Александр Генис: Грузинский кризис застал врасплох Америку и ее прессу. Даже первые вопросы о войне американскому президенту задавал – как бы попутно - спортивный журналист. Прошло несколько дней, прежде чем газета «Нью-Йорк Таймс» опубликовала мнение редакции по этому поводу. Ну а потом, как это обычно бывает в момент тяжелого кризиса, на читателя и зрителя обрушился информационный шквал. Репортажи, интервью, аналитические статьи, карты, снимки, схемы, плюс, уже не подающаяся никакому учету, информационная истерика блоггеров. И чем гуще этот смерч, тем труднее в нем выделить главное – то, что касается нас всех, а не только тех несчастных, кто оказался в зоне конфликта. Но постепенно сквозь гул новостей пробиваются одни и те же печальные ноты. Америка прощается с той Россией, которой она аплодировала, когда в ее Конгрессе хоронил коммунизм Ельцин, с той Россией, в которой Запад хотел видеть партнера, союзника, единомышленника, разделяющего если не тактику, то стратегию свободного мира, его общие цели и надежды.
Другими словами, обещанный Фукуямой конец истории не состоялся. Это настроение – тяжелое разочарование в мечте, порожденной эйфорическими 90-ми – сквозит в каждой статье. Например, в той, где журналист с горечью цитирует великого знатока вопроса Джорджа Кеннана, говорившего «Россия способна граничить либо с врагом, либо с вассалом». И, конечно, общее место каждого материала – пророчество о новой Холодной войне.
Строго говоря, как напомнила корреспондент «Нью-Йорк Таймс», Эллен Купер, практически это невозможно:
Диктор: «Мало кто из экспертов предсказывает, что Россия сможет, как раньше, в дни расцвета ее военной мощи, вести политику глобального устрашения. В 21-м веке мир кардинально изменился. Явление на сцену новых мировых держав – Китая и Индии - делает немыслимым возращение Холодной войны».
Александр Генис: Тем не менее, сейчас мы слышим то, что помним по тревожным будням прошлого века. Сегодня, когда уже почти 20 лет прошло со дня падения Берлинской стены, язык Холодной войны особенно пугает, ибо мы изрядно забыли, как страшна эта риторика.
Напомнить о ней в своем «историческом репортаже» взялся наш Вашингтонский корреспондент Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: 10 августа этого года, на чрезвычайном заседании Совета Безопасности ООН, произошло событие, которому суждено войти в анналы истории. Представитель России Виталий Чуркин обвинил американского посла Залмая Халилзода в применении двойных стандартов и игре на публику.
Виталий Чуркин: Теперь о заявлении господинана Халилзада в отношении террора против гражданского населения. Это заявление, уважаемый господинн Халилзад, абсолютно недопустимо, тем более, из уст постоянного представителя страны, о действиях которой мы знаем, в том числе о том, к каким последствиям они приводят для мирного населения и Ирака, и Афганистана, и той же Сербии. Так что, если вы действительно хотите искать пути выхода из вооруженного конфликта, то давайте заниматься поиском серьезных политических решений, а не пропагандой, даже если, может быть, какие-то ваши политики хотели бы, чтобы вы позанимались пропагандой здесь, в Совете Безопасности ООН.
Владимир Абаринов: К теме пропагандистского эффекта Чуркин возвращался еще не раз.
Виталий Чуркин: Вот это серьезный подход, уважаемый постпред Халилзад, а не вброс резолюции в Совет Безопасности. Кстати, вы сказали, что обсуждаете ее с коллегами. Могли бы и с российскими коллегами, между прочим, обсудить, если вы хотите, чтобы какой-то документ был принят Советом Безопасности. Вот это был бы серьезный подход, а не пропагандистский подход, который мог бы понравиться тому или иному кандидату в президенты Соединенных Штатов.
Владимир Абаринов: Стены штаб-квартиры ООН слышали немало резких заявлений, обменов острыми словесными уколами, которыми богата история Холодной войны. Достаточно сказать, что первым постоянным представителем Советского Союза в ней был Андрей Вышинский – прокурор на печально знаменитых открытых московских процессах конца 30-х годов, где он блистал зловещим красноречием о «бешеных псах» и «подлых гадинах». Эту риторику он перенес на трибуну ООН. Но самым известным эпизодом дипломатической истории Холодной войны стал, конечно, знаменитый ботинок Никиты Хрущева.
Дело было в октябре 1960 года. Советский лидер внес на рассмотрение Генеральной Ассамблеи ООН проект резолюции о предоставлении независимости всем колониальным народам. После него слово получил представитель Филиппин. Однако вместо горячего одобрения своей инициативы, Хрущев услышал, что вместе с азиатскими и африканскими колониями западных держав независимость должны получить и страны Восточной Европы, порабощенные Советскими Союзом. Хрущев рассвирепел. Он поднял руку, требуя слова, но председательствующий оставил этот жест без внимания. И тогда Хрущев, не найдя на столе более подходящего предмета, стал колотить по столу своей туфлей. Когда он, наконец, получил слово, гневу его не было предела.
Никита Хрущев: «Я протестую против неравноправного отношения к представителям государств, здесь заседающих. Почему этот холуй американского империализма выступает? Он затрагивает вопрос, он не процедурный вопрос затрагивает! И Председатель, который симпатизирует этому колониальному господству, он не останавливает его! Разве это справедливо? Господа! Господин Председатель! Мы живем на земле не милостью божьей и не вашей милостью, а силой и разумом нашего великого народа Советского Союза и всех народов, которые борются за свою независимость. Не заглушить вам голос народа, голос правды, который звучит и будет звучать. Конец, могила колониальному рабству! Долой его и похоронить его, чем глубже, тем лучше!
Владимир Абаринов: На слове «холуй» синхронный перевод прервался: переводчики не могли сходу подобрать подходящий эквивалент.
Высокой напряженностью отличалось заседание Совета Безопасности ООН 25 октября 1962 года, в дни кубинского ракетного кризиса. Посол США Эдлай Стивенсон потребовал от советского постпреда Валериана Зорина однозначного – и даже односложного - ответа на свой вопрос.
Эдлай Стивенсон: Ну, хорошо. Позвольте мне задать вам один простой вопрос: отрицаете ли вы, посол Зорин, тот факт, что СССР разместил и размещает на Кубе ракеты среднего радиуса действия и пусковые установки для таких ракет? Да или нет? Не ждите перевода. Да или нет?
Владимир Абаринов: По протоколу участники заседания ждут, когда им даст слово председатель. Но на том заседании председательствовал как раз Зорин, поэтому ответ последовал без задержки.
Валериан Зорин: Я не нахожусь в американском суде! И поэтому не хочу отвечать на вопрос, который задается в прокурорском плане. В свое время вы получите ответ.
Владимир Абаринов: Эдлай Стивенсон настаивал.
Эдлай Стивенсон: Вы находитесь перед судом мирового общественного мнения и можете ответить просто «да» или «нет». Вы отрицали существование ракет на Кубе. Я хочу убедиться, правильно ли я вас понял.
Владимир Абаринов: Продолжайте вашу речь, господин Стивенсон. В свое время вы получите ответ.
Эдлай Стивенсон: Я готов ждать ответа, пока не замерзнет ад, если вам угодно. Я также готов представить наши доказательства непосредственно в этом зале.
Владимир Абаринов: После этой фразы помощники Стивенсона внесли в зал и установили на пюпитрах увеличенные фотографии пусковых ракетных комплексов на Кубе, полученные при помощи самолета-шпиона.
Нечто подобное произошло в ООН на днях, на заседании, посвященном российско-грузинскому вооруженному конфликту. На филиппики Виталия Чуркина американский посол Залмай Халилзод ответил вопросом.
Залмай Халилзод: Я хочу остановиться лишь на одном моменте из выступления посла Чуркина. Посол Чуркин ссылался на телефонный разговор между его министром и госсекретарем Райс сегодня утром. Этот разговор ставит серьезные вопросы в отношении целей России в этом конфликте. Во время этого разговора министр иностранных дел Лавров сказал государственному секретарю Соединенных Штатов Райс, что демократически избранный президент Грузии — я цитирую — «должен уйти». Привожу эту цитату еще раз: «Саакашвили должен уйти». Это совершенно неприемлемо и выходит за все рамки. Я хочу спросить посла Чуркина: цель вашего правительства состоит в смене режима в Грузии, в свержении демократически избранного правительства Грузии?
Владимир Абаринов: Как и его предшественник Валериан Зорин, Виталий Чуркин не ответил ни «да», ни «нет».
Виталий Чуркин: Теперь ваша интересная ссылка на телефонный дипломатический конфиденциальный разговор между нашим министром и вашим государственным секретарем. Я прямо хочу сказать, что «изменение режима» — это американская терминология. Мы этой терминологией не пользуемся. Но иногда бывают случаи, когда лидеры, а некоторые из них, мы знаем из истории, даже и выбирались своими народами — разные, бывает, лидеры приходят к власти и демократическим или полудемократическим путем, — когда эти лидеры становятся преградой для того, чтобы народ мог выйти из той или иной ситуации. В этих ситуациях некоторые лидеры принимают мужественные решения в отношении своего политического будущего. Иногда те или иные вопросы обсуждаются, в том числе и между дипломатами. Я обнадежен тем, что вы публично об этом говорите. Я полагаю, это означает, что эта идея вас заинтересовала, и вы готовы вынести ее не суд международной общественности.
Владимир Абаринов: Позднее он прокомментировал инцидент журналистам.
Виталий Чуркин: Они решили применить ленинские принципы дипломатии – Ленин, как вы знаете, отменил тайную дипломатию. Ну что ж, я сказал послу Халилзоду, что мы тоже учились ленинской дипломатии. Нам тоже есть что рассказать о наших конфиденциальных беседах с Соединенными Штатами.
Владимир Абаринов: Как видим, время бурных дискуссий в ООН не прошло. Или вернулось.
