Известный экономист и политик, в 1992 году возглавлявший правительство РФ, Егор Гайдар представил в четверг свою новую книгу. В сборник "Власть и собственность" вошла новая работа "Смуты и институты", посвященная анализу последствий краха централизованного государства в России в 1917-1922 и 1991-1993 годах, а также впервые изданное еще в 1994 году, но актуальное и по сей день исследование "Государство и эволюция".
Дискуссия, развернувшаяся в Овальном зале московской Библиотеки иностранной литературы после презентации, показала: очень многих (а в зале присутствовали банкир Александр Лебедев, бывший губернатор Ярославской области депутат Анатолий Лисицын, политик Борис Немцов, глава Ассоциации российских банков Гарегин Тосунян, гендиректор госкорпорации "Роснано" Анатолий Чубайс, экономисты Евгений и Ирина Ясины и другие известные публичные фигуры и ученые) настораживают параллели, прослеживающиеся между нынешним положением дел в России и "смутными временами", которым посвящена работа г-на Гайдара. Отвечая на вопрос из зала, докладчик отметил, что, по его мнению, Россия еще не прошла "точку невозврата", за которой нереволюционная либерализация режима была бы невозможна. Эту и другие интересовавшие зал темы Егор Гайдар прокомментировал следующим образом:
О способности нынешнего режима к добровольным изменениям
Способен ли режим измениться? Если бы цена на нефть была 145 (долларов за баррель. ― РС), как в июле прошлого года, я бы сказал, что не способен. А когда Резервного фонда хватает максимум на полтора года при нынешнем развитии событий ― кому охота, чтобы его повесили, как последнего афганского лидера коммунистического режима (Мухаммед Наджибулла был казнен талибами в 1996 году. ― РС)? Или кому охота бежать за границу, чтобы потом его обязательно и выдали еще?
О связи власти, собственности и экономического роста
Беспрецедентное ускорение темпов экономического роста в мире на протяжении последних двухсот лет сопровождалось разделением власти и собственности. Получилось так, что у власти оказались связаны руки ― и после этого почему-то экономический рост пошел в десятки раз более высокими темпами, чем те, что были характерны для предшествующих нескольких тысячелетий. В этом смысле тенденция к объединению власти и собственности крайне опасна для стратегических перспектив российского развития.
Да, в России была динамично развивающаяся в течение десяти лет экономика ― после того, как мы провели приватизацию. Можно спорить, провели мы ее хорошо или плохо. Я бы предпочел, чтобы мы провели ее немножко по-другому, лучше. У нас были реальные ограничения, приватизация ― всегда процесс, в первую очередь, политический. После того как мы ее провели, у нас начала резко расти нефтедобыча. А до этого она быстро сокращалась. А когда начали проводить ренационализацию, нефтедобыча почему-то расти перестала. Но, тем не менее, хотя проблемы взаимоотношения власти и собственности есть, если вы сравните ситуацию с Советским Союзом 1985 года ― она все равно была радикальнее. Ну да, есть некоторые попытки ренационализации. Но это лишь некоторые попытки, все равно есть огромный частный сектор.
О централизации власти
Управлять всем из Москвы ― задача, которая не имеет решения. Потому что когда ты берешь на себя ответственность за то, что ты всем управляешь, назначаешь губернаторов ― тогда ты отвечаешь за вывоз мусора. А ты можешь из Кремля проконтролировать вывоз мусора в Саранске? Москва взяла на себя полномочия, которые она все равно не способна выполнить.
О разнице между реформами в России и Польше, восточные территории которой Красная армия заняла ровно 70 лет назад
Главная разница между нами и Польшей ― в том, что полякам было, конечно, легче. У них было несколько преимуществ. Первое из них ― то, что период социализма был гораздо короче. А чем короче период социализма, тем больше историческая память о нормальном строении общества. Самые активные деятели, которые принимали участие в польских реформах ― у них родители жили при капитализме, они внутренне понимали, что это такое. Большая часть предпринимателей тоже имела родителей "из капитализма". К тому же даже в социалистическом периоде там были частное сельское хозяйство и элементы свободы торговли. Там коммунистический режим сделал реформаторам поразительный по масштабам подарок ― он, по большому счету, либерализовал цены, то есть правительству оставалось только провести финансовую стабилизацию. То есть они, конечно, блестяще провели реформы ― но стартовая позиция у них была совершенно другая, чем у нас.
И второе ― Польша была частью советской империи. И поколения поляков мечтали когда-нибудь получить свободную Польшу. Когда начались реформы, польская католическая церковь напрямую обращалась к пастве с просьбой потерпеть, потому что это будет не совсем просто, но это нужно для обеспечения свободной, независимой Польши. Мы же были центром империи. Для нас мирный роспуск Советского Союза, что было, на мой взгляд, абсолютно правильным решением, одновременно означал, что 25 миллионов русских остаются за границами собственно России. То, что это будет политически тяжело, было ясно с самого начала. То, что у нас возникнет постимперский синдром ― можно было догадаться. В этой связи обеспечить политическую поддержку реформ у нас было неизмеримо сложнее.
О переносе чилийского опыта на российскую почву
В мире было немало авторитарных режимов. Какие-то из них на определенных этапах были относительно экономически эффективны. Но подавляющее большинство из них были коррумпированными и вредными для экономического развития. Почему, учитывая то, как относится российское общество к уровню коррупции в государственном аппарате, мы должны предположить, что мы будем поразительным исключением, типа Чили? У меня нет понятной аргументации.
