналогичный списку сенатора Кардина.
